Страница 51 из 99
— Что все это значит?
— Не знаю, — честно признался я, — это цитата из английского фильма, который давным-давно был в прокате. Хотите выпить?
— Мартини, — согласилась она.
— Два мартини, и пусть внутри там не плавает никакое барахло, — приказал я официанту. — И сухих!
— Да, сэр. — Официант слегка вздохнул. — Наполнить бокал прозрачным вермутом, затем сверху аккуратно долить джина, так чтобы напитки не перемешались. — Его рот неопределенно скривился. — И, как вы сказали, сэр, никакого барахла. То есть никаких фруктов или овощей?
— Эй! — Я восхищенно посмотрел на него. — Вы, должно быть, когда-то работали в Нью-Йорке?
— Нет, сэр. Однажды по телику я видел американский фильм.
После того как официант отчалил, я закурил сигарету, игнорируя идиотское хихиканье, доносившееся с другого конца столика.
— Итак, какое у нас поле деятельности сегодня днем? — раздраженно проскрипел я.
— Еще не придумала, — лениво ответила Шэрон. — Не хотите ли, например, осмотреть достопримечательности?
Я бросил взгляд на затуманенные зеркальные окна и пожал плечами:
— В такую-то погодку?!
Моя реплика не требовала никакого ответа, и я его не получил.
— А как насчет антиквариата и этого парня Донавана? — осведомился я.
— Сейчас нам пока нечего делать, — любезно сообщила Шэрон. — Он знает, что я здесь, и как только будет готов, сообщит, где и когда состоится аукцион. Поэтому все, что мы можем сейчас делать, — это ждать.
— После прошлого вечера в Нью-Йорке это кажется несколько скучноватым, — мечтательно сказал я.
— Согласна, вечер в Нью-Йорке был волнующим. — Шэрон любезно улыбнулась. — Но последняя ночь была удивительно спокойной. Во всяком случае, моя, в отеле.
— Вы хотите сказать, просто скучной, — раздраженно процедил я сквозь зубы. — Если бы вы провели ночь в моей квартире, она была бы по-настоящему горячей.
— А в отеле был кондиционер.
Пока я пытался понять игру природы, давшей такой льдине, как Шэрон О’Берн, пухлую нижнюю губу, официант принес нам мартини. Я уже было собрался задать ей мучивший меня вопрос, как вдруг в полуметре над моей головой кто-то откашлялся. Я глянул вверх и увидел у стола живой скелет, к которому с одной стороны прилипла пышнотелая блондинка, а с другой — стоял парень такого вида, словно его выдворили из мафии за чрезмерную жестокость.
— Пожалуйста, извините, — сказал скелет, — но имею ли я честь обращаться к мисс Шэрон О’Берн?
Его английский был безукоризненным, но чуть архаичным, а в интонациях слышалась смесь всех европейских акцентов.
— Шэрон О’Берн — это я. — Она посмотрела на говорившего непонимающим взглядом.
— Тогда мы с вами друзья-соперники! — Скелет улыбнулся, показав зубы, похожие на ряд старинных надгробий на заброшенном кладбище. — Позвольте представиться. Я — Людвиг Рэнц.
— Мистер Рэнц, — Шэрон слегка кивнула, — это мой коллега, мистер Бойд.
— Честь имею, мистер Бойд, — сурово произнес Рэнц. — А это мои коллеги — мисс Анна Гейне и мистер Пол Баллард.
— Привет! — сказала пышнотелая блондинка с сильным немецким акцентом.
— Здравствуйте, — сказал отставной мафиози с прекрасным английским акцентом.
Все это слегка сбивало с толку. Я решил было, что барышня англичанка, а парень итальянец. Единственное, что я понял определенно: блондинка была красивой, несмотря на ее акцент, а парень представлял бы собой угрозу, даже если бы шепелявил.
— Могли бы мы присоединиться к вам? — вежливо осведомился Рэнц.
Шэрон бросила на меня быстрый взгляд, потом пожала плечами:
— Почему бы нет?
Строй официантов быстро нарушился, они принесли стулья, и мгновение спустя вся эта троица уже сидела за нашим столом. Мужчины уселись по обе стороны от Шэрон, блондинка — рядом со мной. Мне только этого и было надо. Анна Гейне оказалась классическим примером удивительных превращений, которые в последнее время стали происходить с немецкими девушками. Они вдруг стали пышнотелыми, с выразительными фигурами, с ногами от самых ушей и видом знойной загадочности. У парней перехватывало дыхание от одного их вида.
У пышнотелой блондинки были волосы соломенного цвета, зачесанные кое-как, глаза — синие, пылкие и живые, губки пухлые, словно укушенные пчелой, — насмешка над притворной невинностью ее лица. Блейзер в черно-белую полоску, надетый поверх черной водолазки и юбки, придавал ей сходство со студенткой последнего курса колледжа, какими их воображают себе мужчины. Но когда блондинка улыбалась и смотрела вам прямо в глаза, вы понимали, что она уже закончила свой собственный колледж с похвальным листом по предметам, которые не входят в школьную программу.
Людвиг Рэнц одарил Шэрон какой-то похоронной улыбкой.
— Вы, как и мы, ожидаете вестей от загадочного мистера Донавана? — спросил он.
— Верно, — осторожно ответила она.
— Как долетели из Нью-Йорка? — продолжил беседу Людвиг Рэнц. — Его серые, цвета надгробных камней, губы скривились в подобие улыбки. — Я спросил, — признался Рэнц, — потому что интересуюсь, не было ли у вас каких-нибудь осложнений с полетом. Или, возможно, до него?
— Осложнений? — переспросила Шэрон слишком бодро. — Какого рода осложнений?
— Я думал, возможно, кто-то попытался задержать вас? — Он бросил нерешительный взгляд на Пола Балларда. — У нас ведь были небольшие неприятности, Пол, верно?
— Небольшие. — Баллард пожал подложенными плечами. — Ничего серьезного.
— О, но ведь могло быть серьезно! — Рэнц медленно покачал головой. — Я был бы ужасно расстроен, если бы упустил возможность, по крайней мере, поторговаться за сокровища «юй». Вот почему я полюбопытствовал, не произошло ли с вами нечто подобное, ведь Слейтер чувствовал бы то же самое, что и я.
Шэрон мгновение колебалась, потом вопросительно посмотрела на меня:
— Дэнни?
— Конечно. — Я посмотрел на Рэнца. — Полагаю, и у нас были некоторые осложнения, подобные вашим. Ничего серьезного.
— Вы знаете, кто был причиной неприятностей, мистер Бойд? — спросил европейский коллекционер.
— Вы хотите сказать, что это не вы? — удивился я.
Пышнотелая блондинка рядом со мной довольно хихикнула, будто я действительно сказал что-то смешное. Рэнц искренне почувствовал себя обиженным, а Баллард — слегка задетым.
— Помилуйте, мистер Бойд, — сказал скелет похоронным голосом. — Мы с Эдвином Слейтером соперничали, как коллекционеры, с давних пор — стреляные воробьи, если хотите. На хитрость отвечали хитростью. Но я никогда бы Не опустился при достижении своих целей до грубого насилия. Это лишило бы меня, по меньшей мере, половины удовольствия от конечной победы. Нет. — Он замолчал на мгновение и уставился пустым взглядом в пространство. — Я просто подумал, не были ли причиной наших неприятностей одни и те же люди.
— Одни и те же люди? — повторил я.
— Изначальные владельцы винных кувшинов, — пояснил Рэнц. — Я получил анонимное письмо с рекомендацией не приезжать на аукцион. Возможно, и Эдвин Слейтер тоже получил такое же?
— Да, — подтвердил я.
— Тогда мы должны проанализировать возможность того, что Пекин решительно настроен потребовать украденные произведения искусства, — сказал он. — И если это так, мистер Бойд, полагаю, ни один из нас не захочет лишиться удовольствия побороться за них.
— И каким же образом? — проворчал я.
— Я предлагаю объединить наши силы, — тихо сказал Рэнц. — По крайней мере, до начала аукционной продажи. Давайте объединим силы оппозиции против Пекина. — Он оперся локтями о стол и сложил кисти рук пирамидой, словно кроткий священник, готовый начать еженедельную проповедь, — Пекин, вероятно, хорошо организован и уже предпринял попытку предотвратить наше появление на аукционе. Вероятно, почти одновременно и в Нью-Йорке, и в Вене, где мы находились, когда все это произошло. Потерпев неудачу, они могут в следующий раз перейти к более отчаянным мерам. Следовательно, если мы объединим наши силы, у нас будет больше шансов противостоять им. Вы согласны?