Под тремя башнями

– Ух ты, и вправду ход… – Сашка перестал чертыхаться и сделал несколько осторожных шагов.

– Самое главное, клад рядом… – насмешливо сказал Мирек.

– Диви, опять про скарб, – пренебрежительно фыркнул Ярко. – И чого вы таки?.. Ну Сашко, то ладно, а ты-то чого?

– Так Сашка ж спрашивал. Всё ход да ход. Ну вот он тебе ход, – и Мирек мазнул лучом своего фонаря по стене.

– В огороди бузина, а в Киеве дядька, – Ярко сердито фыркнул. – Дальше нема куда лизты, бомба сюда попала…

– А что, мы посмотреть не можем? – Сашка опять затоптался на месте. – Пошли, хоть до конца коридора дойдём…

Коридор закончился нишей с узким вертикальным лазом.

– Сюда, кажись. – Мирек осторожно начал протискиваться вниз. – Пани Цыбульская говорила, тут вход был центральный, а от него хода.

– Слышь, – Сашка полез следом и, пользуясь тем, что Ярко отстал, быстро спросил: – Это уже тот вход?

– Не знаю, – Мирек вылез из ниши и начал осматриваться.

Лаз вывел в глухую сводчатую комнату. Посередине её был устроен, обложенный диким камнем, колодец, а вокруг него виднелись маленькие отверстия, похожие на низкие двери.

– Вот они ходы! Во все стороны! – обрадованно закричал Сашка и тотчас нырнул в ближайшую дыру.

Впрочем, радовался он зря. Это оказались вовсе не ходы, а крохотные низкие комнатки с мелкими нишами для сидения. В каждой комнатке потолочный свод заканчивался дырой размером в кирпич, через которую далеко-далеко наверху виднелось небо.

– Вот тебе и на, – обескураженно протянул Сашка, вылезая из последней дыры. – Куда ж дальше-то?

– Хлопцы, дывысь, тут ще нижче можна…

Ярко комнатками не интересовался и, наверно, потому заметил ещё один вход, оказавшийся чуть в стороне от, приведшего их сюда лаза. Вход был полузасыпан, и, когда ребята с трудом спустились по обвальной насыпи, они очутились в большом помещении с полом, сплошь залитым водой.

– Это ж откуда вода? – Сашка пошарил лучом фонарика по сторонам.

– А з реки, – Ярко кинул в воду кирпич. – Мы, считай, на три этажа вниз спустились.

Чертыхнувшись, Сашка постоял немного, потом плюнул и зашагал по воде прямо на середину. И тут же влетел сразу выше колен. Некоторое время он ощупывал дно ногами, поднеся фонарик к самой воде, затем попросил:

– Ребята, светите сюда…

Как ни странно, вода оказалась довольно чистой. Волны мало-помалу успокоились, и все увидели, что в том месте, где стоял Сашка, начинались ступени винтовой лестницы, круто уходившей под воду. В подземелье стало совсем тихо, и вдруг ребята услышали чем-то знакомую, странно-спотыкающуюся мелодию. Будто кто-то далёкий бил колотушкой по дребезжащему звонку.

Едва разобрав мелодию, Ярко покрутил головой.

– Во патефона мають! Там через всю площадь фокстрота втялы, а тут, дывись, и через стенку проходит…

– А что это за музыка такая? – Сашка шагнул обратно, и плеск воды заглушил мелодию. – Я не слышал раньше.

– Да то немцы часто играли. Як то «либер… либер»… от чёрт, забув, как там дальше? – Ярко повернулся к Миреку.

– Ах, мейн либер Августин… – Мирек пошарил лучом фонарика по стене. Ему показалось, что звук шёл именно оттуда.

– Та брось, не шукай, – Ярко махнул рукой. – Тут везде продухи во всю стенку, здоровенные такие, через них и слыхать.

– Продухи? – Сашка разом забыл про всяких Августинов. – А может, по ним пролезть можно?

– Да куда ты, дурья голова, теперь полезешь? – Мирек сердито фыркнул и начал перебираться на кучу щебня. – Бомба, видать, стену пробила и вода пошла, а снизу ил, тут водолаз, и тот не пролезет. Всё, Сашко, кончились наши скарбы, пошли…

Один за другим ребята, вскарабкавшись по завалу, выбрались к двери, и только Мирек, шедший последним, ещё раз обернулся на тёмную стенку, за которой, казалось, всё так же еле слышно звучал сентиментальный «Августин»…

Девочка с Ягеллонской

Башмаки сильно стесняли Сашку. Ему казалось, что стук толстых кожаных подмёток привлекает всеобщее внимание, заставляя прохожих оглядываться по сторонам. А прохожих было достаточно. Главная улица, бывшая Ягеллонская, пользовалась постоянным вниманием у жителей городка. За последние годы её трижды переименовывали, но, то ли сказывалась давняя привычка, то ли ещё что, но часть обывателей упорно продолжала именовать улицу Ягеллонской.

По старому, порядком исшарканному тротуару оживлённо сновали люди. Это место считалось жителями чем-то вроде клуба, и в то время, как другие улочки оставались пустынными, на Ягеллонской всегда толпился народ. Если уж быть честным до конца, то следует признать, что и Сашка сегодня появился здесь совсем не случайно.

Вообще-то ему этого не хотелось, но если уж так вышло, то… Причина была проста и в то же время значительна. Самые обыкновенные туфли, но не выменянные на толчке или барахолке, не полученные по ордеру в распределителе, а купленные в магазине. Заграничные, батинские[4], с узкой пяткой, с широкими носами, на толстой подошве, добротно сработанные из лоснящейся коричневой кожи.

Радость этой покупки была двойная. С одной стороны, Сашка, надев новые туфли, почувствовал себя почти что взрослым, а с другой, как-то сразу стало понятно, что жизнь наконец налаживается и, даст бог, вскоре наладится полностью. Потому Сашку и нарядили сегодня по-праздничному. В белые гольфы, коричневые башмаки, новую рубашку и короткие штаны с пуговицами, застёгивающимися под коленками. И, конечно, само собой разумелось, что ходить так можно только по Главной улице. Правда, Сашка ещё не привык к новой одежде и немного стеснялся, когда на него обращали внимание, но, в общем, был собою весьма доволен.

Намереваясь пройти улицу до самого конца, Сашка наискось пересёк мостовую и на секунду остановился возле магазина «Оптика». Его привлекла высокая зеркальная витрина, начинавшаяся почти от самого тротуара. В большом полированном стекле двоились выставленные на полочки оправы для очков, рекламные проспекты, какие-то замысловатые штучки, и хотя они немного мешали, здесь отражалась почти вся улица, а самое главное, можно было вдоволь налюбоваться самим собой.

Но едва Сашка начал присматриваться, как неожиданно рядом с ним появилась девочка. Точнее, он увидел её отражение в зеркале и, в первую секунду не поняв этого, нагнулся ближе к витрине, стремясь получше рассмотреть незнакомку.

Короткий смешок, неожиданно раздавшийся прямо возле уха, вернул Сашку к действительности. Он резко обернулся и очутился носом к носу с девчонкой, задорно глядевшей на него. Сашка растерянно смотрел ей в лицо и медленно краснел. А она ещё раз окинула его с головы до ног насмешливым взглядом, фыркнула, крутнулась на пятке и решительно зашагала в противоположную сторону.

Сашка так и застыл на месте, очарованно глядя вслед удивительной девочке. А она, ничуть не смущаясь, спокойно перешла улицу, задержалась на краю тротуара, как бы прикидывая, куда ей направиться, и не спеша пошла вдоль теснивших друг друга маленьких магазинчиков.

Пройдя мимо двух или трёх витрин, девочка оглянулась, и Сашка был сражён окончательно: он решил, что она посмотрела именно на него. Пока мальчишка лихорадочно соображал, что ему предпринять, девочка открыла дверь и скрылась в магазине. Сашка неуверенно затоптался на одном месте и вдруг, неожиданно для себя, сел на широкий витринный подоконник.

Девочка появилась на улице минут через семь. Выйдя на тротуар, она ещё раз посмотрела по сторонам, а затем не торопясь пошла в направлении Подзамче. Увидев её, Сашка вскочил как подброшенный. Он быстро перебежал мостовую и крадучись пошёл вслед за девочкой, норовя спрятаться за спинами прохожих.

Так, виляя из стороны в сторону, он прошёл за нею квартала два, успев за это время хорошо ее рассмотреть. Сашке она казалась необыкновенной. Легкая, стройная, в ярком цветастом платьице, в простеньких башмачках на маленьком каблучке, она как будто летела по старой улице.

4

Батинские – чешская фирма «Батя».