Страница 49 из 50
А потом Жиральди умер, и я встретила тебя. И шагая по следам ТВОИХ корней, я прибыла в Маломир и во дворец, видела свою мать, хотя издалека и совсем недолго. Помнишь, как нам обеим ее лицо показалось знакомым? А ты считала себя единственной, кто мог ее узнать, и рассердилась.
Ты была права – я не могла помнить лица королевы. Ведь я его почти никогда не видела, разве что в момент своего рождения. Но такие воспоминания обычно бывают очень размытыми. А ощущение, что мы его где-то видели, было оттого, что обе мы внимательно рассматривали ее портрет на миниатюре из медальона. А потом она уехала из дворца, и у нас больше не было повода поразмышлять об этом сходстве.
Я догадываюсь, Полисена, как сейчас ты сгораешь от нетерпения и спрашиваешь: «Если Лукреция и в самом деле принцесса этой страны, то почему она не открылась? Почему она дает представление на площади в Мостолуге? И где она пропадала целую зиму?»
Потерпи немного, дорогая, и получишь на все ответ.
Когда Евгений Бальзок окончил свое повествование, я поблагодарила и сказала, что его рассказ мне очень помог. Но не известила его о том, что мне уже известна предыдущая часть истории, которую рассказал сам королевский педиатр. И тем более не пустилась в откровения по поводу моих собственных открытий. Попрощавшись с Евгением, мы с извозчиком отправились в Лугаль. Я поручила одному конюху из города позаботиться о животных, а сама, чтобы не вызывать подозрений, добралась до Маломира дилижансом, в одиночку, одетая и причесанная как дочь аристократов. Я выглядела так прилично и элегантно, что никто из знакомых не смог бы меня узнать.
Королева возвратилась в город. (Я еще не привыкла называть ее матерью, хотя и счастлива, что теперь не сирота. Я не могу, как ты, бросаться на шею и кричать «Мамочка!» или «Папочка!» первому встречному. Но думаю, что потихоньку научусь ее любить, хотя бы потому, что она, как увидишь в дальнейшем, поступила со мной великодушно и заслужила все мое уважение.)
Не буду рассыпаться в подробностях о том, как мне удалось проникнуть в ее покои. Я подождала, пока она останется одна, показала медальон и рассказала о том, кто я такая и какие интриги меня с ней разлучили.
Тебе покажется странным, и на моем месте ты бы сильно обиделась, но королева не принялась прыгать от радости и кричать: «Дочка! Наконец-то я тебя нашла!»
Да, в общем, это и понятно. Все эти годы она даже не подозревала, что меня с ней нет и что Изабелла ей не родная дочь. Она очень любит Изабеллу и очень переживала, что мое появление как-то ей навредит. И лишь когда я сказала, что тоже очень люблю Изабеллу и совершенно не намереваюсь причинять ей боль, она обняла меня и заплакала от облегчения.
Потом по ее просьбе я три или четыре раза повторила всю историю подмены новорожденных. Она казалось ей слишком запутанной, и ей было невдомек, откуда взялась еще и третья девочка, не имеющая никакого отношения к роду Пичиллони.
– Бедный Медард! Бедный мой муж! – вздыхала она. – Как хорошо, что он ничего не заметил. Он тоже так любил Изабеллу… К счастью, он умер, так и не узнав, какой негодяй его брат Уджеро.
Да, в этом наши мысли совпадали: что Изабелла не виновата в интригах, благодаря которым занимает вместо меня трон, а правитель виновен в государственной измене, попытке убийства, а также оскорблении Величества. И за это должен понести наказание, иначе во всем королевстве не будет справедливости.
Но мы предпочли не заявлять о нем в суд и не говорить ничего на Совете дворян и министров. Королева, моя мама, позвала его и заявила, что обман раскрыт.
– Неправда, – начал протестовать этот мерзавец. – У вас нет никаких доказательств. Никаких улик против меня.
Тогда королева сняла с головы все украшения, распустила волосы, смыла пудру и макияж и встала вплотную ко мне. Если не обращать внимания на возраст, мы походили друг на дружку как две капли воды.
(Ты наверняка спросишь, как это – когда мы находились во дворце в качестве пажей Изабеллы, никто не заметил сходства. Дело в том, что, во-первых, королева никогда не ходит с ненакрашенным лицом и распущенными волосами, во-вторых, паж – существо настолько незначительное, что никто не будет его особо рассматривать. Возможно, меня смог бы узнать старый доктор. Но не забывай, что встреча наша произошла в темной камере, а когда мы вышли на улицу, была уже ночь.)
Перед таким неопровержимым доказательством, а также узнав, что доктор жив и на свободе, а мы знаем его адрес и можем позвать в качестве свидетеля, правитель сильно перетрусил. Он упал на колени и стал умолять о помиловании, не для себя, а для Изабеллы, которая не заслужила наказания за чужое преступление.
– Хорошо, – сказала моя мать, – если Лукреция согласна, мы скроем ото всех ваш обман. И от вашей дочери, которую нужно уберечь от страданий и от позора из-за собственного отца. Мы расскажем, что новорожденных по ошибке и совершенно без задней мысли подменила одна из кормилиц. То, что обе несчастные умерли во время эпидемии, дает нам два преимущества. Первое – они не смогут ничего опровергнуть. Второе – люди без труда поверят, что бедная женщина в жару и бреду положила свою маленькую подопечную не в ту колыбель, а другая, точно так же измученная болезнью, этого не заметила.
Таким образом, Лукреция сможет занять надлежащее ей место, не нанося вреда Изабелле. Напротив, как первая кузина наследницы престола, она сможет остаться с нами во дворце и пользоваться всеми привилегиями, подобающими принцессе из рода Пичиллони.
Кроме того, ее присутствие возле моей дочери будет очень полезным, потому что Лукреция – не по своей вине, конечно, – немного дикарка и нуждается в ком-нибудь, кто научил бы ее придворному этикету. Хоть я ее и недолго знаю, но у меня сложилось впечатление, что вряд ли она внемлет советам эрцгерцогини Теодоры, в то время как личный пример хорошо воспитанной ровесницы, Изабеллы, будет для нее бесценным.
Что касается вас, граф Уджеро, то не думайте, что ваши преступления останутся безнаказанными. Вы сегодня же созовете Совет дворян и министров и объявите им о возвращении на трон настоящей принцессы. После чего объясните, что это событие неожиданно вызвало у вас непреодолимое желание уйти в монастырь, а значит, вы передаете управление государством мне, а сами немедленно отправляетесь в монастырь строгого режима «Терновый венец».
Правитель не сильно обрадовался такому исходу вещей хотя бы потому, что выбранный матерью монастырь находился вдали от столицы, в пустынном месте с нездоровым климатом, а монахи из этого монастыря вели очень аскетический образ жизни, в молитвах и лишениях, очень похожий на тот, что выбрал для себя Арриго Филипуччи, помнишь? Монахи живут все вместе, но им строжайшим образом запрещено разговаривать друг с другом, а позволено только здороваться при встрече словами: «Брат, помни о смерти». Забавно, правда? Но достаточно вспомнить, на какую жизнь обрекал правитель своих узников в ужасных камерах подземелья. Первое, о чем я попросила свою мать, – это освободить их всех.
– Но среди них есть и убийцы, и опасные преступники! – возразила она.
– Да, – сказала я, – поэтому мы переведем их на ферму, где они будут работать на свежем воздухе и любоваться небом. Так они не только заплатят за свои поступки, но и смогут принести пользу себе и людям.
Иногда я думаю о том, что в жизни принцессы есть и приятные моменты – например, когда наблюдаешь, как другие исполняют твои приказания, даже если считают их глупыми.
Но вернемся к правителю. Моя мама дала ему понять, что у него нет выбора. Или строгий монастырь, или суд с тюрьмой и со всеми неприятными последствиями для Изабеллы.
Он разозлился – ведь за долгие годы привык только командовать – и согласился в точности исполнить все требования.
Можешь себе вообразить, каким потрясением для Изабеллы было то, что она узнала – моя мать пожелала самолично обо всем ей рассказать. Бедняжка! Одним махом узнать, что ее мать на самом деле тетя, а ее дядя, наоборот, – отец. И это еще не самое ужасное – только что обретенный отец назавтра должен был покинуть дворец и сделаться монахом. Она узнала, что ее настоящее имя – Глинда (но мы решили, что будем продолжать называть ее Изабеллой, так же как и меня – Лукрецией) и что все это время она незаконно пользовалась титулом и властью принцессы.
А настоящей принцессой была я, «маленькая вшивая оборванка» – как назвала меня эрцгерцогиня Теодора – способная сделать двойное сальто-мортале через огненный круг, демонстрируя всем свои ноги, но не реверанс перед епископом или посланником.
Надо сказать, Изабелла отреагировала прекрасно. Да ты знаешь, что я с самого начала считала ее доброй и умной девочкой. И моя мама повела себя как надо. Она ей сказала:
– Для меня ты всегда останешься дочкой. И прошу тебя, продолжай считать меня своей матерью. А то, что я теперь люблю Лукрецию, вовсе не означает, что тебя люблю меньше.
И обняла ее.
– Что касается твоего отца, – добавила она, – то можешь навещать его в монастыре всякий раз, как тебе захочется. Если тебе, конечно, захочется.
Изабелла вздохнула с облегчением.
– Я так рада! – воскликнула она. – Теперь мне не нужно выходить замуж за какое-нибудь чучело только из-за того, что у него корона на голове. И не нужно ходить на казни и обедать с эрцгерцогиней Теодорой. Бедная Лукреция! Теперь тебе придется проделывать все неприятные вещи, которые входят в обязанности принцессы!
При этих словах королева растерянно взглянула на меня. Очевидно, она считала, что несмотря на наряд благовоспитанной девочки я слишком неприлично выгляжу для того, чтобы сопровождать Изабеллу.
– Давайте позовем горничных и велим приготовить горячую ванну. А также парикмахера – тебя надо причесать. Изабелла, пока портниха подберет подходящий для твоего нового ранга наряд, не могла бы ты одолжить Лукреции парочку своих платьев? Нужно будет только немножко ушить в талии и подшить подол.
Но я не была согласна с такой программой.
– Госпожа матушка, – сказала я ей как можно более уважительным тоном, – я очень счастлива, что нашла вас, и не собираюсь слагать с себя обязанности, которые лежат на мне ввиду моего происхождения. Но я ни капельки не хочу запираться в клетке придворного этикета. Мне всего лишь двенадцать лет, и пока не исполнится двадцать, этой страной будете управлять вы. Сейчас, думаю, мне будет полезно объехать страну инкогнито и узнать об истинных нуждах моих подданных, об их проблемах и пожеланиях. Считаю, что для королевы, издающей указы, следящей за справедливостью и управляющей государственным хозяйством, это гораздо важнее, чем уметь правильно пользоваться серебряными приборами или изящно наклонять голову. Кроме того, уверяю вас, в нужный момент мне понадобится не больше недели, чтобы научиться разводить ваши церемонии. Не забывайте – я актриса и схватываю на лету любую роль.
– Но ты наследница престола! – ужаснулась моя мать. – Твое присутствие на официальных приемах необходимо! Народ захочет посмотреть на тебя. Вся знать захочет выразить тебе свое почтение…
– Им хватит и вас, госпожа матушка, – ответила я. – Ну разве что… Изабелла ведь привыкла к церемониям. Наденете на нее светлый парик и расскажете всем, что это и есть новая принцесса.
Но Изабелла возразила:
– Я играла эту комедию целых двенадцать лет и даже заболела от скуки. Теперь мне все надоело. Я хочу посмотреть мир. Можно мне с тобой, Лукреция? Возьми меня в свою Труппу! Я наверняка быстро научусь развлекать людей.
– Да это же настоящее неподчинение! – в отчаянии воскликнула королева.
В конце концов она все же уступила. Я же говорю, это умная и щедрая женщина. А я, в свою очередь, согласилась в течение нескольких дней соблюдать приличия и маскироваться в одежду моей кузины, и правитель представил меня дворянам, министрам, придворным и всему населению Маломира. Изабелла всегда была при мне, подсказывая на ухо, как себя вести и что говорить.