Страница 21 из 44
— Но, Смит!..
— Дорогой друг, — голос Найланда Смита вдруг зазвучал совершенно иначе, — сейчас не время для сантиментов. Мы сегодня представляем силы разума, противостоящие страшному безумию. Гревилль останется здесь — он лучше нас всех говорит по-арабски и разбирается в тонкостях их жизни. С этим вы, надеюсь, спорить не будете. Идите, Веймаут! Я полностью беру на себя ответственность за все. Не теряйте времени!
Возник небольшой дружеский спор, но вскоре воля Найланда Смита победила, и Веймаут с доктором удалились.
— Слава Богу, мне удалось их убедить, — с облегчением проговорил Смит, едва они исчезли за деревьями, и с силой сжал мою руку. — Но я волнуюсь, как дебютант. Сегодня нас сможет спасти только невероятная удача!
Внезапно он поднес к глазам бинокль и навел его на дальний угол стены. Прошла минута… Две… Три… Потом из-за угла донесся приглушенный вскрик.
— Боже мой! — трагическим шепотом произнес Найланд Смит. — На них напали! Быстрее, Гревилль!
Покинув укрытие и не обращая больше внимание на яркий свет луны, мы помчались что было сил. Если за покрытой железом дверью и скрывался наблюдатель, нам было не до него. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не отстать от Найланда Смита; казалось, его, всегда такого спокойного, внезапно подключили к линии высоковольтного напряжения…
Обогнув угол, мы погрузились в тень от стены и… едва не свалились на клубок борющихся тел.
— Петри! — вскричал Смит. — Вы здесь?
— Слава Богу, да! — тяжело дыша, отозвался доктор.
— Веймаут?
— Все в порядке!
Темно было так, что различить дерущихся не представлялось ни малейшей возможности, и я, окончательно махнув рукой на предосторожности, включил фонарик.
Доктор Петри, весьма растрепанный и потерявший свой головной убор, уже поднялся, оставив на земле бесформенную фигуру, одетую в какую-то непонятную хламиду из верблюжьей шерсти. Веймаут переводил дыхание, прижав своим немалым весом к земле точно такую же.
— Уберите свет! — приказал Найланд Смит.
Я повиновался.
— Найланд, — донесся из темноты голос Веймаута, — помните ту их встречу, в Лондоне? Там был только один лама. Здесь их двое!
Его слова объяснили мне, что за странные одеяния красовались на наших пленниках. Это были тибетские монахи!
— Они, наверное, услышали наши шаги, — продолжил Петри. — Спрятались в тени и, только мы выбрались на тропу, напали на нас. Лично я никакого вреда им причинять не собирался, но моего противника по крайней мере сбить с ног удалось.
— Думаю, я своего задушил, — мрачно пробурчал Веймаут. — Он пытался выколоть мне глаз.
— Петри! — будто осененный какой-то идеей, внезапно воскликнул Найланд Смит. — Теперь мы, кажется, прорвемся! Это рука Провидения!
С минуту мы молча таращились друг на друга, силясь поймать его мысль.
— О Господи! — охнул Веймаут. — Это слишком опасно, черт возьми! Бога ради, не надо так рисковать!
— А я все же рискну! — отрезал Смит. — Слишком многое поставлено на карту, чтобы раздумывать. Если бы они были сейчас на нашем месте, они бы не церемонились. Нам же остается заткнуть им глотки кляпами, чтобы не орали. Только вот чем бы их, черт побери, связать?
В этот момент монах, на котором в позе победителя восседал суперинтендант, издал громкий крик. Веймаут сделал неуловимое движение рукой — и вновь воцарилась тишина.
— Между прочим, у двоих из нас на головах — превосходные тюрбаны, — заметил победитель. — Это не меньше двенадцати футов замечательного плотного льна. Или вам нужно что-то получше?
Изредка подсвечивая фонариком, мы туго спеленали обоих тибетцев и заткнули им рты. Один из них пытался сопротивляться, но второй вел себя на редкость спокойно — победа Петри была одержана чистым нокаутом. Затем мы втащили пленников в выдолбленную в стене нишу; тень там была настолько густа, что вряд ли кто-нибудь увидел бы их, даже встав рядом. Потом мы с Найландом Смитом облачились в их жаркие одеяния из верблюжьей шерсти.
— Не забудьте пароль! — напомнил он. — Си Фан! Потом — обычное мусульманское приветствие.
— Замечательно. А что, если эти ребятишки говорили по-китайски?
— Я тоже говорю! — отрезал Смит. — В таком случае пропустите вперед меня. — Он повернулся к Веймауту. — Ваша задача — привести помощь не позже, чем через полчаса. Идите. Удачи вам. Я на вас рассчитываю.
Мелкие подробности обычно быстро стираются в памяти, но я всегда буду помнить момент, когда мы с Найландом Смитом, в одеяниях тибетских монахов, укрыв лица капюшонами, приблизились к обитой железом двери.
Мой спутник был абсолютно уверен в себе, и его великолепная дерзость меня воодушевляла. Когда он поднял кулак и нанес семь гулких ударов, я подумал, что, даже если этим замечательным приключением моя жизнь закончится, все-таки я прожил ее не напрасно, заслужив честь работать с мистером Найландом Смитом.
ГЛАВА VII
КАЛИ
Почти сразу дверь открылась.
Прекрасно понимая, что капюшоны были практически единственной нашей маскировкой и что мы не имеем ни малейшего представления о поведении тибетских монахов, я как можно ниже наклонил голову под пронизывающим взглядом высокого тощего китайца, внимательно осмотревшего сначала моего спутника, а потом меня.
— Си Фан! — произнес Найланд Смит, складывая руки в приветственном жесте.
— Си Фан! — ответил служитель и посторонился, давая понять, что гость может войти.
— Си Фан! — повторил я и, в свою очередь, был допущен.
Китаец закрыл дверь и старательно запер замок. Я остановился в некотором замешательстве. Тень от стены будто бархатным покрывалом окутывала нас с мистером Смитом, но дальше простирался сад с освещенными луной беседками, а за ним виднелся усаженный апельсиновыми деревьями двор, окруженный с трех сторон домом. Из окон падал неяркий свет, но нигде не было заметно ни малейшего движения, ни единой живой души, за исключением тощего китайца, впустившего нас. Я незаметно нащупал револьвер, который спрятал под своим монашеским одеянием, и это придало мне некоторую уверенность.
Жестом руки служитель дал понять, что нам следует пересечь сад и войти в дом.
Должен признаться, что я привык к спокойной, размеренной жизни ученого, и то, что я стою здесь рядом с Найландом Смитом, вглядываясь в затененный деревьями дворик, на секунду показалось мне совершенно нереальным. В жизни мне еще не доводилось ввязываться в подобные авантюры, где спасти нас могла только наша сообразительность!
Жизнь наша в самом деле висела на волоске. Я мучительно размышлял о том, были ли кому-нибудь лично известны два тибетских монаха, приглашенных на это сборище? Если да — мы погибли! Правда, несколько групп, собравшихся в кофейне Эль-Кхарги, судя по всему, не были знакомы друг с другом… но, вполне вероятно, существовала некая центральная фигура, знавшая всех.
Мы переоделись в платье тибетцев, но при них не было никаких верительных грамот. Пока мы неторопливо пересекали сад, я раздумывал над этим и, внезапно кое-что вспомнив, буквально остолбенел.
— Мистер Смит! — прошептал я. — Мы попались!
— Почему? — невозмутимо осведомился он.
— Старший из монахов носил на указательном пальце необычное серебряное кольцо. Знаете, с таким большим изумрудом! Я его заметил, когда помогал их обыскивать!
Найланд Смит вскинул руку, высвободив кисть из широкого рукава, и я увидел, как на его указательном пальце ярко вспыхнул в лунном свете огромный изумруд.
— Полагаете, это что-то вроде удостоверения личности? — с тем же спокойствием поинтересовался он. — Мне тоже так показалось.
Мы пересекли двор, вошли в открытую дверь и оказались в прихожей, освещенной единственной латунной лампой, висящей на цепях. Здесь были еще две двери — направо и налево, — но обе запертые.
На диване сидел очень старый китаец в маленькой шапочке, украшенной шариком кораллового цвета. Очки в толстой черепаховой оправе делали его похожим на сову. Высохшее тело было окутано бесформенным одеянием, отороченным каймой, прозрачные руки покойно лежали на коленях. На указательном пальце я увидел точно такой же перстень, какой Найланд Смит снял с тибетского монаха. Рядом, на диване, лежала серебряная табакерка.