Страница 160 из 190
— Да. Мог бы выбрать другой. Но что сделано, то сделано. Я-то заслужил смерть. Но ты, Господи… Вспомни меня, когда явишься свое Царство.
— Истинно заверяю тебя, — ответил Иисус, — уже сегодня ты будешь пребывать со мною в раю.
— В раю? — выкрикнул кто-то из зевак- В могиле, вот где вы все будете!
— Да какая им могила? — заорал кто-то другой — Их скормят псам. Могилы — это роскошь для богатых.
Марию при этих словах пробрало холодом. Какой ужас, и это приходится выслушивать его матери! Какая жестокость, какая невыносимая жестокость!
Неожиданно небо потемнело, солнце скрылось за стремительно набежавшими тучами. Поднялся ветер. Он вздымал пыль, летевшую в лицо и завивавшуюся вокруг крестов. Оба распятых повстанца пропали из виду.
— Буря! — вскричал один из солдат, хватаясь за едва не сорванный ветром плащ.
Но то была не простая буря. Казалось, само солнце померкло и над землей воцарилась ночь.
— Затмение! — закричал кто-то.
Но все знали, что солнечные затмения не случаются в период полнолуния. И звездочеты не предсказывали на этот день никакого затмения.
В суматохе, вызванной неожиданной темнотой, ученики протолкались вперед, к самому подножию креста. И Иисус — они поняли это — увидел и узнал каждого из пришедших. Они чувствовали, как он тянется к ним, стараясь подкрепить и утешить.
Не имея возможности шевельнуть рукой, Иисус движением головы дал понять, что обращается к старшей Марии.
— Дорогая, — сказал он, — узри своего сына — Следующее его движение, как и слова, было обращено к Иоанну — Узри мать свою.
Иоанн потянулся и обнял старшую Марию. Иисус слабо, почти незаметно кивнул.
Мрак сгущался. В кромешной, полуночной тьме слышались громыхающие звуки. Откуда они доносились — с неба или из-под земли, — Мария разобрать не могла.
— Я жажду, жажду, — послышался сверху голос Иисуса.
Один из солдат услышал его, вскарабкался по лестнице и приложил к пересохшим губам Иисуса пропитанную уксусом губку.
Сначала под крестом оставались только преданные ученики и солдаты, но потом из толпы стали появляться и присоединяться к первоначальной группе и другие последователи Иисуса, точнее, последовательницы, ибо то были женщины, шедшие за ним из Галилеи и ставшие его тайными ученицами в Иерусалиме. На женщин власти обращали меньше внимания, и они меньше боялись появляться на публике. А вот из мужчин мужества явиться и поддержать учителя хватило только у Иоанна. Недаром Иисус так его любил.
Иоанн. Кто бы мог подумать, что Иоанн, миловидный и своенравный Иоанн станет предпочтенным учеником? Поначалу он не казался многообещающим. Его, нетерпеливого и мечтательного одновременно, оттесняли на второй план и шумный, заполнявший собой все Петр, и хитроумный Иуда. Разглядеть его подлинную натуру было не так-то просто, и Мария подумала, как удачно, что она тогда оказалась в паре с ним.
Но все ее мысли про Иоанна и женщин из Галилеи развеялись без следа, когда она внезапно услышала раздавшийся с креста стон Иисуса:
— Боже мой, Боже мой! Для чего Ты оставил меня?
Голос этот расколол воздух, заглушив и вой ветра, и людской гам, и странные звуки, доносившиеся из-под земли. Висевшее на кресте тело Иисуса конвульсивно, словно в агонии, выгнулось, дернулось и обмякло. Рот остался открытым, глаза были устремлены в небо.
— Он воззвал к Илии! — произнес кто-то. — Он ждет Илию. Давайте подождем и посмотрим, явится ли Илия, чтобы забрать его.
Но никакого движения, не считая несущихся по небу облаков и шевеления толпы на земле, не последовало. Сам Иисус оставался неподвижен.
— Отец, в руки Твои передаю я дух свой, — услышала вдруг Мария его слова, прозвучавшие неожиданно громко.
Голова Иисуса склонилась на грудь, терновый венец свалился с нее, покатился по земле и остановился, наткнувшись на камень.
— Кончено! — выдохнул Иисус, и его голова обессиленно упала на грудь.
Женшины потрясенно пали ниц.
Бог покинул его!
Бог отвернулся от него, и все рухнуло! Иисус умер, оставив после себя лишь кучку раздавленных, ошеломленных последователей. Но что они значат без него? Иисус мертв. Никто из них не смог сделать ничего ради его спасения.
Но его тело — что будет с ним? О нем надо позаботиться. Об этом до сих пор никто даже не подумал.
Необходимо найти гробницу. Надо провести подобающую церемонию. Подготовить тело к погребению. А у них ничего не готово. Они чужаки в этом городе, вдали от своих домов, они во всем, дажe в мелочах, зависимы от других людей. А сейчас они вдобавок фактически оказались вне закона, ибо были связаны с казненным преступником.
Эти толпы… собиравшиеся послушать его, теперь исчезли неизвестно куда, развеялись, словно пыль на ветру. Конечно, в Иерусалиме имелись уверовавшие, и они могли помочь, но сейчас все они пребывали в ошеломлении и растерянности. Между тем мед-лить было нельзя. Уже миновал полдень, а Закон запрещал оставлять казненных выставленными на обозрение после заката. Если о теле Иисуса никто не позаботится, его просто бросят псам.
К сидевшим на корточках солдатам подошел какой-то чиновник. Они встали, двое из них подошли к кресту Дисмаса, который хрипел, но еще дышал. Неожиданно один из них поднял дубинку и двумя сильными ударами раздробил несчастному голени. Тело туг же провисло вперед.
Дисмас пронзительно закричал от боли, но солдаты, не обращая внимания, уже направились к кресту другого повстанца.
— Нет! — взмолился тот. — Не надо!
Его мольба прервалась воплем, который он издал, когда солдат обрушил сокрушительный удар дубинки на его ноги.
— Порядок, к ночи оба сдохнут, — бросил солдат своему товарищу. поглядывая на небо, после чего они подошли к кресту Иисуса.
— А этот, по-моему, уже готов, — объявил второй солдат, — Можно сказать, повезло. — Он обошел вокруг креста, присмотрелся к распятому со всех сторон и кивнул. — Да, ему пришел конец.
— Надо удостовериться, — сказал другой и, недолго думая, ткнул Иисуса копьем в бок.
Иисус не шелохнулся. Из раны хлынула кровь. Мария, не выдержав, отвернулась. Это действительно был конец, такой, что ужаснее не придумать.
— Точно, готов, — подтвердил солдат. — Давай его снимем! Нам все равно ждать, когда эти испустят дух. Снимем сейчас, потом время тратить не придется.
— Лестница нужна, — буркнул его товарищ.
Он отправился за ней и, быстро вернувшись, приставил к столбу. Перекрестье открепили от столба и, медленно стравливая веревки, опустили. Это пришлось сделать, чтобы выдернуть глубоко вбитые гвозди. Тут требовался упор, с лестницы это не удалось бы.
Уже сейчас было видно, что руки Иисуса выглядели не так, как при жизни, кожа побледнела и чуть ли не приобрела прозрачность, Мария, смотревшая на них с ужасом, вдруг с неожиданной отчетливостью вспомнила видение, в котором он претерпел изменения и потом предстал перед ней полностыо преображенным — легким и полупрозрачным. Но то было преображение в славе и жизни, его невесомая фигура светилась, здесь же присутствовала лишь смертная бледность.
— Готово! — объявил римлянин, выдернув из рук гвозди.
Он отбросил их в сторону, и они с тяжелым стуком упали на каменистую почву. Затем солдаты сняли Иисуса с крестовины и положили на землю.
И тут мать Иисуса с криком боли и отчаяния устремилась к нему. Сотрясаясь от рыданий, она прижала к себе его голову, а потом подняла лицо к небу и издала пронзительный вопль. Солдаты отступили, оставив тело казненного его скорбящей матери.
— Сын мой, сын мой! — причитала мать Иисуса, приподнимая его, словно в надежде заставить шевельнуться, ответить ей.
Увы, обмякшее, слишком тяжелое для ее слабых рук тело осталось неподвижным.
Иоанн, памятуя, что именно ему Иисус завещал заботиться о ней, выступил вперед, в намерении как-то помочь и поддержать ее, но и сам ошеломленно застыл вблизи мертвого тела. Когда он неловко потянулся к оплакивавшей сына женщине, та этого даже не заметила.