Страница 34 из 190
Неожиданно Мария ощутила готовность защищать фигурку. Если она и уничтожит свою находку, то придет к такому решению сама и не из-за того, что детишки, проявив излишнее рвение, отыскали вещь, вовсе для них не предназначавшуюся.
— Нам нет дела до тех, кто жил тут до нас, проворчал Илий. — Господь повелел нам всех их уничтожить, иначе они окажутся колючкой у нас в боку и доведут нас до погибели.
— Это было давным-давно, — заметил Сильван. — С тех пор на этой земле поселились и иные народы, с которыми нам, хотим мы того или нет, необходимо уживаться.
Иоиль воздел руки и произнес ритуальные слова:
— Вся закваска и хлеб опарный, которые у меня были и остались мною не замеченными, не существуют и праху подобны.
— А давайте вместе с хлебными остатками уничтожим и это языческое изображение! — воскликнул Иамлех, — Вот и огонь! — С этими словами он швырнул остатки хлеба в полыхавшую жаровню, и жадное пламя взметнулось им навстречу. — Ага! И ты туда же!
Резная статуэтка полетела вслед за кусочками хлеба, но перелетела жаровню и упала рядом с ней, по ту сторону. За языками полыхающего огня никто этого не заметил.
— Теперь приступим к празднеству!
Иоиль указал на маленькие столики и подушки, на которых они должны были расположиться в соответствии с раввинским каноном для начала обряда. Сам он, как подобало в соответствии с Писанием, облачился в дорожный плащ и держал в руках посох.
— Вкушайте снедь вашу в плащах перепоясанных, обутыми в сандалии и с посохами в руках. Вкушайте поспешно, сие есть Песах Господень!
Натан, как глава всего дома, провозгласил благословение над первой чашей вина. Потом они стали передавать друг другу тазик с водой и полотенце для совершения ритуального омовения.
Когда предварительный обряд был исполнен, все вернулись за накрытые столы. Иоиль взял тарелку с горькими травами — полевой горчицей, корешками хрена, дикой петрушкой — и передал по кругу сначала ее, а потом харосет. Как только каждый взял свою долю, тарелки убрали и вторично наполнили чаши вином. Потом самый младший из присутствующих сыновей, которым оказался четырехлетний Эбед, задал отцу четыре вопроса о Песахе.
— Отец, а чем эта ночь отличается от всех остальных ночей? Во все остальные ночи мы едим любой хлеб, как квасной, так и пресный, на Песах же только мацу.
Илий торжественно произнес, что израильтяне покинули Египет в такой спешке, что их хлеб не успел подняться.
— Отец, почему во все остальные ночи мы едим любые травы, а в эту ночь только горькие?
И снова Илий объяснил, что это символизирует горечь рабства и угнетения, которые Израиль претерпел в Египте.
— Отец, а почему во все остальные ночи мы едим мясо жареное, тушеное или вареное, а в эту ночь только жареное?
— Потому что так велел Господь Моисею.
— Отец, а почему во все остальные ночи мы обмакиваем травы только раз, а в эту ночь дважды?
К тому времени, когда Илий закончил отвечать на вопросы, он успел вкратце изложить историю народа Израиля, включая избавление от египетского рабства и получение Закона на горе Синай.
На столе произошла перемена блюд, вторая чаша была выпита, посте чего последовало очередное ритуальное омовение рук. Принести две пресные лепешки, которые следовало обмакивать в харосет.
Прежде чем обмакнуть свой кусочек, Натан торжественно провозгласил:
— Сие есть хлеб горести, какую отцы наши вкушали в земле Египетской.
Затем подали барашка, главное блюдо праздника. Исключительно сочное, в меру прожаренное мясо удостоилось всеобщей похвалы.
Третью и четвертую чаши вина выпили в полном соответствии с ритуалом, под воодушевленное пение гимнов об исходе Израиля из Египта и обретении народом избранным Земли обетованной.
Особая, самая красивая чаша была наполнена вином для пророка Илии.
«Представляю себе, — думала, глядя на нее, Мария, — каково было бы всем нам, явись вдруг сюда Илия во славе своей, чтобы выпить это вино. Но, с другой стороны, разве я собственными глазами не видела на своей кухне Рахиль и Валлу? А раз так, то почему бы не явиться и Илии?»
— За Илию! — неожиданно произнес Натан, словно прочтя ее мысли. — Почему бы ему не появиться снова?
— А мы узнали бы его? — спросил Иоиль. — Ведь он, наверное, выглядел бы иначе, чем когда поражал громами Ахава и Иезавель.
— Конечно узнали бы, — заверил его благочестивый брат Марии. — И оказали бы ему самый радушный прием.
— А давно он умер? — простодушно спросил Иамлех.
— Он жил более восьмисот лет тому назад, — ответила Дина, — Но пророк Илия не умер. Нет, его забрали на небо в огненной колеснице.
— А что, кто-нибудь видел, как он туда поднимался? — недоверчиво осведомился мальчик.
— Конечно, — сказала Ноема. — Свидетелями этого чуда было множество народу. Вот почему мы ждем его возвращения. Кроме пророка Илии только один человек удостоился вознесения на небо живым — пророк Енох.
— Тогда почему бы нам не подождать и его? — поинтересовался Идбаш.
— Мы мало о нем знаем, — призналась Ноема, — Об Илии известно гораздо больше, а люди жаждут возвращения того, кого знают не только по имени, но и по благим деяниям. Или — как в случае с приходом Мессии — мы не знаем его самого, но знаем, чего от него ждать.
Иамлех хмыкнул и призадумался. Пока внимание детей было обращено к Ноеме, сидевший на другом конце стола, Натан быстро осушил чашу и поставил на место.
— Смотри! Илия только что был здесь, пока вы повернули головы в другую сторону! — воскликнул он.
Иамлех был сбит с толку и раздосадован. Не то чтобы в свои восемь лет он безоговорочно поверил сказанному, но все же…
— В следующем году, Иамлех, придется тебе следить за чашей повнимательнее, — улыбнулся ему дед.
Когда гости разошлись, Мария с Иоилем остались сидеть у разоренного стола с ощущением глубокого удовлетворения, какое всегда приходит после удачно проведенного вечера.
— Все-таки нет ничего приятнее, чем, приняв родных и близких, остаться потом дома с чувством исполненного долга, — промолвил Иоиль, подходя к жене и обнимая ее.
— Это правда, — согласилась Мария, действительно гордившаяся тем, как прошел пасхальный ужин.
Ей нравилось выступать в качестве хозяйки и принимать по праздникам гостей.
— Я ведь не раз говорил тебе, какая ты замечательная жена? — промолвил Иоиль. — И не только из-за пасхального ужина.
— Да.
Иоиль, в отличие от многих мужей, действительно не скупился на доброе слово. При мысли об этом она ощутила болезненный укол, подумав, что не стоит такого заботливого мужа, который лишь зря растрачивает на нее свою любовь и преданность. Бесплодие тяготило Марию: оно было несчастьем для мужа и позором для нее самой. Однако говорить об этом вслух она благоразумно не стала.
Потом руки супругов соединились, и они отправились в постель.
Глава 11
Весна в Галилее самая пышная во всем Израиле. Да, пустыни Негев и Иудеи, возможно, тоже расцветают на свой лад, но мимолетно и скудно, и на прибрежных равнинах раскрываются кое-какие бутоны, но всему этому далеко до того буйства растительности, что случается по весне в Галилее. Луга, сады, рощи — все блистает многообразием красок на фоне изумрудной свежей травы и листьев. Первыми распускаются белые бутоны миндаля, а там уж вступают в соперничество между собой остальные цветущие растения: красные анемоны и маки, пурпурные гиацинты и ирисы, желтые лютики и бархатцы, а в укромных местах еще и ослепительно белые лилии. Из Магдалы весь овал озера казался светящимся, словно усеянным россыпью драгоценных камней, и люди всякий раз, когда предоставлялась возможность, украдкой бросали свои городские дела, чтобы побродить по полям и холмам.
Мария не составляла исключения; она гуляла в одиночку по цветущим холмам, то и дело усаживаясь на травянистые склоны, и, когда глядела оттуда вниз, на голубую гладь озера, привычное отчаяние на какое-то время отпускало ее.