Страница 38 из 74
– Кто? – мне стало не до обид за насмешки.
– Дело деликатное, - он подошел ко мне, слегка коснувшись плеча, увлек в сторону, чтобы мы не стояли на проходе. – Если говорить прямо, то вы оказались жертвой недоразумения.
– В смысле?
– Сейчас объясню. Может, вы помните вчерашний напиток, который вы выпили вместо госпожи Лии? – я задумчиво кивнула ему, опустив руку на прижавшуюся ко мне голову Забавы. – Так вот, он предназначался не вам, а госпоже Лие Марахит.
– У нее, что, запор? – брякнула я и тут же пожалела об этом.
Вот язык мой, враг мой! Наран широко улыбнулся. Видимо, его разбирало на смех. Он покачал головой:
– Один человек хотел привлечь ее внимание…
– Слабительным?!!
И тут он не выдержал и захохотал от всей души приятным, добрым смехом. Я сама заулыбалась за ним. Ситуация действительно трагикомичная. Давясь от смеха, куратор попытался дальше объяснять сложившуюся ситуацию:
– Нет! Вы, женщины, очень холодны. И нам, мужчинам, очень сложно завоевать ваше внимание.
О ком он говорил? Точно не обо мне. Я легко обращала внимание на окружающих меня мужчин. А как тут не обращать-то? Они, как один, такие привлекательные. Мне сложно понять этих холодных ириданских женщин, если честно. Вот, например, сам куратор. Его мрачноватая харизма, утонченность манер и пытливый ум буквально сшибали меня с ног. А эти его синие глаза? Почему они так часто наполнялись болью? Что он хотел сказать своим объяснением? Я посмотрела пристально в его смеющиеся глаза и вспомнила… Тогда стоял молодой человек неподалеку от столика, где сидела Лия и закрыл лицо ладонью. Словно читая мои мысли, куратор продолжил:
– Молодой человек уже наказан, так что… - но я его уже не слушала.
Я резко развернулась и побежала в сторону столовой. Почему-то я была уверена, что он находился сейчас там. Бежала, а в голове билось: «Закопаю!» Залетаю в толовую. Народу немало. Тут мой глаз зацепился за молодого человека в одежде официанта, несшего поднос с грязной посудой. Он! Я узнала его! Я подпрыгиваю к ближайшему столу, хватаю чье-то недоеденное пирожное и с криком: «Эй! Официант!» со всей своей взбешённой дури с разворота запуливаю в него это пирожное. И! надо же! я не ожила от себя такой меткости! Попала прямо в повернувшееся в мою сторону лицо. Пирожное было мягким и поэтому застряло на носу удивленного студента-официанта. Сразу же к нему метнулась серебряно-белая молния и свалила его с ног. Раздался грохот падающей посуды с подносом. Я подпрыгиваю, отпихиваю Забаву и начинаю его колотить по чём попаду. Горе-юноша даже не пытался сопротивляться.
– Негодяй! Подлец! Недоумок! – изрыгала я знакомые мне ругательства, и каждое слово сопровождала стуком кулака, хотя они больше напоминали укусы комара, учитывая немалые размеры насолившего мне увальня.
Неожиданно, меня подняли в воздух чьи-то мощные руки и оторвали от горемычного официанта. Молочу воздух кулаками, пытаясь вырваться и продолжить свою экзекуцию, дрыгаю ножками, ору. Я, наверное, выглядела как взбесившийся котенок, которого схватили за шкирку и оторвали от собаки, а тот шипит и махает всеми лапками, выпустив коготки, и фыркает. Меня прижали к груди и крепко сдавили. И снова этот терпко-сладкий запах ванили. Наран. Он оттащил меня от несчастного, продолжавшего покорно лежать на полу в той позе, в которой он был опрокинут. Потом потащил вон из столовой. Я же продолжала извиваться, как змея. Мне было глубоко наплевать, что он мой куратор и надо себя вести соответственно рангу кашиасу. Мало кто может понять, что мне пришлось вчера пережить. Именно воспоминания об этом питали мой бесконечно праведный гнев. Глаза пеленой заволокла ярость. Куратор ловко перебросил меня через плечё для удобства транспортировки, и понес в сторону лифта. Забава семенила за мной и негромко посвистывала с тревогой.
– Отпусти! Немедленно отпусти! Он заслужил! Он негодяй! Ты не представляешь, что мне пришлось пережить вчера! Пусти немедленно! – вопила я.
А перед глазами его пятая точка. К слову сказать, ничего так… О чем это я? Он зашел в лифт и поставил на ноги. Прижал локтем к стене, а второй рукой нажал на этаж. В лифт быстро перед закрытием юркнула серебристая ящерка. После закрытия двери, куратор нажал на стоп, и лишь после этого я перестала трепыхаться.
– Кричать не будешь, отпущу, - глядя на меня строгими серьезными глазами, прошипел Наран.
Я кивнула, тогда он отодвинулся немного от меня, опершись руками о стену по бокам от моего лица, и возмутился:
– Ты что себе позволяешь?! Что ты делаешь? Прилюдно позволила себе выражать так свое эмоциональное состояние! Это неприемлемо! Ты – кашиасу, или ты забыла?! – глаза его сверкали гневом, но он не кричал, хотя мне казалось, что именно кричал. – Какой ты подаешь пример тем, кого будешь в будущем вести за собой?!
Я вытаращила на него глаза и вжалась в стену. Вот это напор! От его прессинга сердце пошло погулять в область живота, однако гнев еще не прошел, и обида придала мне упрямства и сил сопротивляться давлению куратора.
– Ты не понимаешь, через что мне вчера пришлось пройти! – возразила я, назвав его тоже на ты.
Он раздраженно выдохнул, опалив меня своим горячим дыханием. Я нервно сглотнула, а сердце протестующее сжалось. Как же он близко стоял ко мне. Голова пошла кругом.
– Ты даже не представляешь, насколько я хорошо тебя понимаю! Но это не повод так всенародно позориться и унижать достоинство кашиасу, - его слова отдавались болью в виске, и снизу я услышала возмущенный возглас Забавы.
Наран покосился на нее и отодвинулся. Оказывается, моя королева пресекла его желание манипулировать мною и оказывать психологическое давление.
– Ты не имеешь право вести себя так несдержанно! – он выровнялся и презрительно опустил уголки губ.
– Я особенная, забыл?! – вырвалось почему-то у меня.
– Я вижу, - в его словах не видно было похвалы.
Кожей почувствовала, что я уже достала его. Да уж, ему со мною непросто приходиться. Мало того, что веду себя не как все, память потеряла, так еще залажу во все неприятности, которые только можно. Это еще притом, что в мощном контрасте выделяюсь среди окружающих меня женщин.
– Вы наказаны за неподобающее поведение и нарушение устава атконнора. Неделю будете мыть в столовой посуду после занятий, когда отправите свою королеву на покой, - опять он перешел на «вы».
Когда он это делал, внутри у меня все застывало. Это отдаляло. Я опустила взор, пытаясь унять дрожь в коленях. Услышала взволнованный свист Забавы и поглядела в ее сочувствующие глаза. Она ощущала мои переживания очень остро. Моя рука легла на ее голову и скользнула до затылка.
– Что с тобой? – спросила она меня.
Я не ответила, подняла глаза на куратора, глядящего на меня сурово, стекла по стене лифта на пол и прижалась к своей малышке, гладя ее по гладкой спине. Она заурчала. Руки дрожали, сердце выпрыгивало из груди. Я подобрала ноги под себя. Вид у меня был жалкий. Я боялась поднять глаза на куратора. Как мне успокоиться? Он, молча, наблюдал за мной, словно ждал чего-то. Чего? Точно ждал.
– Успокоилась? – через минуту, наконец, заговорил он.
Посмотрела на него. Наран протянул ладонь, чтобы помочь мне подняться на ноги. Прикасаться к нему? Но ноги отказывались слушаться. Пришлось воспользоваться его помощью. Быстро оказалась в стоячем, что, конечно, весьма относительно, положении. Ноги продолжали дрожать. Теперь он уже приветливо заулыбался. Как это редко бывало. Когда Наран улыбался, казалось, что все не так уж и плохо и что жизнь может наладиться. Почему он так часто был не в настроении? Что гложет этого молчаливого и мрачного человека? Был ли он когда-нибудь веселым от всего сердца? Так хотелось ему чем-то помочь. Но как? Чем? От его улыбки быстро забылось, как он только что ругал меня, уже и обида отступила. Как, оказывается, мало нужно для примирения…
– Как вы себя чувствуете?
– Скверно. Словно трактором по мне проехались, - ответила я.