Виктор Цой

Евгений Титов: «Свинья над ними потом стебался (случай в Москве, когда Свинья прикололся к наряду Цоя, а тот разозлился и чуть от Лелика не получил — это, по-моему, правда). Но Свин и над Гребенщиковым тоже стебался. Фамилия Гробо-щенков звучит лучше и хорошо рифмуется: — Гро-бощенков, почем гробы для щенков? — например, и тому подобное. Солиднее звучит… Назвался щенком — полезай в гроб, как говорится. Это я сейчас придумал — смешно же? И сразу понятно, о ком речь. Это же круто, дань уважения даже, можно сказать…»[60]

Алексей Рыбин: «Кстати, творчество Гребенщикова Панов действительно не любил. Он называл Бориса Борисыча Гробощенковым и морщился, когда мы с Цоем подбирали на гитаре песни с только что вышедшего “Синего альбома”. Но он никогда никому и ничего не запрещал. Если уж ты попадал внутрь его квартиры, то дальше мог любить любую музыку и любых исполнителей»[61].

Евгений Титов: «Есть же большое интервью со Свиньей о Цое, там он сам подробно про всё говорит. И даже не пьяный (вроде), так что, скорее всего, как он там говорит, так всё и было. И даже то, что Цой перекинулся в компанию Гребенщикова, — так Свинья сам говорит, что это было правильно, так как с ними Цой больше смог сделать, вышел на другой уровень»[62].

Андрей Панов: «А дальше он начал круто подниматься, я уже не нужен был. Но всё равно из всего советского рока он — мой самый любимый музыкант…»[63]

Впоследствии Цой действительно почти не пересекался с Пановым, разве что на фестивалях рок-клуба.

Андрей Панов: «Я еще некоторое время звонил ему, но… Один раз, правда, он сам позвонил, когда у него сын родился. Хотел пригласить на день рождения. Но я, естественно, был пьян, зачем-то ему нахамил и бросил трубку. Вот и всё. Один раз мы встретились в рок-клубе. Как говорил Зиновий Гердт в фильме “Соломенная шляпка”: “Вы еще когда-нибудь виделись с вашей женой?” — “Да”. — “Ну и что же?” — “Мы раскланялись”. Так и мы с Цоем — даже не поговорили, вынужденно поздоровались и всё»[64].

Как было уже сказано выше — удачные выступления с «АУ» в Москве и последующие тусовки сблизили Виктора и Алексея Рыбина, и всё это вылилось в совместную поездку (в компании с общим другом — Олегом Валинским) в Крым. С билетами было туго, до Крыма ребята добирались в разных поездах. Олег с Алексеем вместе, а Цою пришлось ехать одному. Встретившись на вокзале в Симферополе, они отправились в местечко Солнышко, но Солнышко разочаровало, и было решено переехать в Судак, а затем в Морское…

Море, пляж, местное вино в трехлитровых баллонах и горячее желание реализовать творческий потенциал привели к тому, что именно там, в Морском, появилась идея создания новой группы, которую с ходу окрестили «Гарин и Гиперболоиды». Отдых был совершенно забыт, и, вернувшись в Ленинград, молодые музыканты с головой окунулись в репетиции.

«ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ», ИЛИ «СОРОК ПЯТЬ»

Виктор, Алексей и Олег непрерывно репетировали дома, то у одного, то у другого, в той из квартир, где в этот момент отсутствовали родители. В результате упорного труда к осени 1981 года была готова идеально отработанная сорокаминутная программа.

Олег Валинский: «Название “Гарин и Гиперболоиды” родилось от Гребенщикова. Цой уже был с ним знаком. Когда всё началось, Цой обратился к Гребенщикову: мол, хотим играть, как назваться? Боб сказал: “Ну, назовитесь Тарин и Гиперболоиды’”. И всё, больше мы об этом не думали»[65].

Алексей Рыбин: «Нам ужасно нравилось то, что мы делали. Когда мы начинали играть втроем, то нам действительно казалось, что мы — лучшая группа Ленинграда. Говорят, что артист всегда должен быть недоволен своей работой, если это, конечно, настоящий артист. Видимо, мы были ненастоящими, потому что нам как раз очень нравилась наша музыка, и чем больше мы торчали от собственной игры, тем лучше всё получалось. Это сейчас вокруг Цоя создана легенда и он воспринимается всеми как “Ах, какой загадочный и Богом отмеченный…”. А он был совершенно обычным, неоригинальным и заурядным парнем. Который просто вдруг начал писать хорошие песни. Всё. На этом, как говорится, “точка, конец предложения”. Ничего сверхъестественного в нем не было вообще»[66].

Павел Крусанов: «Где-то с августа 1981-го Цой, одолжив у меня бонги, цилиндры которых были покрыты ярким малахитовым пластиком, вместе с Рыбой и Валинским усердно репетировал акустическую программу. “КИНО” в ту пору еще не родилось — группа называлась “Гарин и Гиперболоиды”. Носитель редкого мелодического дара, Цой, разумеется, царил здесь безраздельно. Секрет заключался в эксклюзивной формуле вокала. Цой вел основную партию, а Рыба с Валинским заворачивали этот добротный продукт в такую, что ли, неподражаемо звучащую обертку. У Валинского был чистый, сильный, красивый голос, кроме того, он довольно долго и вполне профессионально пел в хоре — таким голосовым раскладкам, какие он расписывал для “Гарина…”, позавидовали бы даже Саймон и Гарфункель. Цоевский “Бездельник” (“Гуляю, я один гуляю…”), под две гитары и перкуссию, грамотно разложенный на три голоса, был бесподобен. Возможно, это вообще была его, Цоя, непревзойденная вершина. Я не шучу — тот, кто слышал “Гарина…” тогда вживую, скажет вам то же самое (тропилловская запись альбома “45”, составленного из песен той поры, делалась, увы, уже без Валинского, пусть и с участием практически всего “Аквариума”)»[67].

Конечно же, ни о какой концертной деятельности ребята пока мечтать не могли, всё музицирование сводилось к исполнению песен в компании знакомых и друзей.

Помимо сочинения музыки, компания отдыхала, оттягивалась всеми возможными способами. Например, Олег Валинский вспоминал, что на ура шла игра в бывшую тогда популярной «Монополию», в которую все готовы были играть днями, а Игорь Покровский рассказывал, что любимым времяпрепровождением компании было ничегонеделание. Ребята покупали себе пару нарезных батонов, горчицу, копченой сардинеллы и трехлитровую банку томатного сока, намазывали куски батона горчицей и жевали их вместе с рыбой, запивая соком, после чего валялись на диване, слушая западную музыку. А Цой постоянно что-то рисовал. Сначала это были просто рисунки в тетрадках, потом Виктор наловчился рисовать плакаты, которые продавал на толчке по пятерке за штуку. У родителей Виктора сохранилось много его работ, в том числе и несколько нарисованных им плакатов с рок-звездами того времени.

Шло время, и однажды на дне рождения Игоря Покровского, Пиночета (подругой версии, Алексея Рыбина, поскольку дни рождения Игоря и Алексея практически совпадают), появился Борис Гребенщиков, и, как рассказывал потом он сам, самым существенным событием мероприятия стало то, что глубокой ночью Цой вместе с Рыбиным стали петь свои песни.

Уехал же Гребенщиков оттуда с мыслью о том, что нужно немедленно поднимать Тропилло, и пока вот это чудо функционирует, его записывать.

Борис Гребенщиков: «Тогда как танком прокатило, я и подумать не мог, что такой величины автор вырос в Купчине и доселе никому не известен. На следующий день стал звонить друзьям-звукорежиссерам, уговаривая их немедленно записать песни Цоя, пока ребятам еще хочется играть. Я очень счастлив, что оказался в нужном месте в нужное время»[68].

Тем временем к началу 1980-х годов в СССР сформировалось полноценное рок-движение, которое власть даже поддерживала, не желая провоцировать протестную стихию. Так, по государственной инициативе в 1981 году был открыт ставший настоящей легендой первый в Союзе Ленинградский рок-клуб.

60

Из интервью автору.

61

Рыбин А. Кино с самого начала. Смоленское областное книжное изд-во «Смядынь». Ред. — изд. центр А. Иванова «ТОК», 1992.

62

Из интервью автору.

63

Житинский А., Цой М. Виктор Цой. Стихи, воспоминания, документы. СПб.: Новый Геликон, 1991.

64

Там же.

65

Житинский А. Цой forever. СПб.: Амфора, 2009.

66

Из интервью автору.

67

Крусанов П., Подольский Н., Хлобыстин А., Коровин С. Беспокойники города Питера. СПб.: Амфора, 2006.

68

Из воспоминаний Бориса Гребенщикова.