Трудный ребенок

– Не стесняйся, входи, – послышался сзади невозмутимый голос. Показалось, что этот голос – иллюзия, стена, которая стоит между выгодной для Влада игрой и его истинными чувствами. Ненавистью, яростью и бессилием. И что это стена настолько тонкая – надави, и развалится. Распадется на камни, и ярость хлынет неуправляемым, диким потоком, который уже не остановить...

Рядом с Таном стояла Кира и смущенно улыбалась. Хрупкая, ранимая и до глубины души влюбленная.

Колдун вытянул руку вперед. Только теперь я заметила, что он держит в ней розу – абсолютно черную, на длинной ножке, на которой полностью отсутствовали шипы. Самый жуткий подарок, который мне когда-либо дарили.

Но я его приняла. Взяла немеющими руками и пробормотала слова благодарности. Поймала себя на мысли, что Чернокнижник рядом со мной кажется каким-то особенно большим и страшным. То ли мой рост повлиял, то ли смятение от чувств в спальне, от которых я все никак не могла отойти.

Атли тоже не были в восторге от прихода колдуна. Краем глаза я заметила, как Лара придвинулась ближе к Филиппу и инстинктивно сжала амулет на шее – обережную руну на широкой золотой цепочке. Рита забилась в угол, спрятавшись за спинами Алишера и Каролины. Оля прижала руки у груди. Кирилл напрягся.

Только Ирина вытянулась, как струна, и вовсе не выглядела испуганной. Она была зла, и злость эту не скрывала – с яростью глядела прямо в лицо Чернокнижнику, и я могла поклясться, готова была броситься в атаку.

Впрочем, Тан этот жест никак не оценил, даже взглядом не удостоил наследницу митаки.

Кира прокашлялась и нарочито громко сказала:

– Жутко хочется есть. Чем угощаешь?

– Все здесь, на столе, – ответила я и облегченно выдохнула.

Вечер выдался для меня трудным. Нужно было оставаться радушной хозяйкой, избегая при этом половину гостей. Изредка я ловила взгляд Киры – она хмурилась, и я понимала, что дочь ждет от меня чего-то – шага навстречу, примирительного слова, уступки. А меня распирало – так хотелось взять новенькую сковородку и огреть ее милого по голове.

Но я понимала, что это не решит проблемы. Ведь проблема колдуна не моя лично, она касается всех атли, в частности Влада.

А тому, казалось, и дела не было. Влад выглядел расслабленным и отрешенным, много времени проводил с невестой, уделяя ей львиную долю своего внимания. И когда ее рука слегка касалась его щеки, когда она призывно и тихо смеялась над его шуткой или просто переплетала их пальцы, у меня внутри все скручивалось узлом и безумно – до боли в горле – хотелось плакать.

Но я уже не маленькая, чтобы плакать. Переросла. Свыклась.

Часам к десяти я все же сдалась. Вышла на балкон, закрыла глаза и вдохнула колючий воздух, отчетливо пахнущий зимой. Воздух в квартире, пропитанный напряжением и страхом, раздражал легкие.

На балконе стало легче. Я выставила вперед ладони, и моросящий дождь заполнил их поверхность мелкими, приятными каплями. Жила тут же откликнулась, натянулась. Кен заструился по венам, успокаивая, наполняя силой.

Всего лишь день. Такой же, как и остальные. Дождливый, пасмурный, но обычный.

– Неплохая квартирка.

Я открыла глаза. Нахмурилась, но к вошедшему не повернулась. Только спросила строго:

– Зачем пришел?

– Пришел спросить, как долго собираешься бегать от меня, пророчица? Я никуда не денусь.

Я метнула в Тана ненавистный взгляд. Жаль, что кен у меня из ладоней выходит, а не из глаз. А то сгорел бы колдун, как пить дать.

Мечты...

– У тебя мания величия. Ты так высоко, что когда упадешь, ничего не останется – только мокрая лужа на асфальте.

– Ты очень милая, когда злишься, – улыбнулся Чернокнижник и положил руки на перила. Посмотрел вдаль – туда, где огни города сливались в замысловатое крошево из ярких искр.

– И что дальше, Тан? Вызовешь на поединок отца Киры? Убьешь его? Потому что знаешь, Влад ни за что не отдаст тебе племя добровольно.

– Кто знает, как оно будет, Полина...

– Я знаю. Кира возненавидит тебя.

– Помни: ты не должна нам мешать.

– Ах да, как я могла забыть?! Это же то самое обещание, из-за которого меня могли изгнать, – язвительно произнесла я. – Скажи, Кира знает об этом?

– Это была маленькая хитрость. – Тан пожал плечами. – Иначе Влад не принял бы меня. Ты должна понимать.

– Ничего я тебе не должна. – Я отвернулась и хотела было покинуть балкон, но Тан внезапно спросил:

– Чем же я так плох? Не я ли вернул тебе близких?

Его голос прозвучал обижено. Я даже удивилась – с чего бы. Но виду, конечно же, не подала.

– Мы заключили сделку, и я выполнила свою часть, – произнесла резко.

– А я – свою.

– Относиться к тебе с пониманием я не обещала!

– Вот скажи, пророчица, что ты за него так уцепилась? Сколько еще Влад Вермунд должен причинить тебе боли, чтобы ты поняла: не стоит за него держаться? Драться. Умирать.

– А за кого я должна умирать? За тебя? – Я саркастично улыбнулась и покачала головой. – Ты действительно думаешь, что сможешь меня убедить?

– Нет, – усмехнулся Тан. И уточнил: – Теперь точно нет. Возможно, если бы я попытался раньше...

– Например, тогда, когда делал мне ребенка? – язвительно поинтересовалась я. – Или тогда, когда похищал второго?

– Я зародил в тебе жизнь, а он угробил. Так кто из нас чудовище?

Я вздохнула. Нужно успокоиться. Нет смысла что-то доказывать колдуну. Нет смысла, но почему так хочется?

Все это гребаная справедливость! Хочется верить, что мир справедлив, хотя давно пора было понять – это не так. Кому-то достается сладенькое, а кому-то приходится давиться скисшим супом. Се ля ви.

Но вслух я все же сказала:

– Не нужно пытаться очернить Влада, Тан. Я сама решу, как к нему относиться. Но вот ты... Ты чужой. И позвала я тебя сегодня только потому, что Кира попросила. Она любит тебя, а ты хочешь разрушить ее жизнь. Но я тебе не позволю.

– Я не хочу разрушать ее жизнь, – тихо ответил Тан и отвернулся. – Я хочу лишь то, что принадлежит мне по праву.

– Нужно было вызывать своего брата, а не ждать тысячу лет, чтобы отомстить. Сейчас твои попытки смешны и нелепы.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда атли присягнут мне на верность.

– Может, они и присягнут, но никогда не примут. – Я помолчала немного, все больше успокаиваясь и наполняясь уверенностью: у меня получится. Кивнула, будто подтверждая окончательный и бесповоротный вердикт, и добавила: – Я никогда не приму.

Глава 18. Тили-тесто

Я была просто счастлива, когда все разошлись. Тишина и покой – что может быть лучше? Глеб помог мне убрать со стола и дремал на диване. Я улыбнулась и подумала, как все же хорошо, что он у меня есть. Именно благодаря ему завтрашнее утро будет спокойным. Накрыла его пледом и ласково погладила по волосам.

Потом с омерзением выбросила черный цветок в урну. Пугающая красота – я к такой не привыкла, и точно не хотела привыкать. Не раздумывая, завязала пакет и вынесла мусор. И что, что ночь – зато не буду со страхом просыпаться оттого, что эта роза все еще у меня в квартире.

Когда в дверь позвонили, я вздрогнула. Тут же строго отругала себя. Самой себе противна – от каждого шороха дрожу. Разве так ведут себя сильные сольвейги?

Я несколько раз вдохнула и выдохнула. Подошла к глазку.

На площадке стоял мужчина. Незнакомый. Высокий. Серая майка, обтягивающая довольно слаженный торс, русые волосы чуть выше плеч завивались на концах. Я посмотрела на часы: почти полночь. Вряд ли кто-то придет в такое время узнать, как пройти в библиотеку...

Тьфу, о чем я думаю вообще? Ведь, как недавно верно подметила: я – сольвейг. Если что, шандарахну кеном. Ну, или Глеб проснется.

Я открыла дверь.

Улыбка у мужчины была открытой, а глаза лукавыми. Вообще он был в меру симпатичным и, казалось, добродушным. Поза ловеласа: одна рука в кармане спортивных брюк, в другой – прозрачная пластиковая емкость.