Трудный ребенок

– Это слишком для меня... – прошептала она, и я закрыла глаза. Пропустила удар сердца. Второй. Третий.

Вязкое, парализующее безразличие наполнило до краев. Глеб был прав. А я ошибалась. Люди никогда не поймут нас. Не примут нашу суть.

– У меня, кроме тебя, никого нет, - продолжила Вика. – Все это время я думала, что у тебя своя жизнь. Так оно, в принципе, и есть, но... Почему ты не сказала раньше? Думала, что я не пойму?

Тоскливый, обиженный взгляд я выдержать не смогла, поэтому опустила глаза.

– Мою жизнь трудно назвать спокойной. Я много раз порывалась позвонить, даже брала трубку и набирала номер, но потом нажимала сброс, потому что понимала: не смогу тебе всего сказать. Разве поняла бы ты меня, когда охотник убил всех моих соплеменников? Или тогда, когда Чернокнижник воскресил их для меня? Или когда мою дочь похитили, а затем, спустя несколько месяцев, она вернулась совсем взрослой, влюбленной женщиной?

Я замолчала, чтобы перевести дух. Показалось, все это происходит не в реальности, а в одном из моих кошмаров. Что утром я проснусь, отдышусь, и все снова будет как прежде. И у меня будет надежда, что когда-нибудь я смогу рассказать все Вике, и она поверит.

Но на самом деле я понимала: это не сон. Реальность, которую я так сильно боялась, но которой не смогла избежать.

– Бог мой, Полинка, во что ты ввязалась? – Вика обеспокоенно взглянула на меня и покачала головой. – Кто-то сейчас угрожает тебе?

– Мне всегда кто-то угрожает, – нервно улыбнулась я. – Привыкла.

– Не смешно! Ты-то, может, и привыкла, но у меня одна подруга. Больше не нажила. И хоть ты последняя какашка, я все равно тебя люблю. Со всеми твоими опасностями и тайнами. Так что не смей там умирать, поняла! Вряд ли я все пойму... Но ты там держись.

– Все будет хорошо, – уверила я ее, подавляя желание разрыдаться.

– Твой мужик? – нахмурилась она. – Фокусник этот?

Я покачала головой.

– Друг.

– Плохо. Хороший он вроде. Положительный. И на тебя смотрит по-особенному. Как Матвей.

При упоминании о Матвее, сердце болезненно сжалось. Я уже успела забыть – и теплый взгляд, и заботу, и уверенность. Все это я похоронила давно, и земля на этом месте заросла высокой травой.

– Глеб не Матвей, – сказала я зачем-то. – Он лучше.

Конечно, лучше. Для меня. Ведь он понимает меня, знает о жизни хищных, живет со мной в одном доме и делит все радости и печали.

Друг.

Что ж, это намного лучше, чем любовник. С Владом у меня точно никогда такой близости не будет.

А семья... У меня уже есть семья. Дочь. Атли. Зачем мне что-то еще?

Я рассказала подруге о хищных. Не все – это было бы слишком долго. В общем. О том, кто мы, как живем, с кем дружим, а с кем, наоборот, враждуем. Обнимались мы долго. Минут десять. А потом она отстранилась, утирая выступившие слезы, и пробурчала:

– Иди уже. А то околеет твой... друг. Только звони чаще, если уж навещать не можешь. А мне все это переварить нужно. Осознать.

Я рассеянно кивнула, пытаясь перестать реветь. Выходило плохо. Разговор с Викой вышел непростым, но подруга поняла меня. Конечно, ей придется еще многое обдумать, понять и принять, но она не отвернулась, и это главное. Я не потеряла ее.

Считая на ходу ступени в ее подъезде, я поняла, что безумно счастлива. Впервые за последнее время.

Глава 16. Предложение

– И тогда я убью его, – сказала я, запивая очередной кусок гамбургера соком.

Глеб положил голову на согнутые ладони и прикрыл глаза. Казалось, он злится, и когда вновь откроет их, выльет на меня эту злость руганью и криком. Но он лишь покачал головой.

– Не сможешь. Ты не представляешь, что значит: убить. Дрогнешь, и все пропало.

– Не дрогну. И я знаю, что это такое. Я убила Рихара.

– Одно дело – убить охотника, напавшего на твою семью, и совсем другое...

– Колдун тоже напал! – выпалила я и тут же вспомнила, что мы находимся в людном месте. Посетители кафешки начали бросать на нас настороженные взгляды, и я перешла на шепот: – Тан украл мою дочь, забыл? Влюбил в себя и кичится этим. Черта с два я ему это так оставлю!

– Влад ни за что не согласится, – хмуро сказал Глеб.

– Владу не нужно знать. Уверена, он попытается сам. И я хочу, чтобы он попытался. А еще надеюсь, что Филиппу хватит мозгов не посвятить колдуна.

– Тебе сейчас несладко, да? – Глеб понятливо кивнул и, показалось, решил сменить тему. – Нам всем несладко, но тебе особенно. Жить рядом с ней не сможешь, поэтому хочешь съехать?

Воспоминание о девушке, приехавшей с Владом, вспыхнуло в мозгу болезненной пульсацией. Она не просто увлечение, любовница, которую потом легко будет бросить. Она невеста. И скоро станет женой. Я могла бы соврать себе, что мне все равно... Могла бы, но не буду. Признать собственные слабости — своего рода сила.

– И это тоже, что скрывать. Но не только поэтому. Я хочу самостоятельности. С первого дня в атли хотела. Не зависеть от него. Это так невыносимо – от него зависеть.

Глеб положил на стол ключи с длинным брелоком в виде зуба кабана. Он рассказывал, ему подарил его какой-то охотник. Не такой, к которым мы привыкли. Человек, охотящийся в лесах на лосей и зайцев. Знакомый из тусовки байкеров.

– Ну так въезжай. Мебель, правда, пока не всю завезли, ты же помнишь, там и спать было не на чем. Но на днях все сделают, я позабочусь.

– Мебель? – ошеломленно переспросила я, косясь на отшлифованный зуб.

– Я знал, что ты съедешь от атли. Еще когда он впервые привел девчонку в дом – знакомиться. А пока ты лежала без сознания, я занимался обустройством. Все же женщины любят это – занавески там всякие, стулья. Кровать. Спальня-то у меня вообще пустая. Мне что надо – пожрать да поспать. А для этого диван в самый раз.

– Глеб...

– Ты это... помолчи, – перебил он. – А то сейчас орать начнешь, а я еще не все сказал.

Он полез во внутренний карман куртки и извлек тонкий конверт.

– Вот. Только нужно будет заехать в банк, подписать там что-то... я плохо в этом разбираюсь, так что не запомнил.

– Что это? – хрипло спросила я.

– Совсем ослепла? Карточка.

– Это я вижу. Зачем?

– Ты же хотела не зависеть от Вермунда. Вот теперь не зависишь.

– Я хотела работать. А так... Что это вообще? Откуда? Ты банк ограбил?

Я подняла глаза и настороженно посмотрела на друга. Он закатил глаза, словно я спросила огромную тупость, и выдал:

– Ага. Украл все пластиковые карточки, что у них были. Теперь вот дарю девчонкам. – Вздохнул и резко посерьезнел. – Мои это деньги. Вернее, уже твои. Владей.

– Где ты взял деньги? Ты же не работаешь.

– Отличный вопрос. Странно, что ты не задала его раньше. На что, ты думала, я живу? Бензин, сигареты, еда. Они, между прочим, денег стоят.

– Но я... я же... – Все, что я могла, это пялиться на злосчастный зуб. Почему-то стало жаль убитое животное. Представилась кровь, жалостливые глаза умирающей скотинки, и я поморщилась.

– Не сможешь ты работать, пойми. – Глеб взял меня за руку. – Не получится. Охотники, Тан, и невесть что еще в будущем. А видения? Ты же рискуешь каждый раз угодить под машину, свалиться в яму или опозориться на деловой встрече. Хотя какие встречи? Образования у тебя все равно нет. Устроишься официанткой или секретаршей. Не хватит даже на еду. Что это за независимость?

– Но ты откуда деньги взял? Даешь мне... Что это вообще?

– Альберт – человек, который воспитывал меня с мамой, мой названный отец, был не беден. Своих детей у него не было, и он оставил мне то, что нажил.

– Причем тут я?

– Притом, что Влад, скорее всего, тогда был прав. Сложно это признавать, но Юлиана была не той девушкой, которой стоило доверять. Ты не такая. – Он упрямо подвинул ко мне конверт. – Возьми деньги.

– Нет. – Я отодвинула его обратно. – Ты знаешь, как я отношусь к жалости.

– Ты совсем что ли... – Глеб громко выдохнул и, казалось, находился на грани того, чтобы грязно выругаться посреди кафе. – Я жалел тебя когда-нибудь? Возможно, подтирал тебе сопли, когда ты ревела из-за Вермунда? Или плакал вместе с тобой над очередной мелодрамой? Послушай меня и пойми, наконец: жалость – это последнее чувство, которое я буду испытывать к тебе. Я делаю это, потому что ты мой друг и, черт возьми, заслужила! Ты рвала глотки, дралась за меня, ты пошла к охотнику, когда я загибался там, у себя в квартире. Отправилась к Вермунду, зная, как он зол. Просила за меня, и уверен, дошла бы до Первозданных. Ты заключила этот чертов договор с Чернокнижником, чтобы вытащить меня с того света. И не говори ничего об атли – я знаю, что в первую очередь ты хотела вытащить меня. Ни с кем у меня не было такого.