Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 102



Но, надо думать, нигде тогда не произносилось столько зажигательных речей, сколько можно было услышать в кафе, ставших как бы политическими клубами парижской интеллигенции.

Поэтому не приходится удивляться, что в кафе «Регентство» Дидро познакомился с человеком, который сперва был его ближайшим другом, а потом злейшим врагом, человеком, чье имя вскоре прогремело по всей Европе.

X Триумвират

В один из январских вечеров 1742 года, а может быть, это произошло и в конце 1741-го — история не донесла до нас точной даты, — Даниель Роген, офицер голландской армии, но родом швейцарец, человек уже лет за пятьдесят, однако постоянно вращавшийся среди молодежи, предложил Дидро:

— Пойдемте со мной сегодня в кафе «Регентство», я познакомлю вас с одним моим соотечественником, которого нельзя упрекнуть ни в недостатке ума, ни в недостатке таланта.

Дидро согласился. В кафе Роген извлек своего знакомого из гущи шахматистов и представил его Дидро. Это был молодой человек среднего роста, с манерами неловкими и в то же время безыскусственными, в круглом парике. В наружности его ничего не было примечательного, кроме глаз. Но зато что это были за глаза! Какой в них был огонь! Лицо его казалось не то мрачным, не то грустным. Звали молодого человека Жан Жак Руссо, он был французом из Женевы. Молодые люди разговорились. Выяснилось, что они почти ровесники. Руссо на год моложе. Он признался, что все его планы и надежды связаны с музыкой. Но как трудно чего-нибудь добиться человеку не родовитому, без состояния! Руссо — сын ремесленника.

— Я тоже! — воскликнул Дидро.

Они подружились сразу. Оба были этой дружбой счастливы. Она длилась пятнадцать лет.

В тот первый вечер они больше всего говорили о музыке. Руссо написал музыкальную комедию «Нарцисс» и давал уроки композиции. Дидро пел для себя. У него был хороший голос. Но какое это имело значение? Дидро знал музыку, как знал он все остальное.

Роген, сделав свое дело — познакомив их, ушел, оставив новых друзей вдвоем. Они посидели в кафе недолго и вышли на улицу. Разговор перешел на другие искусства. Они и не заметили, как оказались на Новом Мосту, излюбленном месте прогулок Дидро. Молодые люди то спорили, то радовались тому, что думают обо всем одинаково, и глубокой ночью обнаружили — беседа завела их на улицу Кордис, где Руссо снимал комнату. Оттуда они опять дошли до дома Дидро и все еще не могли расстаться.

То, что новые друзья жили в разных концах Парижа, нисколько не помешало их частым встречам. Три раза в неделю они встречались в Пале-Рояль и шли оттуда обедать в гостиницу «Паньо-Флери».

Дидро никогда и никуда не являлся в назначенное время, а бывало, что и не являлся совсем; его увлекало что-нибудь другое, и он забывал прийти. Но он не пропустил ни одного из этих свиданий с Руссо, хотя и частенько опаздывал: вовремя прийти он решительно не мог. Очевидно, ему очень нравились беседы, которые они вели за обедом.

Жан Жаку жилось тоже очень трудно. Он совсем недавно приехал в Париж из Женевы с пятнадцатью луидорами в кармане. Откуда сын бедного часовщика мог взять больше? С мосье Рогеном его свел де Бонфон. Руссо был ему благодарен: Роген не только стал его ближайшим другом, но и познакомил его. с Дидро.

Как бы Руссо жил, если бы людям не взбредало в голову учиться композиции? Аббат де Лео предложил ему место секретаря. Он отказался. Аббат собирался платить только восемьсот франков в год. С таким жалованьем можно было лишь не умереть с голоду.

Руссо приглашали к себе аристократы. Далеко не всегда они понимали, как нужно обращаться с этим разночинцем. Мадам де Баданвиль в одно из его посещений предложила ему отобедать. Руссо согласился: он был, как всегда, голоден. Но тут же выяснилось, что она собиралась отправить гостя в буфетную, где он обедал бы в обществе слуг. Узнав это, Руссо сказал, что он очень торопится Дочь хозяйки, мадам Брюльи, была деликатнее матери и лучше понимала, что это за человек этот учитель музыки. Она что-то шепнула мадам де Баданвиль. Та сказала:

— Отобедайте с нами!



Он остался Он вел себя за столом аристократки так безукоризненно, что мадам Брюльи взглядом спросила у матери: «Разве я не была права? Разве этому человеку не больше пристало обедать с нами, чем с нашими служанками?» И матери нечего было возразить.

Зачем Руссо водился с аристократами, зачем бывал в их салонах, где всегда мог нарваться на подобное унижение? Доступ в знатные богатые дома открывал дверь к успеху, а он хотел ее открыть Без поддержки меценатов нельзя было пробиться к славе, а он страстно хотел пробиться.

И это тот Руссо, который потом станет самым яростным из всех республиканцев и демократов!

В сорок втором они с Дидро встречались недолго. Жан Жак уехал в Венецию секретарем французского посла графа Монтегю. Восемнадцать месяцев Руссо отсутствовал.

В Венеции он в первый раз слушал исполнение собственной оперы «Галантные музы»

Рассказывая другу о своей поездке, Жан Жак назвал Бенеттину, маленькую танцовщицу, чьи танцы его пленили. Дидро спросил об его венецианских любовных интригах. Руссо ответил, что восемнадцать месяцев и не думал о любви Дидро это удивило. Сам он в отсутствие друга успел жениться. Но и у Жан Жака в Париже была Тереза Лавассер, красивая белошвейка. Дени познакомил ее со своей Нанетой, тоже белошвейкой. Он хотел, чтобы они подружились так же, как дружен он был с Руссо. Из этого ничего не вышло ни тогда, ни потом, когда он женился на Нанете, ни даже когда женился на своей Терезе и Руссо. Не помогло и то, что обе женщины были дворянского происхождения и у обеих отцы разорились.

Впрочем, это не мешало Жан Жаку и Дени так же дружить и видеться так же часто, как не мешало этому и отвращение Дидро к высокопоставленным особам, к чьему покровительству прибегал его приятель.

Сам же он жил так: вспоминал улицу Сен-Виктор, где обитал, только чтобы спать, есть, работать. Остальное время он отдавал по-прежнему мечтательным прогулкам по аллеям Люксембурга и Тюильри и долгим часам в кафе. И, женившись, он не слишком изменил своим привычкам.

О том, как и почему женился этот человек, свободный как ветер, речь еще впереди. А пока познакомимся с третьим членом неизменного триумвирата сороковых годов.

Однажды, как обычно, опоздав к обеду в «Паньо-Флери», Дидро нашел своего друга в обществе какого-то молодого человека, тихого и учтивого, в черном платье, с маленьким белым воротником, таким же скромным, как и его владелец. Это был аббат де Кандильяк, брат аббата Мабли. Руссо аттестовал его своему другу как человека с большими достоинствами, глубокой учености, философа. Подобная рекомендация аббата заставила покраснеть и смутиться. Но когда они сели за стол и принялись беседовать, выяснилось, что он в самом деле прекрасно образован и очень умен.

Всех троих объединяла философия Локка. Кандильяк работал над книгой «Происхождение человеческих познаний». Каждый из троих применял принципы локковского сенсуализма и эмпиризма к той области знания, которая привлекала его больше всего. Дидро на первых порах — к критике теологии, Кандильяк — к психологии и к происхождению познания, Руссо — к социальной философии, или социологии, и педагогике. Скоро Дидро, как в коллеже, начнет готовить «чужие уроки», подскажет Кандильяку главную мысль известного его «Трактата об ощущениях», а Руссо — знаменитый ответ на вопрос Дижонской академии: способствовал ли расцвет искусства и наук очищению нравов?

Придет время, и пути их разойдутся. Но пока они друзья.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I Улица Бутебри

Потомки придирчивее, чем самая привередливая свекровь. Прошло уже 220 лет с той ночи 6 ноября 1743 года, как Дени Дидро, нарушив запрет отца, втайне обвенчался в маленькой церковке «Петр на быках» — на ее фронтоне и в самом деле были две бычьи головы А мы и по сей день рядим и судим, правильно ли он поступил, женившись, взвешиваем хорошее и дурное, что принес ему брак, вчитываясь в его собственные письма, автобиографические произведения, свидетельства современников В том же 1713 году, когда в Лангре родился Дени Дидро, в Отеле-Дье, больнице для бедных, в городке Ферте Бернар скончался некий фабрикант Амбруаз Шампьон Став жертвой собственных неудачных спекуляций и будучи не в состоянии поправить дела, он не нашел ничего лучше, чем умереть