Страница 79 из 130
В дебрях арифметики
Еще с 1918 года, с введения продразверстки, на почве сельскохозяйственной статистики столкнулись два встречных побуждения. Крестьяне старались преуменьшить реальный урожай, исходя из которого, рассчитывались обязательные хлебопоставки, а после окончания войны и налоги. Местные власти же, наоборот, стремились по возможности этот урожай преувеличить — во-первых, зная, что крестьяне его преуменьшают, а во-вторых, стремясь выйти в передовики хлебосдачи, со всеми вытекающими отсюда почестями.
По мере развития коллективизации стало ясно, что точно теми же болезнями болеют и колхозы. А как иначе — ведь интерес-то у них был тот же самый. Председатели очень быстро сообразили все выгоды вольного рынка, со всеми вытекающими отсюда последствиями, и каждый год клялись, что если выполнят план, то в хозяйстве не окажется ни зернышка. Поскольку урожаи «гуляли» не то что от года к году, а от поля к полю — как их проверишь? Можно было только верить или не верить, что в хозяйственных делах не есть хорошо.
Для центральных властей это «верю — не верю» вылилось в нешуточную проблему. План хлебосдачи рассчитывался с учетом пресловутого «среднего урожая» — но как подсчитать сам урожай, чтобы не промахнуться ни в ту, ни в другую сторону? Казалось бы, чего проще — убрать, обмолотить и посмотреть, сколько получится. Однако, во-первых, объемы хлебосдачи по контракту требовалось рассчитать хотя бы к августу, к началу хлебозаготовок — а обмолот, он еще когда будет! Может быть, лишь к зиме руки дойдут. Комбайны, которые убирают зерно и тут же его молотят, селяне пока что видели только на газетных фотографиях, а у реальных колхозов хорошо, если в сарае стояла конная молотилка.
А во-вторых, к тому времени, как хлеб ляжет в амбары, значительную часть зерна крестьяне (независимо от того, состоят они в колхозе или же нет) попрячут либо растащат, и отправленная наверх цифра получится намного меньше реальной.
Под давлением этих прискорбных обстоятельств советская статистика шарахнулась в другую сторону и ввела метод оценки урожая на корню, еще до уборки. Методы такие — их называют биологическими — существуют, и довольно простые. На поле выбирается участок, его убирают, проводят пробный обмолот и подсчитывают результаты. Но…
Но, во-первых, надо иметь исполнителей, которым не лень ездить на поля и все это проделывать. Согласитесь, куда проще повстречать в районе председателя и задать простой вопрос: «Иван Степаныч, как у тебя нынче с урожайностью? Пудов сорок будет? Не будет? Ну чего ж ты так…» Записать в сводке 36 пудов, получить по мозгам от начальства за плохие показатели, переправить тройку на четверку… Вот вы еще скажите, что такого быть не могло!
Во-вторых, даже если статистики и ездили на поля, то в реальности российского, а потом советского аграрного сектора урожайность менялась не то что от региона к региону, но и от колхоза к колхозу, а то и в пределах одного хозяйства. И что же — на каждом поле пробные участки выстригать?
Так что арифметика была если и не совсем потолочной, то близко к этому: в одном и том же регионе можно было насчитать как урожай, так и недород. Что они там намеряли после инструкций, полученных в районе (не преуменьшать, а не то!), и встречи, оказанной им на селе (вы уж не обидьте, родимые…), — великая и страшная тайна. Увеличение выборки, конечно, делало исследование более корректным, но до точности все равно было если не как до Луны, то как до высокого облака.
В борьбе за хотя бы относительно точные цифры правительство пошло по пути дублирования систем сбора данных. Американский ученый Марк Таугер, автор одной из лучших книг о советском сельском хозяйстве, насчитал целых четыре организации, целью которых было собирать и проверять данные об урожаях.
Первая из них — это ЦУНХУ, оно же ЦСУ, работавшее проверенным способом, через своих респондентов на местах, которые посылали данные об урожайности. Кроме того, в феврале 1930 года декретом ЦИК Совнаркома было отдано распоряжение о выборе двух групп статистиков на местах. Сельсоветы должны были отобрать особо доверенных товарищей и поручить им сбор статистических данных. Исполкомам сельсоветов поручалось создать экспертные комиссии для оценки объемов валового и товарного производства в своих районах. Что из всего этого вышло?
В качестве примера Таугер приводит историю с урожаем 1930 года. Официально урожай зерновых в том году оценивался в 83,5 млн т. Однако архивы Госплана называют другое число — 77 млн 200 тыс т. Оказывается, первые данные брались без учета потерь при уборке и перевозке. В августе 1931 года газета «Социалистическое земледелие» писала, что потери при уборке зерновых в 1930 году составили 16,7 млн т, и мы получаем еще одно число — 66,8 млн т. Как видим, разброс данных в пределах 20–25 %, то есть вполне сравним с общим объемом хлебопоставок. И вот интересно: какую из трех цифр брали при расчете хлебопоставок в качестве валового сбора?
В следующем, 1931 году, средняя урожайность для Украины оценивалась как 10,5 ц/га, 8,6 ц/га и 7,5 ц/га — по-видимому, это были версии оптимистов, пессимистов и прагматиков, полагавших, что истина лежит посередине. Впрочем, это еще не расхождение.
«Судя по документу, хранящемуся в ЦГАВОРВУ Украины, директор одного треста совхозов отправил в декабре 1931 г. письмо наркому земледелия УССР с жалобой на то, что заготовительная квота в объеме 13 000 т была рассчитана на основании июльского прогноза на урожай в объеме 38 000 т, но последние данные показали, что фактически собрано было 18 623 т»[180].
При этом нет никакой гарантии: а) что автор письма не врет, чтобы снизить госпоставки; б) что селяне не растащили добрую половину собранного перед тем, как начать подсчитывать урожай.
Ну, и как прикажете в такой обстановке рассчитывать хлебопоставки?
Изнемогая под гнетом этих обстоятельств, правительство создало еще одну, третью сеть статистических учреждений — районные и региональные межведомственные учетно-контрольные комиссии при ЦУНХУ. Их задачей были: проверка данных других комиссий, прогнозирование урожайности и сбора зерна, а также контроль подсчета зерна при уборке и борьба с хищениями. Но кадры-то остались прежние! О том, что получилось, Таугер пишет:
«В середине августа 1932 г. ОГПУ подвергло критике некоторых чиновников районных комиссий за сидение в конторах и излишнее доверие к данным, полученным от местных чиновников и колхозов, которые в свою очередь оценивали урожай на глазок. В итоге они часто переоценивали или недооценивали объем фактического урожая… Валериан Осинский, статистик ЦУНХУ, писал в начале 1933 г., что учетно-контрольные комиссии были созданы потому, что оценки Наркомзема были „совершенно неточными“, а работники колхозов, совхозов, местных партийных и государственных органов пытались „обмануть советское правительство“. Эти комиссии, отмечал Осинский, в среднем корректировали в сторону увеличения первичные данные на 10,8 % на районном уровне и еще на 9,3 % — на областном. Таким образом, учетно-контрольные комиссии повышали прогнозы на урожай примерно на 20 %…»[181]
Такую же работу уже по своим каналам вел и Наркомзем, который тоже пытался оценить урожайность. Собственно говоря, ему в первую очередь полагалось это делать… Результаты также вышли поучительными.
«…Оценка состояния посевов (на 1 июля 1932 г.), проведенная сектором учета НКЗ, позволила спрогнозировать небольшое снижение урожая озимых. Такой вывод был сделан на основе прогнозов ухудшения урожайности для Украины — с 8,8 до 7,7 ц с гектара. С другой стороны, НКЗ прогнозировал значительное повышение урожайности для яровых — 7,1 ц против 5,8 ц… Исходя из таких расчетов, составители отчета выдали прогноз на урожай 1932 г. в размере 78 млн 300 тыс т[182] против 70 млн 300 тыс т в 1931 г., которые они же называли фактически собранным урожаем. Также в отчете говорится, что даже названные выше прогнозы на 1932 г. могут оказаться заниженными, и отмечается, что в свежие отчеты региональных учетно-контрольных комиссий включена корректировка прогнозов колхозов и совхозов в сторону повышения. Например, эти комиссии повысили прогноз на урожайности в хозяйствах Украины с 7,8 до 8,5 ц. Авторы отчета приходят в таким выводам, несмотря на то, что в этом документе имелось приложение, где обсуждалось ухудшение погодных условий и повальное поражение сельхозкультур вредителями».
180
Такгер М. Голод, голодомор, геноцид. Киев, 2008. С. 300.
181
Там же. С. 300–301.
182
По всему СССР.