Парламент

— Вот и я объяснял тем же водникам: не ждите пока водообъекты приберут к рукам лихие люди типа Бурмистрова, Пантова и иностранцев. Сами берите в долгосрочную аренду насосные станции, назначайте себе руководителя и не митингуйте за нищих и обездоленных, а работайте…

— Ребята, к столу! — позвала из кухни Жанна, но они, казалось, даже не услышали её голоса.

Она заглянула в комнату, где оставила их полчаса назад, и поняла, что прерывать беседу нет смысла.

— Значит, закон о приватизации пока провалили?

— Только пока, — кивнул Хоттабыч. — с перевесом в один голос при тринадцати воздержавшихся. Кстати, как я вычислил, человек восемь из тех, кто ни туда и ни сюда — твои.

— Странно, на совещании фракции все до единого высказались, что будут голосовать против.

— Значит, с твоими коллегами, пока ты отсиживался в Марфино, уже кто-то основательно поработал.

— Думаешь предприниматели? — спросил Сердюков.

— Не только они. Мне кажется, не обошлось и без людей из администрации губернатора. В случае провала на предстоящих выборах, посулили им высокие должности под крышей губернатора. Вот и подвели тебя твои собратья по партии.

— Ну, пока ещё не подвели. Только воздержались.

Хоттабыч подался вперед и заговорил с жаром:

— Пойми, Витя, они и не добивались, чтобы все члены экологической фракции голосовали за приватизацию. Им было достаточно нейтрализовать твоих людей: мол, вам и не нужно резко менять мнение — воздержитесь и все. Только представь, если бы воздержались ещё пара-тройка человек — и мы бы навсегда потеряли национальную собственность.

— Завтра же соберу собрание фракции. Будет прямой разговор.

— И я в свою очередь сделаю так, что следующее голосование пройдет поименно и открытым для всех желающих. Можешь даже пригласить студентов из нашего, гидрологического. Пусть послушают, посмотрят.

— Мужики, вы за стол думаете садиться? — Жанна наконец решилась вмешаться в их разговор, — Картошка совсем остынет.

Они дружно поднялись и гуськом последовали на кухню.

— Ну, за что выпьем? — поднял рюмку с холодной водкой Сердюков, — За победу над предпринимателями?

— Это потом, — отклонил тост старого товарища Хоттабыч, — Давайте, за крепкие и нерушимые семьи?

Жена Сердюкова посмотрела на спикера с благодарностью.

— Наверное, между вами все-таки что-то было, — постарался пошутить Сердюков.

— А разве мы отрицаем? — Жанна мило улыбнулась Хоттабычу и поцеловала его в щеку.

ЗАСЕДАНИЕ 9. БОЙНЯ

1

За неделю до выборов Пантов изменился до неузнаваемости. Даже Роман Алистратов сам не ожидал, что такие перевоплощения могут случаться. Кандидат в депутаты без охраны и свиты помощников разгуливал по улицам, был сама вежливость и доброжелательность и не упускал случая, чтобы, увидев группу людей, не ввязаться с ними в разговор. Он внимательно и с понимаем слушал собеседников, порой недовольных, а то и вовсе разъяренных, вынимал из кармана блокнот и старательно что-то в нем выводил.

Роман, как хвост слонявший за Пантовым, в минуты доверительных депутатских бесед, лишь отворачивался и усмехался: два урока — «хождение в народ» и «обещать как можно больше» Пантов усвоил лучше всего.

По вечерам Пантов с озабоченным выражением на лице вытаскивал тот самый блокнот и, перелистывая его, с полной серьезностью уверял, что сразу же после выборов обязательно разберется и с качеством продуктов, которые поставляются в детские сады и ясли, и с распределением гуманитарной помощи для пенсионеров, и с работой женских гинекологических консультаций, которые вдруг стали платными. Словом, со всеми болячками, о которых ему наговорили избиратели. Иногда его ученик во время обсуждения проблем, так проникался вопросом, что даже сам верил: как только получит депутатские полномочия на новый срок, тут же приступит к выполнению данных обещаний. И это больше всего забавляло Романа.

Но Алистратов отдавал должное его неутомимости — день Пантова был расписан по минутам. Он не отказывался ни от одной встречи, ни от одного собрания и даже организовал несколько субботников на территории плодоовощной базы и центрального рынка. Выступая перед слушателями городского клуба «Всем, кому за тридцать», он с такой правдивостью доказывал, что будет добиваться увеличения всего хорошего и уменьшения всего плохого в семейной жизни, что не поверить ему было просто невозможно. В зависимости от настроения аудитории менялась и его мимика и поведение. Он мог быть грустным и обеспокоенным, мог хохотать до слез над устаревшим анекдотом, который дважды рассказали ему избиратели, мог на протяжении часа под шум одобрения декламировать только лозунги. С треском провалившись на своеобразном экзамене, который ему устроил Роман с помощью актеров местного ТЮЗа, кандидат сделал необходимые выводы и теперь, если требовала обстановка, становился смелым и находчивым. Когда они опоздали к началу встречи со студентами в банкетном зале дворца молодежи и Пантов увидел измазанного тортом своего соперника от коммунистической партии, то тут же взял процесс чаепития в свои руки.

— Только взгляните на эту размазню! — обратился он к скучающей аудитории и ткнул пальцем в сторону старого большевика-партийца, — Разве вы хотите такого будущего? Разве уже стерлись ваши молодые зубы и вы желаете, как этот человек, пить через медицинский катеттор бледный чай и сосать через марлю бисквиты?

Зал тут же наполнился смехом и веселым шумом:

— Не хотим!

— Тогда я заказываю всем по две банки пива и по пакету чипсов!

Самые отчаянные студенты тут же перевернули несколько столов с самоварами и чайными сервизами. Кто-то даже запустил куском торта в обезумевшего от страха коммуниста.

Роман поспешил удалиться, решив дождаться конца пивопития в машине. Уж кто-кто, а он знал, что только две-три недели в пятилетке кандидат в депутаты может быть любимцем публики, в доску своим парнем, душечкой и милашкой. Только в эти дни его можно потрогать за рукав, объясниться в любви и даже пригласить в гости. И если за ним следует группа журналистов, он не посмеет отказаться от предложения, даже если хлебосольный хозяин живет в хлеву вместе со свиньями.

Единственным утешением для Романа была мысль о том, что вся предвыборная показуха и игра в «любишь — не любишь» скоро закончится, и он навсегда покинет этот город. Но победит ли на выборах Пантов — не мог дать стопроцентной гарантии. Он, Алистратов, свою задачу выполнил, и никто, даже Бурмистров не смог бы ему бросить упрек в том, что он что-то недоделал, где-то недоработал. Разве его вина, что в начале предвыборной компании в штабе Пантова было допущено множество серьезных ошибок? Кому нужны были забастовки, всеобщие попойки на городской площади? Да и главный противник из экологической партии Сердюков, пока Пантов слонялся по парижам, показал себя с лучшей стороны. По данным Романа не нашлось бы ни одного предприятия, ни одного учреждения, где не побывал бы Сердюков. И, как выяснилось, он добивался расположения к себе не разговорами и обещаниями, а делами.

Даже приезд в область французской знаменитости, певца Валери, не дал желаемого результата и не смог резко склонить чашу в сторону Пантова: избирательный рейтинг двух соперников был почти равным.

Роман побывал на нескольких концертах, где мировая звезда посвящала свои самые известные песни кандидату от предпринимательской партии, после чего они, как старые друзья, обнимались и вместе долго раскланивались перед публикой.

Но и сторонники Сердюкова сделали ответный выстрел. Самые активные ходили по улицам Марфино с нелепыми оленьими рогами на голове, раздавали презервативы всем встречным и задавали неизменный вопрос:

— За Пантова или Сердюкова? — Если избиратель принадлежал к противоположному лагерю, ему вручался золотистый пакетик с французской резинкой со словами напутствия. — Бери, друг. Если у тебя на голове окажутся рога, то этот предмет тебе будет необходим.