Страница 19 из 85
На борт поднялась группа представителей Дальлага, осмотрела вскрытые трюма, поморщилась, обнаружив на грузе соли полуметровый слой того, что не попало в параши. Сухопарый усатый полковник в сером коверкотовом кителе и мягких белых бурках объявил благодарность капитану за своевременную доставку ценного груза.
Капитан принял представителей Дальлага, как полагается по морскому обычаю, крепким чаем. За беседой напомнил:
— На корме судна сложены под брезентом покойники. Вы их видели? У меня есть список.
— Напрасно вы их оставили, — сказал полковник. — Теперь надо просить специальную машину, куда-то их везти, долбить вечную мерзлоту. Есть же обычай, морской… Не вы первый с этим грузом, капитаны мне рассказывали…
— Пока мы были на чистой воде, мы соблюдали обычай, но не выбрасывать же их на лед.
— Дело сделано, еще раз благодарим, товарищ капитан, и разрешите откланяться, — улыбаясь в усы, полковник надевал длинную шинель. За ним стали одеваться и остальные.
— Да, а что же с солью? — обеспокоенно спросил капитан. — Вы же видели, что там делается. Как бы заразу не завезти…
— Ничего страшного, — полковник застегнул верхний крючок шинели. — Верхний слой счистим, остальное за милую душу пойдет на трассу. Бациллы в соли не размножаются. Мы же с вами грамотные люди, капитан.
Гагарин Станислав Семенович родился в 1935 году. Закончил Ленинградское мореходное училище, а затем Всесоюзный юридический заочный институт. Работал на торговых и рыбопромысловых судах. Штурман дальнего плавания. Член СП СССР. Автор книг «Бремя обвинения», «Разум океана», «Возвращение в Итаку», «Память крови», «Три лица Януса», «Жидкий дьявол», «По дуге большого круга», «Мясной Бор», «…Пожнешь бурю».
Живет в Подмосковье.
С. ГАГАРИН
ДЕЛО О БЕРМУДСКОМ ТРЕУГОЛЬНИКЕ
.
Глава первая
Яхта «Палома», приписанная к кубинскому порту Матансас, обладала двумя завидными качествами: быстроходностью и простотой в управлении парусами.
Собственно говоря, она и строилась для одиночных плаваний через океан в те годы, когда человечество охватила особая страсть к рискованным поединкам с природой. В канун рождества 1958 года прибыл на «Паломе» в Гавану ее первый владелец, состоятельный спортсмен-янки. Он вышел с острова Нантакет, намереваясь спуститься до мыса Горн и рождество отпраздновать в веселой Гаване. А тут наступило 1 января 1959 года, пришла победа революции на Кубе. Янки бросил яхту у причала и вылетел в Майами самолетом. Так и стала «Палома» собственностью республики… А когда в порту Матансас образовался народный яхтклуб, «Палому» передали туда для обучения молодых кубинцев парусной науке, пусть привыкают к морю, республике нужны просоленые океаном парни.
Управлять «Паломой» было нетрудно… Именно потому капитан яхты Хуан Мигуэл де ла Гарсиа согласился взять с собой в океан не знакомых с парусным спортом людей, он полагал, что легко справится с управлением сам, да и прогноз на это июльское воскресенье 1976 года был вовсе прекрасный. К вечеру они уже вернутся в Матансас… Всего-навсего небольшая прогулка для гостей из России с возможной охотой на хорошую рыбу, если им повезет, конечно…
Пока им не везло. Все столпились вокруг незадачливого рыболова. Дубинин уже и ругался шепотом, стараясь выбирать более или менее приличные выражения из богатого арсенала «великого и могучего», ведь на борту была женщина, и принимался оправдываться, ссылаясь на уральские озера, где совсем иные приемы и рыба не столь хитра, и виновато поглядывал на Леденева, которому так жалостливо поведал в прошлый четверг о заветной мечте поудить в самом океане, и с робким вниманием выслушивал наставления Хуана Мигуэла де ла Гарсиа, прятавшего снисходительную улыбку рыбака-профессионала. Все было тщетным.
Рыба не шла.
Время близилось к полудню, и Дубинин с огорчением подумал, что ему даже не из чего приготовить уху на обед, а он так надеялся попотчевать ею спутников… Увы, рыбы на борту «Паломы» все нет и нет, если не считать той замороженной и теперь оттаявшей скумбрии, которую захватил он с собою из Гаваны на приманку.
«Потому и не ловится, — подумал Дубинин. — Кому нужна мороженая рыба в океане? Это мы к ней привыкли… Той, кого пытаюсь поймать на крючок, хватает пока живья…»
— Послушайте, Виктор Васильевич, — обратился к нему Леденев, — а что, если нам позаботиться по части обеда? Пойманную же вами рыбу мы съедим вечером…
— А вы оптимист, Юрий Алексеевич, — усмехнулась Нина Власова.
Дубинин не ответил. Капитану яхты стало жалко незадачливого рыболова. Он легонько похлопал склонившегося в неловкой позе Виктора Васильевича по спине, проговорил:
— Не надо терять надежду. С обедом можно терпеть. Рыба — тонкое дело. Сейчас ее нет. И вдруг ее много…
Хуан говорил по-русски почти без акцента. Подводила его некоторая необычность построения фраз. Но и она не сразу бросалась в глаза. Капитану надо было произнести подряд несколько предложений, и тогда особенность эта обнаруживалась.
— Мы верим в удачливость нашего соотечественника и потому согласны терпеть, — заявил Юрий Алексеевич. — Не правда ли, Нина Станиславна?
— О да, разумеется, откликнулась молодая женщина.
Океан был тих и безмятежен. Лучи высокого солнца обесцветили его поверхность, придали ей зеркальный блеск, и когда люди снимали темные очки, чтобы вытереть запотевшую под дужкой переносицу, смотреть на сверкавшую воду было трудно.
Третьего дня штормило. Ветер давно исчез, и волны улеглись. Но время от времени океан поднимало то в одном, то в другом месте. Правда, на яхте действие зыби почти не ощущалось… Уж очень велики были размеры этих валов, и с борта «Паломы» казалось, что океан изредка вздыхает, будто сожалеет о чем-то или скорбит о неведомой людям утрате.
«Палома» лежала в дрейфе. С ее кормы сбегали в воду три лесы с наживкой. Дубинин подумывал вооружить четвертый крючок и опустить его на сотню метров, но он боялся подначек товарищей, хотя, надо отдать им справедливость, они упорно не хотели замечать его неудачу.
Хуан Мигуэл де ла Гарсиа вернулся к штурвалу. Нина Власова устроилась на баке. В руках у нее был «Дон Кихот» Сервантеса на испанском языке. Нина почти не смотрела в книгу, она следила за морем, редкими фрегатами… Птицы не приближались к яхте, они тоже не верили в Дубинина. Нина любовалась неожиданно возникавшими из поверхности летучими рыбками. Они со свистящим шорохом проносились в воздухе, сверкая на солнце плавниками, но пока ни одна еще не упала к ним на «Палому».
А Леденев курил. Порою он доставал из холодильника бутылку с пивом, неторопливо цедил из горлышка и старался ни о чем не думать, потому как отдыхал. Он смотрел на воду… Блестевшая на солнце, она казалась лишенной обычных качеств, не была ни мокрой, ни холодной. «А почему ты решил, что вода непременно бывает холодной? — спросил себя Леденев и усмехнулся. — Безнадежный ты северянин, Юрий Алексеевич… Никак не уходят из памяти десанты в Лапландии, когда ты так боялся прыгать в ледяную воду и шагать в ней по грудь к норвежскому берегу. Боялся, а прыгал… Велико зло тамошнее море, неприветливо, нелюдимо. Пожалуй, на Кубе куда как приятнее высаживаться на берег… Здесь, правда, уже все свершили отчаянные «барбудос», а так бы я и в свои пятьдесят четыре года не прочь с ними был бы поплескаться в этой теплой водичке…»
Юрий Алексеевич поднялся, взял висевшее у мачты ведро, зачерпнул им воды из-за борта, снял широкополую соломенную шляпу и окатил себя из ведра.
— Хотите, — спросил он Нину, — устрою вам душ тоже?
Нина закрыла книгу, отложила «Дон Кихота» на горячие доски палубы.
— Искупаться бы в море, — сказала она. — Не люблю суррогатов.
— Ноу… купаться, — возразил Хуан. — Я хотел сказать, что купаться весьма опасно. Посмотрите!
Печатается в сокращении.