Страница 15 из 15
Когда они подошли к Королевской церкви, там уже стояла преисполненная благочестия толпа. Подолы юбок у женщин намокли от дождя. Многие из них были облачены в вечный траур, другие натянули меховые палантины до ушей, чтобы защититься от сквозняков, гуляющих в крытых галереях эпохи Тюдоров.
В гуще людей стояла миссис Бутс. У нее был раздраженный вид, присущий женщине, которая не только опоздала на пароход, но вдобавок обнаружила, что следующего придется ждать целую неделю. Внезапно двери церкви открылись, и толпа дам хлынула внутрь с решимостью, свойственной вдовам титулованных лиц на распродаже тканей. Экономка осталась стоять на месте, ожидая пока не прекратится суматоха.
Минк подошла к ней.
– Я все думаю, миссис Бутс, неужели Астрономические часы действительно остановились? – спросила она, улыбнувшись.
– Пока нет, но уверена, что это непременно случится. Бывает, подагра скрючит так, что заставляет смотреть только вперед, а бывает предчувствие. Я не из тех, кто не способен отличить одно от другого.
– Несомненно, миссис Бутс, вы женщина, чьи предсказания заслуживают доверия. Я спрашиваю только потому, что видела вчера во дворце гробовщика.
Экономка покачала головой, пробормотав:
– Крайне недостойное поведение. Даже говорить об этом не хочется.
– И все же расскажите.
– Совершенно уверена, что никто из обитателей дворца не умер. Хотя, если быть откровенной, о некоторых я ничуть бы не пожалела.
Экономка предположила, что появление мистера Блада и прочих торговцев было чьей-то злой шуткой.
– Уж и не знаю, кто за этим стоит. Сначала думала – генерал: всем известно, что он недолюбливает леди Монфор-Бебб. Поверьте, я совсем не любительница сплетничать, пусть этим занимаются обитатели дворца.
Миссис Бутс направилась к дверям церкви. Проходя мимо Минк, экономка склонилась к ней и прошептала более громко, чем обычно:
– На священника в очередной раз нашло, и они побуянили с органистом. Я всегда запираю вино для причастия в буфете и выдаю ключ причетнику только перед церковной службой, но, похоже, священник пошарил у него в карманах.
Приподняв юбки, она взошла по деревянным ступеням к Королевской скамье, объяснив, что лорд-гофмейстер позволил принцессе ею пользоваться.
– Он говорит, не надо даже спрашивать об этом. Но откуда я знаю, как поступить, когда дело касается иностранной королевской особы? Мне только-то и надо было стереть пыль, я так прямо и сказала.
Миссис Бутс помчалась дальше, а принцесса заняла место в отдельной галерее и стала разглядывать потолок церкви, расписанный для Генриха VIII и при реставрации восстановивший свой ярко-синий цвет. Но вскоре ей наскучило одиночество, и она спустилась обратно. Звук шагов Минк заставил многих повернуть голову в ее сторону.
Сидя на задней скамье рядом с Пуки, принцесса обратила внимание, что все дамы сгруппировались в правой части церкви, их шляпки ярких расцветок выделялись на черном фоне. Некоторые оборачивались: по скамьям пронесся шепот, что сзади сидит дочь махараджи.
Скамьи в середине церкви мало-помалу заполнялись джентльменами с цилиндрами в руках и офицерами, живущими в дворцовых казармах. Среди них Минк заметила доктора Хендерсона. Принцесса не могла понять, что он сотворил со своими волосами: кудряшки на затылке как-то странно топорщились. Внезапно доктор обернулся, и Минк поймала его удивленный взгляд. Она отвела глаза в сторону, но через пару минут они вновь остановились на шее Хендерсона.
Когда солдаты и обслуживающий персонал дворца заняли оставшиеся места, в церковь вбежала запыхавшаяся женщина в большой соломенной шляпе, украшенной двумя чучелами колибри. Она нерешительно посмотрела на уже занятые дамами места. Те с победным видом встречали ее взгляд. Вновь пришедшая медленно опустилась на край скамьи рядом с мужчиной, одетым в дешевый готовый костюм. Руки его явно не знали маникюра.
По номеру на доске прихожане нашли «Свете тихий» в своих сборниках церковных псалмов. Но когда органист Амос Шусмит заиграл, в звуках, рожденных его лишенными вдохновения пальцами, не обнаружилось и намека на какой бы то ни было свет. Преподобный Бенджамин Грейлинг, ничуть этим не смущенный, запел так громко, что могли расступиться воды не только Красного, но также Мертвого, Черного и Балтийского морей. Тем временем невидимый Амос Шусмит с дьявольским бесстыдством продолжал барабанить мотив «Моей надежды на Предвечного», пока испуганный до смерти мальчишка, которого отрядили надувать мехи органа, молил Бога об избавлении. Прихожане колебались, какую мелодию подхватывать. Хор тоже был в недоумении, и какое-то время преподобный Грейлинг пел в одиночестве, словно взывая к далекому кораблю в тумане где-то у берегов Ньюфаундленда.
Но все-таки какая-то общность между священником и паствой установилась. Многие обитатели дворца и офицеры подхватили псалом в знак солидарности с преподобным Грейлингом, ощущая его в этот миг старшим по званию, духовным наставником. Однако хор, состоявший из деревенских мальчишек, шел вслед за органистом – тот был одним из них. Хор поддержали дворцовые слуги и солдаты, естественным образом вставшие на сторону простолюдина. Иные просто ждали, чья возьмет, мысленно делая ставки на победителя, и издавали отдельные звуки, изредка раскрывая рот, подобно страусу эму.
Однако неудача с пением церковного псалма была не единственным событием, которое оживленно обсуждали прихожане, выходя из церкви. Дело в том, что, когда все уселись перед началом службы, молодая леди почему-то встала и, постояв несколько секунд, качнулась влево, потом вправо и рухнула с горестным вздохом на черно-белые мраморные плиты. Доктор Хендерсон немедленно вскочил, подбежал к ней, аккуратно поднял и быстро вынес из церкви. Как только они остались наедине, ее глаза чудесным образом раскрылись, словно она и не падала в обморок.
Пуки стирала кружева своей хозяйки в кухонной раковине, поминутно стряхивая тараканов то с одной, то с другой ноги. Насекомые падали на пол и стремительно разбегались. Зазвенел колокольчик у двери черного хода. Открыв ее, Пуки обнаружила на пороге низкорослую служанку с тонкими чертами лица и светлыми волосами, завязанными сзади в пучок. Она держала в руке блюдце, накрытое белой полотняной салфеткой. Девушка представилась как Элис Кокл, прислуга леди Бессингтон.
– Я видела вас на церковной службе и решила приготовить вам «пьяный торт». Любимое лакомство ее светлости. Когда готовила, использовала даже больше хереса, чем обычно. Подумала, что вино не помешает: представляю, каково жить в этом сыром доме да вдобавок слушать шум из лабиринта. Служанка миссис Кэмпбелл так к этому и не привыкла.
Пуки почувствовала благодарность к этой приветливой девушке, ведь никто из дворцовой прислуги раньше с ней не заговаривал. Проведя Элис на кухню, Пуки усадила ее за стол и стала заваривать чай.
– Вы не похожи на служанку, – заметила индианка, доставая лучшую фарфоровую посуду своей госпожи. – Они обычно пренебрегают буквой «н» и любят почесать языками. Хорошенькие девушки вроде вас, как правило, занимают должность не ниже горничной.
– Да и вы ничем не напоминаете прислугу, – ответила Элис, оглядев Пуки с ног до головы. – Говорят, что вы единственная служанка принцессы.
Пуки, присев напротив, отрезала два больших куска торта и поставила тарелку перед Элис.
– Я всегда была личной горничной ее высочества, – сказала Пуки, вздернув подбородок.
Элис недоверчиво уставилась на нее:
– Значит, вы были камеристкой и теперь скатились до положения «прислуги за всё»? Что же вы такого натворили? Заложили фамильную посуду?
Услышав подобное предположение, Пуки недовольно нахмурилась:
– Обстоятельства ее высочества изменились, и ей пришлось распустить всех слуг, кроме меня.
– Вот это да! Ну и повезло же вам! Почему именно вас она оставила?
Пуки, обдумывая ответ, долго смотрела в потолок.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.