Ночная бабочка

— Черт побери, но это не одно и то же! Сейчас ты женщина, а не беспомощный ребенок.

— Да. Истинная правда. — Она грациозно поднялась со стула, разгладив рукой юбку. — Теперь я женщина, и прошлое имеет значение лишь в том случае, если в него позволяют заглянуть. Но вы дали понять, что мое прошлое не имеет никакого отношения к моей подлинной родословной, так зачем обсуждать сейчас неприятные детали?

— У меня есть на то причины.

— Не сомневаюсь! Могу вообразить, что это за причины.

— Ты его защищаешь, Кайла? Господи! Думаю, что защищаешь. — Он сверкнул на нее гневным взглядом. Красные пятна выступили на лице Кайлы, рот ее вытянулся в тонкую линию. Сразу несколько подозрений зародилось в мозгу Брета, и он произнес вслух одно из них: — Нет, ты защищаешь свою мать. Она продала тебя этому извращенному выродку, и ты хочешь оправдать ее поступок…

Он оказался не готов к яростной реакции Кайлы, когда она набросилась на него, крича, что он заблуждается, что ее мать никогда бы не сделала ничего подобного. Она размахивала руками, словно ветряная мельница крыльями, пытаясь расцарапать ему лицо, и Брет вынужден был схватить ее за руки и заломить их за спину. Притиснув девушку к краю стола, он удерживал ее в этом положении до тех пор, пока она не успокоилась и не перестала вырываться. Тяжело дыша, она взглянула на него повлажневшими глазами и процедила сквозь зубы:

— Отпустите меня. Немедленно.

— Обещай, что больше не набросишься на меня, и я отпущу тебя, Кайла. Я не хочу причинить тебе боль. Поклянись, что будешь вести себя как положено.

— Клянусь. — Сказала это Кайла сердито, после длительной паузы, но он отпустил ее и распрямился, не сводя, однако, с нее бдительного взгляда, когда она отодвинулась от стола.

Кайла пригладила растрепавшиеся волосы, отвернулась, и Брету внезапно стало жаль ее. Чувство было настолько неожиданным и непривычным для него, что он испытал неловкость, не зная, как поступить. Некоторое время он стоял, переминаясь с ноги на ногу и хмуря брови.

Подняв на него глаза, Кайла спокойным голосом сказала:

— Моя мать не продавала меня. Ничего подобного не было. Случись такое, я бы это помнила. А Нортуик — это, должно быть, человек из моих кошмарных снов. — Она вымученно засмеялась. — Вы понимаете, что я была слишком мала, но помню отдельные мелочи, какие-то фрагменты… его глаза и голос. Наверное, поэтому он и показался мне знакомым и каким-то… нечистым, когда смотрел на меня в тот вечер на балу у леди Сефтон. Тогда я не могла понять причину этого.

На ресницах Кайлы дрожали слезы. Брет задумался. Она выглядела вполне искренней. То ли она оказалась значительно более талантливой актрисой, чем он предполагал, то ли обнажила перед ним свои подлинные чувства. Как бы ему хотелось знать правду! Проклятие! Он-то думал, что, оставив Кайлу в Риджвуде, сможет забыть ее в объятиях других женщин. И почти преуспел в этом, когда однажды у Артура сел играть в карты с Кенуортом, а оттуда отправился в некогда любимые им клубы Кэл-Мэл и Ковент-Гарден.

В одном из заведений он обратил внимание на изящную блондинку с такими же соблазнительными формами, как у Кайлы, с такими же длинными ногами и густой гривой, волос. Брет достаточно много выпил, чтобы поначалу не придать значения некоторым различиям в форме бедер или грудей. Однако уже к концу вечера он заметил, насколько грубее черты лица блондинки, как вульгарна ее речь, почувствовал запах дешевой парфюмерии. И он тут же потерял всякий интерес к этой девице.

Вовсе не то хотел он увидеть, когда возвращался из Лондона. Кайла, танцующая в лесу цыганский танец, вырядившись в соблазнительный наряд, с распущенными волосами, будто только что поднялась с ложа мужчины, — тут хочешь не хочешь, а поверишь мерзким словам и намекам Нортуика. Врожденная кокетка и любительница пофлиртовать, проданная в нежном возрасте для того, чтобы ублажать мужчин, то есть Нортуика.

Кайла подняла на него глаза, в которых блестели слезы, и посмотрела так, как смотрит несчастный заблудившийся ребенок. Брет внезапно почувствовал себя жестоким, словно пнул ногой щенка. Его не должно беспокоить ее прошлое, если это не касается его напрямую. И тем не менее это его беспокоило. Господи! Для него это имело значение! Ему хотелось убить Нортуика, по непонятной причине он свирепел от мысли, что этот мерзкий развратник мог прикасаться к Кайле. И не просто потому, что никто не смеет причинять зло ребенку, а потому что этим ребенком была Кайла. Красивая, коварная Кайла.

Нортуик, без сомнения, хочет использовать Кайлу, чтобы вынудить соперника проиграть, недобрать взяток, но Брет не собирался быть столь любезным. У него разработан не менее хитрый план.

— Завтра, душа моя, — негромко сказал он, — мы отправимся в Лондон. Сейчас очень оживленное время года, и кое-кто из моих приятелей желает познакомиться с моей новой возлюбленной. Надеюсь, тебя это развлечет.

Она вскинула на него глаза. Лицо ее лишь слегка зарумянилось, что, впрочем, можно было объяснить падавшим на него светом лампы. Брет взял ее за подбородок и пристально посмотрел в лицо. Ресницы Кайлы подрагивали — она пыталась закрыть глаза. Брет наклонился и крепко поцеловал ее в губы. Они были холодные, как у статуи.

Ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не требовать от нее ответного поцелуя. Отпустив ее, он отошел на шаг и неестественно спокойно сказал:

— Желаю доброй ночи, душа моя. Мы уезжаем рано утром.

Когда Брет вышел и закрыл за собой дверь, ему подумалось, что она по-настоящему так и не ответила на его вопрос.

Он быстро спустился в небольшую гостиную, налил себе бренди и стал ожидать Годфри, не сомневаясь, что долго ждать не придется. Годфри почему-то стал опекать Кайлу и наверняка поспешит узнать, все ли у нее в порядке.

Ожидания Брета очень скоро оправдались. Годфри вошел в гостиную, прикрыл за собой дверь и приблизился к камину, где в кресле с подголовником восседал Брет, приканчивая второй бокал превосходного французского бренди.

— Надеюсь, мисс Ван Влит сейчас спокойно отдыхает.

— Поистине, мой друг, ты просто удивительный человек. — Брет поставил бокал на черный лакированный столик, поднялся на ноги, прислонился к каминной доске и хмуро посмотрел на своего друга и кровного брата. — Ну почему тебя волнует, спокойно ли она отдыхает и так ли я обращаюсь с ней, как она того заслуживает?

Смуглое лицо Годфри выглядело бесстрастным, однако в голосе его прозвучало раздражение.

— Если бы ты обращался с Кайлой так, как она того заслуживает, она была бы уже в Лондоне у своей крестной матери. Зачем ее впутывать в это?

— Откуда ты знаешь? Может, я собираюсь вернуть ее блистательной графине дю Буа.

— Нет, не собираешься. Твое быстрое возвращение может означать лишь то, что дела пошли не так, как тебе хочется, и что ты намерен использовать мисс Ван Влит как приманку. Или я не прав?

Брет хмыкнул и покачал головой:

— Ты весьма проницателен, мой друг. Я нисколько не удивился бы, если бы ты достиг правительственных высот. Впрочем, тебе помешает твоя непроходимая честность.

— Если ты покончил с оскорблениями в мой адрес, дай, пожалуйста, ответ на мой вопрос.

— Да, я намерен использовать нашу очаровательную гостью в качестве приманки, как ты вульгарно выразился. — Брет потер ладонью скулу, задумчиво глядя на Годфри. — Нечто вроде того. Однако она нисколько не пострадает. Когда я завершу то, что должен завершить, я хорошо ей заплачу и верну крестной матери. Ты счастлив это услышать?

Годфри слегка пожал плечами:

— А тебя это сделает счастливым?

— Черт побери, что ты хочешь сказать?

— Только то, что ты не так безразличен к чарам этой леди, как тебе хотелось бы.

— Что за чертовщина! Она лишь средство и способ убить сразу двух зайцев, как говорится в пословице. Я могу отделаться от ее настойчивых притязаний и одновременно оградить себя от угроз. Великолепный план, как выяснилось.

— Что ты обнаружил в Лондоне?