Признание шефа разведки

Инмэна беспокоила другая сторона. Очевидно, что тайные операции начинались, когда Белый дом и госдепартамент терпели неудачу с дипломатией. Сейчас имел место именно тот самый случай. Дипломатический курс не принес успеха, а его методы — кропотливые, шаг за шагом, переговоры, бесконечные встречи и заседания, предложения и контрпредложения — слишком утомляли. Секретная подрывная акция сокращала путь к достижению цели. Для правительства, особенно для нового, она предоставляла удобный метод действий, приносила чувство удовлетворения, что вот есть тайный путь к достижению результатов, что существует скрытая внешняя политика, тихо и незаметно продвигающая вперед интересы США.

Инмэна интересовало также, кто эти неамериканцы, которых США собирались поддержать миллионами долларов. Каковы их цели? Совпадают ли они с целями Соединенных Штатов? Можно ли их держать под контролем?

Если подлинная цель заключалась в том, чтобы перекрыть поток оружия из Никарагуа в Сальвадор, который уже значительно приостановлен, то что-то здесь не так. Прекращение поставок оружия обычно не достигается тайными средствами. Между этими странами нет общей границы. Кроме того, Соединенные Штаты имеют законное право оказать открытую помощь Гондурасу и Сальвадору в предотвращении поставок оружия. Такая открытая, гласная акция при наличии контроля на границе была бы эффективнее. Но, очевидно, никто не хотел предпринять какое-то усилие, чтобы войти с этим в конгресс.

Кратчайший водный путь для поставок оружия из Никарагуа в Сальвадор шел через залив Фонсека — всего каких-нибудь 20 миль. Морской атташе США в Сальвадоре и другие следили за заливом, как ястребы. Но ничего похожего через залив не проходило.

Инмэн попытался осторожно поделиться с людьми в Центральном управлении своим скептицизмом. Он спросил Кейси, подстраховывает ли его заместитель по оперативным вопросам Джон Стэйн в этой операции. Увереннее чувствуешь себя, когда опытный профессионал знает о каждом шаге, когда есть кто-то, чтобы ставить вопросы и выдвигать возражения.

Но Кейси был нетерпелив и оставил у Инмэна впечатление, что он не нуждается в советах и «спасибо» за них не скажет. Директор только пробормотал: «Ладно, ладно».

Как положено, новую секретную директиву следовало доложить комитетам по разведке сената и палаты представителей. Председатель сенатского комитета Голдуотер выздоравливал после операции бедра, на заседании председательствовал Мойнихэн. Когда были изложены директива и приложение о параметрах предполагаемой акции, Мойнихэн не сразу поверил в то, что услышал. Если они хотят оказать давление на сандинистов, подумал он, то это еще можно понять, но, ради бога, зачем же использовать для этого аргентинских генералов? Ведь они являются символом правого диктаторского режима. Связаться с ними значит подтвердить, что США поддерживают контрреволюцию. Для никарагуанцев Сомоса был лишь немного хуже аргентинских генералов. Это идиотизм, это свидетельствует об отсутствии искусства политики. Мойнихэн мог задавать вопросы, и он это делал. Но это почти все, что он сделал.

Согласно закону, комитет имел право получить информацию о предполагаемых мероприятиях разведки. Осуществление внешней, оборонной и разведывательной политики, по конституции, являлось прерогативой президента. Любой президент, а этот в особенности, будет ревниво охранять это свое право. Мойнихэн не выразил своего несогласия, и комитет не мог что-либо сделать, разве что попытаться отказать в выделении средств для операции. Но президент имел резервный фонд в 50 миллионов долларов для непредвиденных операций разведки. Эти деньги трудно перехватить.

Существовала еще одна проблема. Члены комитета под присягой дали обязательство соблюдать тайну. Мойнихэн относился к этому со всей серьезностью. Руки членов комитета были связаны. Их молчание за пределами зала заседаний комитета являлось обязательным. Каждый отдельный член комитета мог под личную ответственность что-то сказать публично или допустить утечку информации в частном порядке, но в таком случае должен быть внутренне уверен, что поступает правильно. Но как мог кто-либо противопоставить услышанное им в ходе одночасового брифинга тому, что, как он надеялся, рассчитывалось и дебатировалось в течение сотен часов Советом национальной безопасности и ЦРУ? У Мойнихэна было такое чувство, что комитет ставили перед свершившимся фактом, но это ощущение тревоги только промелькнуло в его сознании. Лучше все-таки что-то знать, чем быть в неведении. По крайней мере, теперь он и комитет могли задавать вопросы в процессе осуществления операции.

В палате представителей Кейси сам представлял этот совершенно секретный план комитету по разведке. Он сказал, что операция уже началась. Аргентинцы начали, а США вступили в игру. В Гондурасе уже созданы лагеря, и аргентинцы получили разрешение использовать территорию этой страны под свои базы.

— Для чего? — последовал вопрос.

— Для нанесения ударов по целям в Никаваува, — ответил Кейси. Он не мог правильно произносить слово «Никарагуа». Когда доходил до этого слова, каждый раз делал паузу, стараясь как следует выговорить его. Но получалось опять «Никаваува». Кейси все-таки разъяснил, что группа сопротивления должна наносить удары по определенным установленным целям — составным частям кубинской структуры поддержки мятежников.

— Как? Когда?

— Ударные диверсионные группы после пересечения границы наносят удары по целям глубокой ночью и возвращаются на свои базы в Гондурасе.

Многие члены комитета подскочили на своих стульях. Они не ожидали услышать о полувоенной операции, особенно такого масштаба. Посыпались вопросы. Что будет, если вас поймают на подготовке диверсантов в Гондурасе? А если сандинисты в качестве ответной меры войдут в Гондурас? Может ли это вызвать военные действия между этими двумя странами? А что, если сандинисты в ответ попросят кубинцев увеличить помощь?

Кейси сказал, что на все эти умозрительные вопросы точного ответа нет.

Конгрессмен Ли Гамильтон, уважаемый и осторожный демократ из Индианы, пожелал узнать, является ли операция законной по международному праву и различным региональным договорам. Ведь получается, что США присоединяются к агрессии против страны, с которой они имеют дипломатические отношения. Разве так можно делать?

— Агрессорами являются Куба и Никарагуа, — ответил Кейси. Они поддерживают мятежников в Сальвадоре.

На вопросы о датах и количестве диверсионных групп он ответил расплывчато.

Доклад Кейси в комитете был принят весьма сдержанно, даже республиканцами. Конгрессмен Кеннет Робинсон, консерватор из Вирджинии, имеющий хорошие отношения с правительством, бросил взгляд на Кейси и строго сказал:

— Вы не подумали о последствиях.

…Инмэн чувствовал себя все более неуютно. Тайные акции слитттком далеко отклонялись от того, что он считал подлинной задачей разведывательных ведомств. Разведка — это сбор информации о других странах, полезной для людей, делающих политику. Такую разведывательную информацию Инмэн называл «позитивной».

Основное внимание Инмэн уделял «сигналам и предостережениям» относительно деятельности правительств. Это требовало постоянного наращивания агентурных возможностей, а также капиталовложений в развитие системы разведывательных спутников и электронной разведки, с тем чтобы обеспечить многосторонний характер и своевременность поступления информации. Но для этого необходим долгосрочный план на 5-7 лет вперед. Однако, насколько он знал, маловероятно, чтобы хоть одна администрация проявила заботу о столь отдаленном будущем. На проблемы сегодняшнего дня приходилось 99 % деятельности правительства. Инмэн, действуя в стиле Кейси, развернул кампанию по составлению плана на будущее, заказывая исследования, созывал совещания, заостряя чье-то внимание. В марте 1981 г. он убедил советника по национальной безопасности Ричарда Аллена поручить министерствам и ведомствам изучить и перечислить в списке все проблемы мирового масштаба, которыми они намерены заниматься в период с 1985 по 1990 г. Сюда должны войти все виды деятельности Советского Союза, ожидаемые политические потрясения, мировая экономика, терроризм, распространение ядерного оружия.