Конец цепи

Что выглядело бы довольно странно.

Он стоял неподвижно очень долго и потерял ощущение времени, и уже не знал, провел ли секунды, минуты или часы в таком состоянии, и в конце концов решил, что ему, собственно, нечего терять. Он ведь уже вошел в запретный коридор. Ему единственно оставалось идти вперед, попытаться выяснить как можно больше, прежде чем они найдут его, в надежде впоследствии использовать хоть крупицу из полученных сейчас знаний. Пожалуй, они уже начали его искать.

Вильям продолжил путь. Не видел никаких камер здесь тоже, хотя и не сомневался в их присутствии, снова и снова заставлял себя двигаться прогулочным шагом, в то время как его глаза странствовали вокруг и регистрировали все, попадавшее в поле их зрения.

Он миновал одно ответвление. И еще одно. Они представляли собой темные проходы с низким потолком и без освещения. И заканчивались тяжелыми дверьми, которые он точно не смог бы форсировать, сколь бы ни старался. Он отметил их, как отдельные детали на карте в своей голове, и продолжил двигаться к нише. В надежде, что там спуск. Лестница. По которой он сможет добраться до выхода, где сумеет выбраться наружу.

Шел прогулочным шагом.

Как праздногуляющий.

Но у него не оставалось выбора.

А потом он резко остановился.

Черт.

Шаги.

И огляделся. Судя по эху, он оказался прав. От ниши там впереди начиналась лестница. Плохая новость состояла в том, что звук шагов усиливался.

Вильям огляделся. Пульс уже зашкаливало.

Его единственный путь к отступлению перекрывала деревянная дверь с красным светодиодом, других возможностей оставалось не так много. Пожалуй, он смог бы броситься в одно из боковых ответвлений? Вдруг они не увидят его? Но одновременно подобное выглядело бы как попытка к бегству, хотел бы он того или нет, если они найдут его. В качестве альтернативы он мог остаться, где стоял, и объяснить, что заблудился.

И ни один из этих двух вариантов его особо не прельщал.

А голоса приближались.

Он не успел принять решение.

Почувствовал тряпку на лице уже слишком поздно, когда она оказалась прижатой к его рту, и хотел закричать, но понял, что у него уже нет ни воздуха, ни сил сделать это.

Человек, миновавший дверь после нее, не двигался так долго, что она уже засомневалась, там ли он еще.

Жанин стояла в узком проходе, прижавшись к стене. Дышала беззвучно, проклиная себя на чем свет стоит. Она позволила себе неосторожность. Все шло слишком хорошо пока, даже чересчур легко, и она уже посчитала себя умнее всех других, и в результате поплатилась за самонадеянность. Кто-то шел вслед за ней, и сейчас он стоял там снаружи и ждал.

Почему ничего не происходит?

Она уже начала убеждать себя, что ей послышалось. И она напрасно пряталась, что это уже паранойя и нервы, и ей надо выбраться из укрытия и вернуться в свою комнату, и уже через секунду поступила бы так, но услышала шаги снова.

Медленные. Пожалуй, крадущиеся?

Странный ритм.

Словно кто-то не спеша прогуливался.

Это было абсолютно нелогично. Здесь существовало две категории людей: одна состояла из охранников и персонала, а другая из нее самой. А шаги, которые она сейчас слышала, звучали так, словно принадлежали праздношатающемуся посетителю, или мыслителю, или кому-то, кто просто гулял сам по себе, а такой категории не существовало вовсе.

Только когда неизвестный оказался напротив прохода, где она стояла, Жанин поняла, что это не охранник. Он миновал ее прогулочным шагом, и она какое-то время не могла понять смысл увиденного, а потом до нее дошло, что подобное может означать только одно, и как раз тогда уже было слишком поздно что-то предпринимать.

Она услышала их первая.

А через мгновение и он тоже.

И резко остановился всего в паре метров впереди нее, прислушивался к тому же, что и она. К шуму вдалеке. Охранники поднимались.

Жанин колебалась. Вполне могла позволить им найти его. Пожалуй, это даже ее устраивало. Уводя его отсюда, они оставили бы пространство открытым для нее.

Пожалуй.

Но она не хотела.

Именно этого ждала.

Она рывком стащила с себя футболку.

Только бы он не закричал. Все требовалось сделать быстро и в полной тишине и не поранить его, иначе он стал бы бесполезным.

Даже если бы не футболка во рту, Вильям Сандберг все равно ничего не сказал бы просто от удивления.

Молодой женщине, которая стояла, наклонившись над ним, было не более тридцати. С темными волосами, собранными на затылке в хвост, она из одежды имела на себе только черные в обтяжку брюки и никакой обуви. Ее хорошо тренированное тело хоть как-то прикрывал черный бюстгальтер спортивного фасона, сидевший так плотно, словно неведомый художник нарисовал его на ней.

Она приложила палец к губам и сверлила его взглядом, предостерегая от необдуманных действий, и крепко прижимала к себе, пока охранники прошли мимо, остановились у двери, которую они оба миновали совсем недавно, открыли ее своими ключами-шайбами и позволили ей с шумом за ними закрыться.

Они ждали затаив дыхание, пока жужжание замка прекратилось.

А потом она посмотрела ему прямо в глаза:

– Нам с тобой надо поговорить.

10

В Амстердаме еще вовсю цвели японские вишни, обильно посыпая тротуары и дороги розовыми лепестками, когда Жанин Шарлотта Хейнс впервые встретилась с одетым в костюм мужчиной с бычьей шеей.

Была весна. Вполне тепло для прогулок и почти безветренно, хотя воздух оставался еще достаточно прохладным. И все обещало идеальный вечер.

По крайней мере, в качестве рабочей гипотезы. На самом же деле Жанин уже успела немного разозлиться, пусть часы показывали только четверть девятого вечера. Одетая так хорошо, насколько ей позволял бюджет, она находилась на месте, в маленьком ресторане недалеко от своего дома, хотя столик был заказан на девять. Надеялась, что они успеют взять по бокалу вина в баре, посмотреть на людей и поупражняться в умении поддевать друг друга, что в конечном счете давно стало для них веселой дружеской игрой. Они так преуспели в ней, что прошли месяцы, прежде чем коллеги догадались о существовании между ними связи. Все думали, что они готовы поубивать друг друга, если только представится такая возможность.

Заказ был сделан на то же имя, как и всегда. И как обычно, она с трудом сдержала улыбку, называя его метрдотелю.

– Для кого заказан столик? – спросил он.

– Для Эмануэля Сфинкса, – ответила она.

Метрдотель внимательно посмотрел на нее. Он уловил вибрации в ее голосе, когда она пыталась подавить смех, но не мог понять причину. Пожалуй, она издевалась над ним. Но он отбросил эту мысль, и, прикрываясь, улыбнулся формальной универсальной улыбкой, решил не обращать внимания.

– У меня есть сообщение для вас, – сказал он взамен. А потом поискал в своей папке и прочитал вслух, прежде чем поднял на нее глаза: – Господин Сфинкс задержится на пятнадцать минут.

Он передал ей записку полным достоинства движением, словно речь шла о документе, который она хотела бы сохранить и приклеить в специальную книгу или повесить на стену вместе со старыми рождественскими открытками. Но разочарование уже засветилось у нее в глазах. Улыбка, которую он, пожалуй, все-таки подметил, исчезла, и Жанин выдавила из себя, что подождет в баре, а потом направилась в темноту ресторана.

И сейчас она сидела здесь. С мобильником в руке, изучая информацию в нем без особого энтузиазма, чтобы не выглядеть одинокой, и с наполовину опустошенным бокалом вина перед собой. С таким же успехом в нем мог быть беарнский соус. Она все равно не чувствовала вкус.

Эмануэль Сфинкс появился на свет год назад, и они смеялись как дети, хотя она не видела ничего забавного в этом сейчас. Тогда Жанин и Альберт сидели на бесконечно скучном семинаре и тайком взяли по паре бокалов вина к обеду, и не напрасно. Вторая половина семинара получилась для них значительно веселее.