Мой желанный убийца

— Это останется с вами. Сама понимаешь, четверть миллиона мне взрывать не резон. Поэтому сидите и ждите, пока вас спасут.

Светик упрямо поджала губы, давая понять, что ее на деньги не купишь. Лимон не торопился. Закурил. Не глядя на Светика, продолжил:

— Насильно делать вам добро я не собираюсь. Есть другой вариант.

Вас отпускаю на все четыре стороны. Беру кассету, деньги и еду к Константинополю. Пусть он выбирает. Позор или деньги. Думаю, имея такой рюкзачок, можно создать новую семью. Жену молодую подыскать. Детей новых нарожать. А можно и просто окружить себя женской лаской.

Светик молчала. По ее напряженному взгляду и страдальчески вздернутым бровям было ясно, что в голове крутятся различные варианты. Скорее всего, прикидывала реакцию мужа. Константин Опиевич не из тех, кто прощает любовников. Тем более — Стаса, которому доверяет как себе. Вместе учились в школе, потом в институте. Стас стал профессиональным спортсменом-десятиборцем.

Ездил на соревнования, был в сборной. Особых достижений не добился и очень скоро стал никем. Константин Опиевич взял его к себе в отдел. С тех пор преданно служит. Выяснилось, что на работу ходить органически не способен.

Поэтому незаметно взял роль помощника, охранника, собутыльника, работника по даче. Кассета мгновенно разрушит семью. Поль не простит. Светик не понимала одного: откуда посторонний человек узнал об их связи? Она всю жизнь была предельно осторожна. Со Стасом сошлась в основном из-за стопроцентной гарантии безопасности. Ни один глаз даже близких друзей не мог заподозрить. Как же всплыло? Какой ужас! Должно быть, мощная мафия взялась за них. Следили за каждым шагом…

Светик вздохнула и кивнула головой в знак согласия. Лимон бросил рюкзачок на диван, достал из тумбочки телефон и предложил связаться с мужем.

Константин Опиевич похолодел, услышав далекий, захлебывающийся от волнения голос Светика. Она умоляла срочно повидаться с человеком, фамилию которого он впервые слышал. Вечно ее просьбы не ко времени. Он только вошел в кабинет. Почти всю ночь летел. Премьер ждет письменного отчета о поездке.

Ладно. Он согласен принять на пять минут. Только потому, что голос жены содержит небывалую тревогу. Говорит, вернее — кричит односложные глупости.

Значит, информация будет неожиданной. Светик не тот человек, чтобы впадать в панику от ерунды. Что такого мог сообщить этот человек? А… бабские глупости.

Придется принять. Константин Опиевич с раздражением и нехорошим осадком в душе положил трубку. Попросил секретаршу заказать пропуск. Попытался сосредоточиться на почте. Не смог. Принялся за свежую газету — не получилось. Вспомнил, что не завтракал. Значит, следует пообедать пораньше. Мысль об обеде несколько успокоила. С облегчением вышел из кабинета.

Лимон бросил «скорую» на подъезде к городку. Быстрым шагом добрался до своих «жигулей» и помчался в Москву. До обтянутого рыжим дерматином просиженного кресла в приемной Константина Опиевича он добрался за сорок пять минут. Начальство еще не вернулось с обеда, объяснила вежливая безразличная секретарша. В полукруглой приемной стояло еще два стола. За одним, заваленным бумагами, сидел, очевидно, помощник заместителя вице-премьера. Он постоянно хватал телефонную трубку и строго кого-то распекал. За другим, совершенно чистым, маялся от безделья мужчина средних лет с уставной прической. Охрана, решил Лимон. В приемную энергично вошел Константин Опиевич. Бросил взгляд на ожидающего:

— Это по поводу вас мне звонила супруга?

— Да.

— Пошли, — бросил Лимону, а остальных предупредил:

— Меня не беспокоить.

Они прошли в большой просторный кабинет, обшитый дубовыми панелями. Мебель своей массивностью внушала уважение, Константинополь предложил сесть в кресла, стоящие в углу от длинного стола совещаний. Лимон удобно устроился, забросил ногу на ногу. Рядом поставил кейс. Заместитель присел на краешек своего кресла, давая понять, что не расположен к долгой беседе.

— Ну-с, выкладывайте, чем таким взволновали мою жену?

— За вас переживает, Константин Опиевич.

— Странно. Все же объясните, чем я обязан вашему появлению.

— Поскольку дело срочное, начну по сути.

— Сделайте одолжение…

Лимон открыл кейс и достал несколько бумаг. Протянул их собеседнику:

— Нужна ваша виза. А возможно, и приказ. Константин Опиевич отвел руку Лимона с бумагами:

— Даже смотреть не буду. Ко мне бумаги попадают установленным порядком. Лучше проясните, на каком основании решили действовать через мою жену, Светлану Дмитриевну? Хотя, предупреждаю, со мной такие номера не проходят.

Лимон опять протянул бумаги:

— Каждая минута дорога.

— Если вы собираетесь продолжать в таком тоне, я вас выставлю из кабинета.

Константин Опиевич встал, важно прошествовал к своему широченному столу. Над креслом, из которого руководил заместитель, вместо привычного Ленина висел портрет Ломоносова. Рядом, прислоненный к стенке, стоял российский флаг.

Чуть дальше — стол с телефонами. В другом углу кабинета — японский телевизор, видеомагнитофон и пальма. Лимон с интересом рассматривал обстановку. Подождал, пока заместитель чиновно уселся за стол, нацепил толстые роговые очки и строго взглянул на непрошеного посетителя.

— Послушай, Константинополь, я к тебе не с просьбой пришел. С этой минуты будешь делать все, что прикажу.

Рука заместителя потянулась к кнопке вызова секретаря. Лимон быстро встал, подошел к столу и положил перед Константином Опиевичем прямо на бумаги лимонку. Это произвело впечатление. Заместитель отдернул руку от кнопки и, не сводя глаз с гранаты, тихо спросил:

— В чем дело?

— В том, что твоя жена Светик и дочь Марина находятся в укромной баньке, нашпигованной минами. О последствиях лучше не спрашивай. Для подтверждения информации погляди небольшое кино.

Оставив лимонку перед Константином Опиевичем, Лимон вытащил из кейса кассету:

— Качество не ахти, но содержание понятно. Константин Опиевич выглядел ошарашенно заторможенным. Растерянность сделала его движения непредсказуемыми. Он вдруг принялся перекладывать на столе бумаги. Зачем-то вытер о полотнище знамени руки. Вышел из-за стола. Подошел к окнам, приспустил фалды французских занавесок. Повернулся спиной к телевизору и тихо попросил:

— Включай.

На экране на несколько темноватом фоне мелькнули лица Светика и Маринки. Константин Опиевич приник к телевизору. Лимон прохаживался по кабинету. Спрятал лимонку обратно в карман. Старался не шуметь, чтобы не отвлекать заместителя от просмотра. Очень скоро изображение оборвалось.

Константин Опиевич продолжал смотреть на продольные бегущие полосы в надежде хоть на мгновение еще раз увидеть любимые лица. Лимон похлопал его по плечу:

— Кино закончено.

Константин Опиевич безучастно кивнул головой, глубоко втянутой в плечи, и, грузно покачиваясь, перебрался за свой стол. Лимон решил дать ему время осмыслить увиденное. На какие-либо рискованные действия Константин Опиевич теперь был явно не способен. Из подавленного состояния Лимон решил вывести его сочувственным тоном:

— Не все так плохо, Поль. Наоборот, одна подпись — и семья заживет в сто раз лучше теперешнего. Поверь мне. Я пришел с добром.

Константин Опиевич, не поднимая глаз, без всякой угрозы твердо произнес:

— Сейчас я вызову охрану, и тебя арестуют.

Лимон улыбнулся:

— Такие действия совершают без предупреждения. Потом, мы так не договаривались. Надеюсь, ты заметил будильник, поставленный мною на электрокамин? Прокрути еще разок. Повнимательнее посмотри, на который час запланирован звонок. Механизм сработает минута в минуту.

— Нет! — вдруг что есть мочи заорал Константин Опиевич и забарабанил кулаками по столу. Но тут же смолк, испугавшись собственного крика.

Подошел к телевизору и снова полностью просмотрел пленку. Огромный примитивный будильник был поставлен на 17.00.

— К тому же открыть баньку невозможно. Код известен только мне, — продолжил как ни в чем не бывало Лимон. — Не стоит тратить время на глупости. Я предусмотрел все. Ты рискуешь жизнью своей семьи, а я — собственной. Поэтому лучше нам всем быть здоровенькими.