Цыпленок и ястреб

Я с Лизом, плюс еще семь экипажей, должны были провести день за полетами "жопы с мусором" — в смысле, развозя людей и имущество по расположению дивизии. Все остальные возвращались домой, чтобы выкопать побольше канав и накорчевать побольше пней.

Для меня все это было хорошими новостями. Я очень надеялся, что вьетконговцы и дальше пойдут туда, куда и шли. К тому же, я был готов заниматься чем угодно, только бы не корчевать эти здоровущие пни.

Когда мы закончили полеты по снабжению патрулей, стемнело почти настолько, что уже можно было включать посадочные фары. Я завис над третьей дорожкой, выискивая площадку для посадки. Облетел несколько свободных, принадлежащих соседней роте. Там уже начали рисовать на панелях номера, обозначающие часть. Когда я нашел свободную площадку, принадлежащую нам, она была за полмили до места нашего расположения.

Пока мы садились, Лиз связался со штабом и оттуда выслали за нами грузовичок. Как сказал водитель, наш вертолет вернулся последним.

Закат давно кончился, но на западе еще виднелись тусклые отсветы. Грязь на дороге давала холодные отблески. Грузовик прокладывал себе путь по этой грязи, а мы глядели из кузова, как мимо нас проплывают стоящие "Хьюи".

Грузовик остановился у штабной палатки, мы выбрались наружу и попрощались с Ричером и стрелком: те отправились в оружейку, чтобы сдать турельные пулеметы, а мы с Лизом двинулись в штаб, чтобы передать туда отрывной листок из бортжурнала. По этим листкам в штабе вычисляли налет машин и экипажей.

— Добро пожаловать, поздние пташки, — сказал капитан Оуэнс каким-то фальшивым тоном.

— Мы не поздние, — ответил Лиз. — Просто вот столько времени ушло.

— Шучу, Рон, — сказал Оуэнс без улыбки.

Лиз протянул ему листок:

— Похоже, я просто устал.

— Сейчас нам обоим пожрать бы чего-нибудь горячего, — добавил я.

— А-а, — сказал Оуэнс. — Столовая закрылась час назад.

Ему было неловко.

— Повар нам оставил что-нибудь? — спросил Лиз.

— Надо спросить у него, — промямлил Оуэнс. Он забыл сказать повару, чтобы тот оставил нам поесть, но не извинился. Мы глянули на него со злобой. Ему ничего не стоило бы признаться в ошибке, но он уже научился огрызаться. В части вертолетчиков-штурмовиков он и его напарник мистер Уайт были единственными, кто не летал на боевые задания.

На следующее утро мы увидели особенно жалкий пример того, как скверно работала наша разведка. Мы с Лизом вели замыкающую машину в строю из 16 сликов. Весь батальон поднялся в воздух, чтобы окружить роту ВК, которая, по данным нашей разведки была на марше из долины Счастливой в долину Бон Сон, ближе к побережью.

Пройдя перевал, мы повернули по долине на север. Еще через двадцать миль три роты сликов разделились, чтобы высадить десант в разных точках, окружив цель. Рота ганшипов разбилась на три группы, чтобы прикрыть нас.

Пока строй снижался для захода на посадку, я оглядывал местность. На этот раз не было никаких деревьев и холмов. Ровная земля, сухие рисовые поля и песчаные плеши с травяными кочками. Слабо верилось, что здесь могла спрятаться рота ВК.

Ведущие машины сблизились и их стрелки открыли огонь. Насколько было видно мне, трассы втыкались в голую землю.

С высоты в сотню футов и примерно за милю от одинокого дерева я увидел две фигуры, бегущие к нему со всех ног. Тридцать с лишним пулеметов пытались достать их.

Когда мы приблизились настолько, что я различал фонтанчики песка из-под их ног, один из них выронил винтовку и обернулся, чтобы подобрать ее. Он лихорадочно озирался. Небо заполнилось трассами и все они летели в него. Когда он дотянулся до винтовки, песок у его ног вскипел и он так и продолжил свое движение вниз, падая сквозь вихрь пуль. Вероятно, он был мертв еще до того, как ударился о землю.

Его перепуганный спутник продолжал спасаться бегством. По мере нашего приближения по нему начинало бить все больше пулеметов. Я потрясенно наблюдал, как пули распахивают все вокруг него.

— Сдавайся! — заорал я. — Сдавайся, еблан тупой!

Он понял, что не добежит до дерева и залег в единственном укрытии, мелкой песчаной ложбинке. Стрелки превращали в пыль все вокруг него, но Лиз не разрешил пулеметчикам нашей машины открыть огонь. Ебаный гук, самый отчаянный храбрец, какого я только видел, перекатился и направил свою винтовку на весь наш штурмовой батальон, несущийся на него под грохот пулеметов. Мне показалось, что он успел сделать один или два выстрела, прежде чем его разнесли на куски.

Финальный результат вылета? Вот эти два ВК. Наверное, наши разведчики держали карты вверх ногами. Коннорс предположил, что они сочиняют разведсводки, пользуясь китайскими печеньями с сюрпризом.

В письме, которое я написал Пэйшнс 15 октября, я рассказал, как Нэйта сбили во второй раз. Он вместе с Кайзером вез "жопы с мусором" вдоль дороги 19, и тут удачный выстрел, попавший в двигатель, заставил их сесть. Райкер и Готлер немедленно последовали за ними и подобрали их. Прежде чем улететь, они сняли с "Хьюи" радиостанции и пулеметы, чтобы не давать вьетконговцам лишний шанс пополнить свою все растущую коллекцию трофеев. Нэйт гордо пыхтел трубкой, рассказывая нам о своем приключении — вот и еще раз он вышел из почти смертельной переделки невредимым. Все соглашались, что если бы рядом не оказалось еще одного вертолета, история могла сложиться и по-другому. Я решил для себя держаться повыше в безопасных районах.

Еще я рассказал — а точнее, горько пожаловался — что мне не дали запланированный однодневный отпуск в Сайгон. План заключался в том, что каждому давался шанс побывать там по крайней мере однажды, пока вертолет проходит профилактический ремонт, слишком сложный, чтобы Кавалерия провела его на месте. Экипажи, перегоняющие машины в большой центр в Тон Сон Нхат менялись, а потому небольшой отдых доставался всем. Такие путешествия занимали от одного до трех дней.

На этот раз была моя очередь. Отпуск на один день. Я ходил довольный, потратил несколько часов на то, чтобы привести вещи в порядок, заставил Морстона постричь меня и составил список покупок для всей моей палатки. Слинять из Кавалерии, хотя бы на один день — это было здорово.

Но план поменялся. Командировку сделали трехдневной и кто-то решил, что трехдневная поездка для молодого уоррента — это будет слишком жирно. Вертолет повели два капитана. Фарриса разозлила эта перестановка. Наверное, так решил Уильямс, которого я настолько впечатлил своим расстрелом радиокомпаса.

Вертолет с двумя капитанами поднялся в воздух, а я взял топор и пошел работать в зоне Гольф. Мое мнение о командире роты продолжало меняться к худшему.

17 октября я получил от Уильямса "квалификацию правого кресла". Это означало, что теперь я считался достаточно умелым, чтобы самому командовать экипажем "Хьюи" в воздушно-штурмовых операциях. Почти что настоящий "старичок". До конца дня я вкалывал в расположении роты и даже не обращал внимания на грязь.

Пришло время нового полета в Сайгон на профилактику и теперь в экипаж назначили меня и Райкера. Трехдневная командировка.

Мы не полетели в Сайгон напрямик — это означало бы полет над 250 милями территории под контролем ВК в не совсем исправном "Хьюи". Сначала мы добрались до Кинхон, потом повернули на юг и пошли вдоль побережья к Вунгтау. Оттуда до большого города оставалось лишь двадцать миль.

Мы летели на высоте в 5000 футов, воздух там был прохладным и никакие пули не могли нас достать. Мы только и думали о Сайгоне — парни из деревни, вдруг приехавшие в столицу. Борттехник и пулеметчик тоже были довольны. Мы перешучивались по переговорному устройству и делились планами — кто куда пойдет. В такие моменты даже Кавалерия кажется неплохим местом.

Мы шли на небольшой высоте к Тон Сон Нхат. Отсюда Сайгон казался морем жестяных крыш, протянувшимся на мили. Мы пролетали всего в сотне футов над хижинами и садами, а их хозяева махали нам.