Мой желанный убийца

Константин Опиевич ничего не ответил. Он мотался по кабинету из угла в угол.

— Позвони жене, посоветуйся, — предложил Лимон. Константин Опиевич замер. С негодованием поглядел на рэкетира.

— Да-да. Туда позвонить можно, а оттуда без меня нельзя. Хотя на твоем месте я бы не торопился. Стоит спокойно обсудить детали, договориться. А уж потом утешать перепуганных девочек.

Заместитель вице-премьера сел за свой стол и попросил документы.

Лимон протянул приготовленные листы. Константин Опиевич делал неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться на их изучении. Лимон разглядывал обманутого мужа и не понимал, зачем Светику еще изменять с охранником. Солидный муж. Почти без седины. С залысинами. Невысокий, но крепкий. Крупный нос, широкий лоб, решительный подбородок, казалось бы, специально созданы для массивной роговой оправы очков. Все словно вылеплено из одного куска глины несколько красноватого цвета. Пьет небось, решил Лимон. Константин Опиевич отложил бумаги.

— Вы предлагаете мне подписать собственной рукой себе смертный приговор?

— Ну, до этого не дойдет. Хотя неприятности неизбежны. Получишь выговор. В крайнем случае подашь в отставку. Тоже невелика беда. Все равно вас всех скоро в шею вытолкают отсюда. Криминал тебе не пришьют. Алиби стопроцентное: жена и ребенок в заложниках. А чтобы не умер с голода, когда отсюда попрут, я твоей жене в Маринкином рюкзачке оставил четверть миллиона «зеленых». Твоя подпись стоит этих денег. Подписывай. Чартерный рейс откладывать нельзя. Через три часа самолет должен взлететь.

— Это невозможно, — почти искренне возразил Константин Опиевич.

— В этой стране все возможно.

— Тут стратегическое сырье. Нужно согласие Министерства безопасности.

— Слушай, заместитель, не вешай мне лапшу на уши. По документам мы отправляем образцы для анализа с обязательным возвратом. Твоя подпись — гарант.

— Таможня не пропустит.

— Согласуй. За то и платим.

— А давай так. Едем сейчас вместе, освобождаем Светлану Дмитриевну и Маринку, ты забираешь валюту, а я никому не сообщаю.

Лимон пожал плечами, сел в кресло, посмотрел на часы и постучал по ним пальцем:

— В твоем распоряжении не вагон времени. В 17.01 спорить будет не о чем.

Константин Опиевич изменился в лице. Подбородок задрожал. Очки запрыгали, как живые. Быстрым жестом он их снял. И Лимон увидел совсем другого человека. Беспомощные близорукие глаза, слишком широко расставленные, придавали лицу выражение дебильности. Губы увлажнились. От его уверенности в себе не осталось и следа. Он сидел, крутил руками очки и бессмысленно смотрел в никуда.

— Не впадай в истерику. Прими как должное. С каждым может случиться. Тебе еще повезло. Я же не собираюсь взрывать твою дочь. Или жену.

Наоборот, еще деньги даю. Криминала нет. Все продумано. Я специально угнал «скорую помощь», устроил легкую аварию при похищении, сейчас гаишники уже раскручивают это дело. Банька заминирована по науке. Менты содрогнутся, когда будут открывать. Тебя никто не осудит. Подписывай.

— Можно, я выпью коньяку? — неожиданно спросил заместитель.

— Валяй по сто грамм на брата. Константин Опиевич отправился в комнату отдыха. Лимон — за ним. Расположившись в мягких югославских креслах, они молча отхлебывали коньяк из хрустальных рюмок, сужающихся кверху.

— Значит, все предусмотрели, — задумчиво произнес Константин Опиевич. — А международная огласка? Шум, санкции? Да вашу фирму в порошок сотрут.

— Сотрут. Если найдут. Думаю, ее уже не существует. А потом — ты слишком мрачно смотришь на события.

— А ты безрассудно. Тобой займутся лучшие кадры старого КГБ. От них не уйдешь.

— Не переживай. Есть силы помощнее твоих сыщиков.

— Не боишься?

— Нет.

Константин Опиевич задумался. Он уже водрузил на нос очки, и лицо снова приобрело начальственно-впечатляющее выражение. Зато Лимон больше не удивлялся тому, что Светик изменяет мужу со спортсменом. Должно быть, коньяк придал заместителю решительности и мужественности. Он по-деловому поинтересовался:

— В случае, если тебя возьмут, ты сообщишь о валюте?

— Никогда. Любой сговор только усугубляет статью.

— Тогда я пойду позвоню? — с. опаской спросил Константин Опиевич.

Лимон протянул ему листок с номером телефона. Заместитель вышел в кабинет. Лимон с удовольствием закурил. Эта семейка четверть миллиона из рук не выпустит. Он не ошибся. Вернулся Константин Опиевич заметно повеселевший.

— Вы не могли бы моего помощника ударить чем-нибудь тяжелым по голове. Чтобы натурально выглядело.

— Пожалуйста.

Константин Опиевич снова вышел. Лимон притаился за дверью.

Услышал, как в кабинет вошел помощник. Понял его реакцию на сообщение начальника о полученных бумагах. Что-то вякнул о государственных интересах.

Больше Лимон ждать не стал. Он вытащил пистолет и открыл дверь. Остальное произошло молниеносно. От испуга помощник поднял руки вверх и открыл рот. Лимон поманил его пальцем к себе. Тот подошел. Оставалось схватить его за шиворот, втянуть в комнату отдыха и несколько раз несильно ударить головой о мебельную стенку. Хрустальные рюмки весело зазвенели. Помощник с окровавленным лбом тяжело осел на ковер. Взгляд затуманился. Рот так и остался открытым. Лимон перешел в кабинет и прикрыл за собой дверь. Константин Опиевич разговаривал с кем-то по телефону. Нес какую-то хренотень о «продукте Н». Потом вызвал секретаршу и продиктовал ей приказ, разрешающий вывоз химических образцов.

Посетовал, что помощника скрутил радикулит. Поэтому визы собирать некому.

Придется всю ответственность взять на себя. Секретарша, не удостоив Лимона взглядом, отправилась оформлять приказ. Константин Опиевич тяжело вздохнул:

— Все.

Лимон спросил, по какому телефону можно позвонить, набрал номер и сказал односложную фразу:

— Готовьте самолет. Положил трубку.

— Прикажи секретарше срочно доставить приказ и бумаги в аэропорт Внуково.

— Так не принято.

— Плевать. Уже около часу дня. Обед начинается. Можем не успеть.

Пока самолет не поднимется в воздух, я никуда не двинусь отсюда.

Константин Опиевич испытывающе посмотрел на Лимона:

— Неужели ты не боишься? Ведь в любой момент я могу вызвать охрану.

Лимон посерьезнел. Достал из кармана знакомую заместителю лимонку.

— Вызывай. Взорвемся оба. Сначала мы, потом жена и дочь.

— Хочешь убедить меня, что тебе совершенно наплевать на собственную жизнь?

— Потому и в выигрыше. Всегда иду до конца. На таран. Противник дрогнет.

— А если не дрогну? — с напором спросил заместитель.

— Ну, погибну. Входит в профессию. Хрен со мной. А тебе-то зачем на тот свет торопиться? Ради этого говна? — Лимон постучал по начальственному столу. — Не стоит. Жизнь дороже.

Константин Опиевич задумчиво покачал головой. Некоторое время оба молчали. Константин Опиевич, не спрашивая разрешения у Лимона, опять позвонил Светику. Она рыдала в трубку. Маринка говорила, что всегда будет слушаться, говорить правду и не жадничать. На глаза заместителя накатились слезы. В конце разговора уточнил, действительно ли в рюкзачке двадцать пять пачек. Светик подтвердила.

— Мужайтесь. Скоро я вас освобожу, — с достоинством закончил он, но не повесил трубку, а передал ее Лимону. Раздался приглушенный шепот:

— Где кассета?

— Сообщу, — коротко ответил Лимон.

— Подлец! — не выдержав, громко крикнула Светик, после чего положила трубку.

Секретарша принесла подготовленный приказ. Константин Опиевич подписал и в крайне вежливых выражениях попросил ее отвезти прямо в руки некоему Олегу Митрофановичу. С кислой миной секретарша удалилась.

— Остается ждать, — заместитель развел руками, показывая, что сделал все от него зависящее.

— Пойду попью коньячку. Не буду мешать работе. Только не забывай: самолет должен взлететь не позже пятнадцати ноль-ноль.

В буфетной комнате оглушенный Лимоном помощник немного оклемался.