Страница 35 из 190
«А может быть, я просто начала смиряться с неизбежностью?» — думалось ей.
Над головой пролетали ястребы, а еще выше, медленно описывая в теплом воздухе огромные круги, парили стервятники. Неожиданно Мария почувствовала, что ее одолевает странная сонливость, словно кто-то дал ей волшебное снадобье. Глаза ее закрылись, и небо с ястребами и стервятниками исчезло.
Когда женщина проснулась, слабая и дрожащая, было почти темно. С трудом приподнявшись на трясущемся локте, Мария растерянно огляделась — что случилось? Ее обдувало ветром, над озером уже зажглась первая вечерняя звезда.
Пошатываясь, она поднялась на ноги, понимая, что ей придется поспешить: ведь когда настанет полная темнота, она не сможет видеть тропу. Все еще плохо соображая, что к чему, Мария поплелась в нужном направлении, и лишь по приближении к дому мысли ее прояснились.
В следующие несколько недель приступы странной сонливости накатывали на нее несколько раз, порой в самое неподходящее время. А следом появились и другие непонятные симптомы: ощущение тяжести в желудке, слабость в ногах, пощипывание в руках. Лекаря, пользовавшего их семью, это озадачило, но вот старая повивальная бабка, услышав, на что жалуется Мария, мигом определила причину.
— Ты беременна, — заявила старуха, удивляясь тупости тех, кто не замечает очевидного. — Чтобы понять это, вовсе не надо быть ученым лекарем.
Мария, однако, ей не поверила. Просто не могла поверить, потому что собственное бесплодие уже давно воспринималось ею как непреложный факт.
— Неужели ты не рада? — Старая женщина заглянула ей в лицо.
— Конечно рада, — отстраненно ответила Мария, все еще не принимая случившееся всерьез.
— Полагаю, что ты понесла примерно на Песах, — заявила повитуха. — Стало быть, родов можно ждать к Хануке. Приблизительно, конечно, точнее сказать трудно.
— Песах, — тупо повторила Мария.
— Да, во время Песаха. — Старуха смотрела на Марию с любопытством: с головой у нее, что ли, не все в порядке? — Так что можешь придумать ребеночку пасхальное имя. Что-нибудь насчет «избавления» или «свободы». А то, не мудрствуя лукаво, назови его Моисеем.
— Да, спасибо.
Мария встала, собрала свою корзинку, порылась в ней, чтобы заплатить, и неверной походкой вышла на улицу.
У нее будет ребенок! Ее молитвы не остались без ответа!
«О, Господь милостивый, прости мне мое неверие! Прости мое отчаяние! Прости мои сомнения!» — мысленно ликовала она, торопясь домой, чтобы поделиться новостью с Иоилем.
— О Иоиль! — Мария бросилась ему на шею. — Ты не можешь себе представить — это чудесно, это невозможно, но это произошло!
Он отстранился и посмотрел на нее с недоумением.
— Я беременна! У нас будет ребенок! Наконец-то, наконец-то! Неуверенная улыбка озарила его лицо, как будто он боялся поверить ее словам.
— Правда? — наконец произнес Иоиль тем тихим нежным голосом, каким разговаривал с ней только в темноте ночи.
— Правда. Повивальная бабка подтвердила это. О Иоиль!.. — Она обняла его, уткнулась лицом в грудь, чтобы остановить слезы. Это должно было наконец произойти. — Следующей зимой, когда придут бури, на свет появится и наше дитя! Наше дитя…
В ту ночь они лежали рядом, не в силах забыться сном. Ребенок! Ребенок, зачатый на Песах, которому предстоит родиться на Хануку! Разве это не чудесное знамение?
Наконец по дыханию мужа Мария поняла, что он спит. Но сама она не могла смежить веки. Какое значение имеет то, выспится она или нет? Главное, ее молитвы не остались без ответа. Господь добр.
Она лежала тихо, в то время как мысли кружились в ее голове, словно опадающие листья на ветру, просачиваясь одна за другой в сознание, а потом угасая.
«Бесплодие… Все в руке Божьей… Все, что открывает чрево мое, говорит Господь… И узрела ты, что Господь печется о тебе, как отец о чаде своем, во все дни твои».
«Господь и впрямь пекся обо мне, я же не замечала этого», — покаянно подумала Мария, мысленно прося у Него прощение за слабость своей веры.
Впрочем, счастье переполняло ее настолько, что любое раскаяние было ей только в радость.
«До чего ж ты глупа, — внезапно зазвучал в голове Марии хриплый неприятный голос. Высокий, срывающийся, совсем не соответствовавший ее представлению о том, каким должен быть глас Божий, — Твой драгоценный Господь, или Яхве, называй его как вздумается, не имеет к этому зачатию ни малейшего отношения. Он отказался от тебя. Это я, Ашера, могущественная богиня, услышала тебя и откликнулась. Ты попросила меня о ребенке, разве не так? Я ответила на твои мольбы. Теперь ты моя».
Гадкий голос испугал Марию настолько, что она села в постели. Он прозвучал так, словно говорившая находилась прямо здесь, в этой комнате.
Женщина изо всех сил пыталась найти достойный, верный ответ. Вокруг, в ночи, царила гробовая тишина — не было слышно ни сверчков, ни плеска набегавших на берег волн, ни потрескивания огня. Мертвая тишина, когда все живое спит непробудным сном.
«Это ложь, — ответила наконец Мария. — Ты не имеешь отношения к этому. Ты… тебя вообще нет. Не существует!»
В ответ послышался резкий смех.
«Протяни руки, положи их на свой живот и скажи мне, что я не существую. Ты отрицаешь то, что я сделала? Хорошо. Я могу лишить тебя твоего чада так же легко, как и подарила его».
Мария схватилась за живот, словно стремясь защитить дитя. Эго безумие. Маленькая резная статуэтка тут ни при чем. Этот голос — всего лишь игра ее воображения. Может быть… дьявольская игра. Да, это проявление… дьявола. Она вызовет его на спор, докажет несостоятельность его притязаний, его бессилие…
Но в следующее мгновение эта мысль уступила место другой: она ведь действительно попросила Ашеру о ребенке, пусть для того, чтобы испытать ее. И что теперь? Хватит ли у нее смелости проверить возможности идола еще раз, рискуя лишиться долгожданного ребенка?
— Нет! — словно со стороны услышала Мария свой тихий лепет.
«Я так и думала, — удовлетворенно произнес голос. — Это разумно с твоей стороны».
«Но ты… тебя же…» — Мария вспомнила, как Иамлех бросил статуэтку в жаровню.
И опять раздался хриплый противный смех.
«Ты и впрямь думаешь, что уничтожила меня? Я взяла его руку и заставила промахнуться. И даже если бы меня поглотило пламя, ты уже заключила сделку. Она осталась бы в силе, несмотря ни на что».
«Что случилось с идолом? — лихорадочно подумала Мария. — Иоиль вычистил жаровню, нашел ли он его? Что он сделал с ним?»
«Встань! — велел ей голос. Мария тупо повиновалась. — Ступай на кухню, где мы можем поговорить. Где ты сможешь отвечать мне вслух».
Она двинулась на кухню. Было темно и прохладно. Женщина стояла, дрожа, чувствуя себя очень напуганной и маленькой.
— А теперь слушай, — прозвучал голос Ашеры, нарушив тишину ночи, хотя Марии сейчас было трудно понять, звучал ли он в действительности или только в ее сознании. — Я дала тебе то, чего ты пожелала, то, в чем отказал тебе твой Яхве. Почему он отказал тебе? А этого никто не знает: он часто наказывает тех, кто служит ему и любит его — странный бог! Неудивительно, что люди то и дело обращаются к другим, более добрым богам.
Теперь Мария действительно услышала громкий, издевательский смех.
— А он, узнав, использует это как предлог для нового наказания. Чрезмерного наказания — смерти или изгнания. Не слишком-то он справедлив, признайся.
Но Мария не вымолвила ни слова. Во-первых, она не знала, что отвечать, а во-вторых, боялась, что любой ответ сделает отвратительный голос еще более реальным, придаст ему еще больше силы.
— Вспомни всех прочих богов, которым поклонялись израильтяне: Ваала, Иштар, Молоха, Дашна, Мелькарта… и меня. Да будь Яхве истинным богом для тебя, разве почувствовала бы ты отсутствие благодати и необходимость обратиться за помощью к другим богам? Это его вина, не твоя.