Немезида

— Сначала задача казалась мне невероятно трудной, почти неразрешимой. Сколько раз я про себя упрекала мистера Рейфила за то, что он не объяснил все как следует, но теперь я понимаю, что это было мудро с его стороны. Он и впрямь был исключительно умным человеком, а планы его всегда оказывались безупречными. Он, можно сказать, постоянно руководил моими действиями. Дав моим ангелам-хранителям возможность выяснить, как я выгляжу, он отправил всех нас в эту экскурсию…

— Вы не подозревали, хотя бы поначалу, никого из ее участников?

— Рассматривала и такую возможность, но не больше.

— Зло не чувствовалось нюхом?

— О, вы и это запомнили? Нет, ничего я не чувствовала. Я не знала, с кем должна вступить в контакт, но нужный человек сам заговорил со мной.

— Элизабет Темпл?

— Да. Это было так, словно луч света внезапно прорезал тьму. До этого момента я действовала на ощупь. Догадывалась только, что где-то должна быть жертва и где-то — убийца. Да, да, непременно убийца, потому что единственным связующим звеном между мной и Рейфилом было убийство на Антильских островах. Только это он обо мне и знал. Не могло быть и речи о каком-то другом преступлении, кроме умышленного убийства. Правдоподобно, жертв должно было быть две. Тот, кто был убит, и тот, кто был осужден за не совершенное им преступление. Меня, однако, продолжала окружать беспросветная тьма, пока я не поговорила с мисс Темпл. В нашей беседе очень скоро обнаружилось первое звено, связывающее ее с мистером Рейфилом. Она рассказала, что знала девушку, которая была помолвлена с сыном Рейфила, и тут же добавила, что она не стала его женой. Когда я спросила — почему, она ответила: «Потому что умерла». Я полюбопытствовала, что же было причиной ее смерти, и мисс Темпл с потрясающей силой — я сейчас еще слышу ее голос — ответила: «Любовь» и добавила: «Одно из самых страшных слов в мире». Тогда я не совсем поняла ее. Я решила, что девушка покончила с собой из-за несчастной любви. Подобные трагедии случаются довольно часто. В тот момент это было все, что я узнала, если не считать того факта, что Элизабет Темпл отправилась в экскурсию не просто ради развлечения. По ее словам, это было паломничество. Она хотела увидеть что-то или кого-то. Кого именно, я узнала позже.

— Каноника Бребазона?

— Совершенно верно, но тогда я не знала даже еще о его существовании. Я чувствовала, однако, что главных лиц драмы нет в автобусе, нет среди моих спутников. Только на совсем короткий миг мне показалось, что я вижу их в лице Джоанны Кроуфорд и Эмлина Прайса.

— Почему именно их?

— Потому что они молоды. Потому что самоубийства, ревность, переходящая в трагедию чаще всего встречаются среди молодых. Юноша убил девушку — такое случается. Одним словом, подобная возможность приходила мне в голову, но ничто не указывало на то, что эти молодые люди связаны с порученным мне делом. В отношениях между ними не было и следа чего-то дурного, злого. Позже я использовала эту мелькнувшую у меня мысль в Олд Хаузе, когда мы пили шерри в тот последний вечер. Я показала, как легко было бы заподозрить именно их в убийстве Элизабет Темпл. Если я когда-нибудь еще встречусь с ними, то непременно извинюсь за то, что все упоминала их имена, чтобы отвлечь внимание от моих настоящих мыслей.

— Смерть Элизабет Темпл была следующим шагом в развитии событий?

— Нет. Строго говоря, следующим шагом был мой визит в Олд Хауз. Три сестры радушно пригласили меня воспользоваться их гостеприимством. Поскольку это было устроено Рейфилом, я знала, что должна пойти туда, только не знала — зачем. Это могло быть просто место, где я получу новую информацию относительно того, что мне следует предпринять. Ох, прошу прощения, — спохватившись, начала смущенно оправдываться мисс Марпл, — я слишком увлеклась. Незачем надоедать вам, расписывая все, что только приходило мне в голову…

— Прошу вас, продолжайте, — сказал профессор Уонстед. — Меня это чрезвычайно интересует.

— Да, да, мы слушаем вас, — кивнул сэр Эндрю Макнейл.

— Это было всего лишь ощущение, а не логический вывод, — сказала мисс Марпл. — Ощущение… восприимчивость к чему-то, что было там в атмосфере… не знаю, как это иначе назвать.

— Вполне разумно, — согласился Уонстед. — Своя атмосфера есть у каждого дома, сада, леса, любого места.

— Три сестры. Я непрерывно думала о них, непрерывно твердила эти слова в Олд Хаузе, куда меня так радушно пригласила Лавиния Глинн. Что-то зловещее было в этих трех сестрах. Что-то, напоминавшее не о трех сестрах русского писателя, а о трех ведьмах Макбета. Мне казалось, что в этом доме борется с атмосферой горя, глубокого страдания и страха что-то совершенно отличное от нее, аномальное.

— Это любопытно, — заметил Уонстед.

— Думаю, что этим ощущением я обязана миссис Глинн. Она встретила меня, когда я приехала с экскурсией, и пригласила к себе. Совершенно нормальная, симпатичная женщина. Не очень счастливая, но не потому, что ее характеру не отвечала обстановка, в которой ей пришлось жить. Я поехала к ней и познакомилась с другими двумя сестрами. На следующее утро я услышала от старой служанки, принесшей мне чай, о давней трагедии: о девушке, убитой возлюбленным, и еще о нескольких местных девушках, ставших жертвами преступлений. Теперь следовало заново оценить ситуацию. Я не нашла среди спутников по автобусу никого подходящего, однако убийца где-то должен был быть. Может быть, здесь? В доме, куда я была направлена? Клотильда, Лавиния, Антея… Кто из них мог оказаться тем, кого я ищу? Первой привлекала Клотильда. Высокая, красивая женщина с таким же решительным характером, как у Элизабет Темпл. Мне было ясно, что я должна узнать о трех сестрах все, что только смогу. Три сестры. Которая из них может быть убийцей? И какого рода убийство она могла бы совершить? И вот тогда я почувствовала, как медленно-медленно поднимается, окружает меня, словно испарения болот, атмосфера зла. Я не могу подобрать для этого другое слово. Вовсе не обязательно кто-нибудь из сестер должен был оказаться преступником, но я была уверена, что призрак зла тяготеет над ними, может быть, угрожает им. Итак, прежде всего я заинтересовалась Клотильдой, самой старшей из сестер. Красивая статная женщина, способная глубоко и страстно чувствовать. Признаюсь, я увидела в ней Клитемнестру. Недавно, — чуть смущенно объяснила мисс Марпл, — я видела поставленную школьным кружком греческую драму. Мне понравился юноша, исполнявший роль Агамемнона, но еще большее впечатление произвела Клитемнестра. Она была сыграна просто великолепно. Я хорошо могла представить себе, как Клотильда замышляет убийство.

Профессору Уонстеду стоило немалых усилий удержаться от смеха, слушая эти глубокомысленные рассуждения. Мисс Марпл чуть заметно подмигнула ему.

— Я понимаю, что все это звучит очень наивно, но именно так представлялась мне эта женщина. Разумеется, мужа она не могла убить — она никогда не была замужем. Потом я присмотрелась к Лавинии Глинн. С виду добрая, здоровая, симпатичная женщина. Только, увы, множество убийц производили на окружающих такое же впечатление. Обаятельные, милые люди, все бывали потрясены, когда выяснилось, что они сделали. Такие люди бесстрастны, только потому, что иначе невозможно добиться поставленной перед собой цели. Вероятность казалась мне ничтожной, но, тем не менее, совершенно исключить я не могла. У нее был муж, несколько лет назад она овдовела. Все возможно.

…Теперь очередь дошла до третьей сестры, Антеи. Беспокойное, неуравновешенное существо, непрестанно страдающее от чего-то, что, по моему мнению, могло быть только страхом. Да, она боялась чего-то. Ну, это уже неплохо укладывалось в картину. Если когда-то она совершила преступление, если она считала, что оно давно уже забыто, а теперь — может быть, в связи с появлением Элизабет Темпл — стало возможным, что все всплывет наружу, Антею мог охватить страх. Странно было видеть, как она временами быстро оглядывается, словно ожидая увидеть что-то наводящее на нее ужас. Одним словом, Антея тоже могла входить в расчет как убийца — психически неуравновешенная, может быть, страдающая манией преследования. Боялась чего-то она вполне определенно. Все это были чистые догадки, однако, атмосфера дома тяготила меня все больше и больше. На следующий день я вышла с Антеей в сад. В конце сада возвышался небольшой холм на месте развалин старой теплицы. После войны она пришла в полную ветхость, обрушилась и, чтобы скрыть эту груду камней, там посадили хмель. Так часто делают, когда хотят скрыть от глаз какую-нибудь уродливую стену или постройку. Хмель растет страшно быстро, душит, подавляет все другие растения и скрывает под собою все. В каком-то смысле жуткое растение, хотя, когда он весь покрывается снежно-белыми цветами, зрелище великолепное. Когда я была там, он еще не цвел, но начал уже распускаться. Я стояла с Антеей и видела, какую тоску наводит на нее вид разрушенной теплицы. Она рассказывала, какой там когда-то рос виноград — похоже, это одно из самых ярких воспоминаний ее детства. Ей хотелось, отчаянно хотелось, найти денег, чтобы убрать этот холм и снова построить там теплицу, снова, как встарь, выращивать виноград. Она невыносимо тосковала о прошлом. Однако я поняла и еще кое-что. Атмосфера страха чувствовалась здесь гораздо сильнее. Что-то, связанное с этим холмом, пугало Антею… Тогда, я, конечно, не могла понять, что именно. Что случилось позже, вы знаете: смерть Элизабет Темпл, которая, как стало ясно из показаний Эмлина Прайса и Джоанны Кроуфорд, была не несчастным случаем, а умышленным убийством.