Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 69

— Вам что-то нужно? — спросил я у новичка, который сосредоточенно дышал мне в щеку.

— Бобровый патруль собирал макулатуру, но вы не обращайте внимания, — сказал он. — Просто нужно было куда-то ее притащить.

— А родители знают, где вы?

— Конечно. Они волновались и пришли за нами. — Он показал большим пальцем через плечо: у разбитого окна выстроились несколько пар, улыбаясь навстречу дождю, хлеставшему им прямо в лицо.

— Ма, что-то я проголодался, — сказал Эдди.

— Ах, Эдди, ты ведь не заставишь маму готовить, когда мы так чудно проводим время? — ответила Сьюзен.

Лью Харрисон еще раз крутанул ручку эйфо.

— Так лучше, сынок?

— Аааааааааааааааааах… — сказали все.

Когда забытье в очередной раз сменилось минутой просветления, я пошарил вокруг в поисках Бобрового патруля и не обнаружил такового. Открыв глаза, я увидел, что бойскауты, Эдди, молочник и Лью стоят у панорамного окна, испуская восторженные возгласы. Снаружи завывал ветер, швыряя капли дождя сквозь разбитое стекло с такой скоростью, словно ими выстреливали из духового ружья. Я мягко тряханул Сьюзен, и мы вместе подошли к окну посмотреть, чему они все так радуются.

— Давай, давай, давай! — в экстазе верещал молочник.

Мы со Сьюзен как раз успели присоединиться к восторженным воплям, когда громадный вяз раздавил нашу машину в лепешку.

— Трах-тарарах! — воскликнула Сьюзен, заставив меня хохотать до колик.

— Скорее притащите Фреда, — приказал Лью. — А то он не увидит, как сносит сарай.

— Гм-м?.. — отозвался Фред из камина.

— Ах, Фред, ты все пропустил, — сказала Марион.

— Не все! — завопил Эдди. — Сейчас завалится на провода! Вон тот тополь!

Тополь клонился все ближе и ближе к линии электропередачи. Налетел очередной порыв ветра, и он рухнул в снопах искр и путанице проводов. Свет в доме погас. В наступившей тишине слышался только рев ветра.

— А чего никто не радуется? — слабым голосом проговорил Лью. — А, эйфо… он выключился!

Из камина донесся вселяющий ужас стон.

— Господи, кажется, у меня сотрясение!

Марион бросилась на колени рядом с мужем и запричитала:

— Дорогой мой, бедный мальчик, что с тобой приключилось?

Я взглянул на женщину, которую держал в объятиях, — жуткая, грязная старая карга с красными ввалившимися глазами и волосами как у горгоны Медузы!

— Фу! — сказал я и с отвращением отвернулся.

— Милый, — взмолилась карга, — это же я, Сьюзен!

Воздух наполнился стонами и требованиями воды и питья. В комнате внезапно стало ужасно холодно. А всего минуту назад мне казалось, что я в тропиках.

— У кого, черт побери, мой револьвер? — беспомощно вопрошал полицейский.

Рассыльный «Вестерн-юнион», которого я раньше не приметил, забившись в угол и жалобно поскуливая, с несчастным видом перебирал пачку телеграмм.

Я поежился.

— Держу пари, уже воскресное утро! — сказал я. — Мы пробыли здесь двенадцать часов.

На самом деле наступило утро понедельника.

Посыльный был потрясен.





— Воскресенье? Да я пришел сюда в воскресенье вечером. — Он беспомощно огляделся. — Похоже на хронику из Бухенвальда, вы не находите?

Предводитель Бобрового патруля, благодаря неиссякаемой энергии юности, стал героем дня. Он построил своих людей в две шеренги, управляясь с ними, точно старый армейский сержант. Пока все мы валялись, как тряпки, по комнате, подвывая от голода, холода и жажды, бойскауты разожгли камин, притащили одеяла, приладили на голову Фреду компресс, обработали бесчисленные царапины, заткнули разбитое окно и вскипятили по ведру какао и кофе.

Не прошло и двух часов с тех пор, как вырубилось электричество, а в доме стало тепло и все были сыты. Тех, кто схватил серьезную простуду — родителей, которые двадцать четыре часа просидели у разбитого окна, — накачали пенициллином и срочно отправили в больницу. Молочник, рассыльный «Вестерн-юнион» и полицейский от лечения отказались и отправились по домам. Бобры отсалютовали и удалились. Снаружи аварийная служба чинила линию электропередачи. В доме остались те, кто заварил всю кашу, — Лью, Фред и Марион, Сьюзен, Эдди и я.

Сьюзен вырубилась сразу после еды. Теперь она проснулась.

— Что это было?

— Счастье, — ответил я ей. — Несравненное, бесконечное счастье — киловатты счастья.

Лью Харрисон, красными глазами и жесткой щетиной напоминающий анархиста, лихорадочно писал что-то, сидя в углу комнаты.

— Киловатты счастья — отлично сказано! — воскликнул он. — Покупайте счастье, как вы покупаете электроэнергию.

— Хватайте счастье, как подхватываете простуду, — сказал Фред и чихнул.

Лью не обращал на него внимания.

— Это рекламная кампания, ясно? Первое объявление для волосатиков-хиппи: «По цене книги, которая может вас разочаровать, вы покупаете шестьдесят часов эйфо. Эйфо никогда вас не разочарует». А среднему классу мы врежем…

— По яйцам? — поинтересовался Фред.

— Да что с вами, братцы? — удивился Лью. — У вас такой вид, будто эксперимент провалился.

— Мы ожидали от него именно пневмонии, сопровождаемой истощением, — нахмурилась Марион.

— У нас здесь был срез всех социальных групп Америки, и мы сделали счастливыми всех до одного, — сказал Лью. — Не на час, даже не на день, а на два дня подряд. — Он величественно поднялся со стула. — Все, что нужно сделать ради сохранения жизни любителей эйфо, — поставить часовой механизм, который то включал бы, то выключал его. Владелец его так настраивает, что прибор включается, когда он приходит с работы, потом снова выключается, пока он ужинает; включается после ужина, выключается перед сном; опять включается после завтрака, выключается, когда пора на работу, потом опять включается для жены с малышами. — Он запустил пальцы в волосы и закатил глаза. — А экономия! Боже, какая экономия! Никаких дорогих игрушек для детей. За цену одного похода в кино семья может купить тридцать часов эйфо. Вместо четверти виски вы приобретаете шестьдесят часов эйфо!

— Или большую семейную бутыль цианистого калия, — продолжил Фред.

— Да как вы не понимаете? — недоверчиво спросил Лью. — Это же воссоединение семьи, спасение американского домашнего очага. Никто больше не будет ссориться из-за того, что смотреть по телевизору или слушать по радио. Эйфо хорош для всех без исключения — мы тому свидетели. По эйфо не бывает скучных программ.

Его прервал стук в дверь. В комнату заглянул ремонтник и сообщил, что электричество включат через две минуты.

— Послушайте, Лью, — сказал Фред. — Это маленькое чудовище способно уничтожить цивилизацию быстрее, чем пожар уничтожил древний Рим. Мы не будем заниматься отуплением людей, и на этом разговор окончен.

— Вы шутите! — Лью был потрясен. Он обернулся к Марион: — Разве вы не хотите, чтобы ваш муж заработал миллион?

— Нет, если для этого ему придется заправлять электронным опиумным притоном, — холодно ответила она.

Лью стукнул себя по лбу.

— Люди именно этого и хотят! Это все равно как Луи Пастер отказался бы от пастеризации молока.

— Здорово будет, когда снова дадут электричество, — сказала Марион, чтобы переменить тему. — Свет, горячая вода, насос… о Господи!

В это мгновение вспыхнул свет, но мы с Фредом уже взмыли в прыжке и обрушились на серый ящик. Журнальный столик рухнул под нами, и вилка вылетела из розетки. Лампы эйфо моргнули красным и погасли.

Фред невозмутимо вытащил из кармана отвертку и отвинтил крышку ящичка.

— Хочешь получить удовольствие от борьбы с прогрессом? — сказал он, протягивая мне кочергу.

Я с яростью крушил стеклянное и проволочное нутро прибора. Левой рукой, с помощью Фреда, я отталкивал Лью, который пытался прикрыть его собой.

— Я думал, мы одна команда! — воскликнул Лью.

— Если ты хоть слово скажешь кому-нибудь об эйфо, — пригрозил я, — я с удовольствием проделаю с тобой то же, что сейчас сделал с прибором.

На этом, леди и джентльмены из Федеральной комиссии по коммуникациям, я посчитал дело законченным. Теперь при помощи болтливого языка Лью Харрисона секрет стал известен миру. Харрисон обратился к вам с просьбой разрешить коммерческую эксплуатацию эйфо. Он и его последователи построили собственный радиотелескоп.