Космический маразм

М-камера представляла собой тёмно-синий блестящий эллипсоид, опутанный проводами. Именно из неё и доносились звуки. Конотоп щёлкнул рубильником на стенке эллипсоида и распахнул дверцу. Из камеры вывалился полноватый молодой человек с абсолютно бессмысленным выражением лица. Это был брат Конотопа, Кентел Рах.

– Тебе вредно там долго находиться, – сказал Конотоп.

Кентел встал и, пошатываясь, направился к своему компьютеру.

– Я всех… порубил… – пробормотал он, устало опускаясь в кресло.

Конотоп закрыл камеру и задумчиво пошевелил бровями. Кентел, разумеется, был психом и раньше, но М-камера странно на него действовала. На работе это вроде бы пока не сказывалось, однако разговаривать с ним стало намного труднее. Впрочем, Конотоп немного даже завидовал брату – от него веяло пусть безумным, но всё-таки оптимизмом.

– Что-нибудь новое видел? – спросил Конотоп.

– Угу, – Кентел начал лихорадочно стучать пальцами по клавиатуре.

– Что именно?

– Цвета, не связанные с предметами. Прозрачное дерево. Супервизора видел.

– А что такое супервизор?

– Не знаю. Но кусается больно, – Кентел продемонстрировал руку, на которой остались следы маленьких зубов, при этом второй рукой продолжая набирать текст.

Конотоп приблизился к своему компьютеру, стоящему бок о бок с машиной брата и, открыв документ со своими заметками, впечатал: "Супервизор больно кусается". Многолетнее общение с Кентелом приучило его к тому, что в самых нелепых фразах мог оказаться смысл.

– Ещё что? – спросил Конотоп.

Кентел минуту молчал. Потом стал напевать что-то вроде "Пойдём за Империю биться, она нам уже не нужна…" Видимо, это значило, что по существу дела Кентелу добавить было больше нечего.

Конотоп вернулся в кресло возле окна, погружённый в свои мысли. Его взгляд машинально обшаривал комнату. Стены были сплошь завешаны изображениями всяческого древнего оружия – Кентел увлекался мечами, топорами и арбалетами – и рисунками земной фауны и флоры, которыми, в свою очередь, заразился в последнее время Конотоп. Помимо двух огромных компьютеров с гудящими мощными вентиляторами, научную направленность помещения выдавали макеты недоделанных приборов и особенно М-осциллятор, представляющий из себя раскрытый чемодан, напичканный электроникой и переплетением стеклянных трубок.

Гениальность и простота М-осциллятора удивляла и восхищала самого Конотопа не меньше, чем угнетал тот факт, что его невозможно применить. Впрочем, он подумал об этом не более чем мгновение, поскольку его озарила новая идея.

– Так… – пробормотал он, встал и размашистым шагом заходил взад-вперёд по комнате. – Если замкнуть контур самоидентификации на инициатор среды и усилить обратную связь… Надо попробовать.

Он решительно подошёл к М-камере, произвёл пару манипуляций на пульте, переткнул несколько разъёмов и, открыв дверцу, уселся внутрь.

– Кентел! – попросил он. – Если буду кричать или долго не вылезу, отрубай питание.

– Парадигма в лотосе застряла! – весело отозвался Кентел, не отрываясь от монитора. Похоже, он услышал и всё понял.

– Ага, – поддакнул Конотоп мрачно. – Феерически.

Он закрыл дверцу, исчезнув внутри эллипсоида. Пару секунд Кентел всё так же сидел за компьютером, просматривая длинный текст, исписанный формулами. Затем встал с места, ловко перекувыркнулся и завис вверх ногами, стоя на одном вытянутом указательном пальце руки. При этом было похоже, что он не предпринимает абсолютно никаких усилий – на лице оставалось блаженно-расслабленное выражение довольного жизнью ребёнка. Затем он мягко опустился на ноги, вернулся в кресло и, подобрав со стола несколько леденцов на палочках, разом воткнул их в рот, отчего стал выглядеть словно хомяк, проглотивший дикобраза.

Скоро дверца М-камеры открылась, и наружу вылез Конотоп, уставший, мрачный и молчаливый.

– Фо ты фам фефал? – спросил Кентел.

– Я не понимаю, что ты говоришь, – проворчал Конотоп.

Кентел извлёк изо рта леденцы и произнёс поучительным тоном:

– Значит, у тебя неисправности ввода-вывода.

– Тялавакарудтитавхлетнекежулатсод! – выкрикнул Конотоп, отмахнувшись, и застыл на месте. Его передёрнуло, он рыгнул, испустив изо рта колечко сизого дыма, прослезился и прошептал, испуганно взглянув на Кентела: – Что это было?

– Я уже говорил, – ответил Кентел.

– Постой… – пробормотал Конотоп. – Неужели? Но я хотел добиться совсем другого эффекта… А ну-ка, скажи ещё что-нибудь про меня.

– У тебя рука тяжёлая, – сказал Кентел, отвернувшись.

Конотоп вдруг почувствовал, как его правая кисть немеет, а, бросив на неё взгляд, заметил, как кожа до локтя покрывается матовым металлическим блеском. Его повело в сторону – рука заметно перевешивала.

– О Боже! – Конотоп забеспокоился. – Что делать? Да нет, не верю! Это же невозможно. Обычная у меня рука!

К руке вдруг вернулась гибкость, блеск исчез, и Конотоп вздохнул облегчённо. Он подошёл к М-камере, снова начав колдовать с пультом, при этом говоря сам с собой:

– Это сюда… А это сюда… Назовём это автомаразматизмом… Интересный какой эффект, в самом деле…

Внезапно дверь раскрылась, и в комнату ворвался взлохмаченный худой старик в белом костюме и с седой бородой.

– Добрый день, – сказал он быстро, окидывая помещение слегка насмешливым взглядом. – Замечательно, что вы здесь. Чем занимаетесь?

– Как и всегда – маразмом, – мрачно сказал Конотоп, обернувшись. – Здравствуй, Вам Кого.

– Между прочим, я уже давно хотел поинтересоваться, – вспомнил Вам Кого, – почему ты назвал это явление маразмом? Более подходящего слова не нашлось?

– Маразм, – поучительным тоном произнёс Конотоп, – это состояние, к которому стремится мозг разумного существа в своём пределе. Информационное поле в пределе стремится к максимуму энтропии. То есть мой маразм и тот, который обычно называется маразмом – вещи довольно близкие.

Вам Кого сел в свободное кресло, стоящее напротив Конотопа.

– Хм… Ну, да ладно. Я, собственно, зачем пришёл… На завтра у меня назначена встреча с Председателем Конгресса. Формально повод пустяковый – он встречается со всеми лидерами фракций, чтобы обсудить их позиции перед выборами. Но, боюсь, Так Его начнёт задавать вопросы и по поводу твоей работы.

– С ней всё в порядке.

– Да, я не сомневаюсь. Просто хотелось бы его заинтересовать, чтобы у него не возникло желания прикрыть нашу лавочку… У тебя есть какие-то заметные результаты?

Конотоп усмехнулся.

– Что ты называешь заметными результатами? Разработана теория маразматических пространств. Изучены основные свойства маразма. Создана действующая модель. Есть установка для создания маразматического пространства. Тебе мало?

– Это всё прекрасно, Конотоп, но мне хотелось бы увидеть практическое применение.

– Ну, не знаю, Вам Кого… Я не очень силен в… политическом маркетинге, но подумай сам – ведь это концепция, которая, по сути, проясняет устройство мира.

– Каким же образом?

Конотоп подскочил на месте.

– Вот те на! Ты разговариваешь со мной в сотый раз, предоставляешь мне помещение, спонсируешь проект, и, как выясняется, ни черта в нём не понимаешь?! Ты что, не понимаешь, что мы с тобой тоже в некотором роде живём в маразматическом пространстве?

– Хм… Признаться, нет.

– М-да… Ну ладно. Придётся мне всё объяснять с самого начала, – Конотоп встал, заложив руки за спину, и принялся ходить по сложной траектории между креслом и стеной. – Как ты, должно быть, знаешь, все окружающие нас вещества состоят из микроскопических частиц.

– Ага, – Вам Кого зевнул. – Клетки там, бактерии…