Страница 29 из 32
Разумеется, и первый период — 1917–1923 гг. — не однороден на всем своем протяжении. И там были не только наступления, но и отступления. И там революция шла на большие уступки: крестьянству — с одной стороны, мировой буржуазии — с другой. Первым отступлением победоносной революции был Брест-Литовский мир. Затем революция перешла в новое наступление. Политика торговых и промышленных концессий, как ни скромны до сих пор ее практические результаты, представляла собою в принципе серьезный маневр отступления. Самым крупным отступлением явилась, однако, новая экономическая политика в целом (НЭП). Восстанавливая рынок, НЭП тем самым воссоздал условия возрождения мелкой буржуазии и превращения отдельных ее элементов и групп в среднюю буржуазию. Таким образом, в НЭПе были заложены возможности двоевластия. Но они находились лишь в экономической потенции. Действительную силу они развили лишь во второй главе, которая в общем и целом открывается болезнью и смертью Ленина и началом концентрированной борьбы против «троцкизма».
Сами по себе уступки буржуазным классам еще не нарушают, разумеется, диктатуры пролетариата. Химически чистого классового государства в истории не бывает вообще. Буржуазия господствует, опираясь на другие классы, подчиняя их себе, подкупая их или застращивая. Социальные реформы в пользу рабочих сами по себе нисколько не нарушают единодержавия буржуазии в стране. Каждому капиталисту в отдельности кажется, правда, будто он уже не полный хозяин в своем доме, т. е. на заводе и фабрике, так как вынужден считаться с законодательными ограничениями его хозяйской диктатуры. Но эти ограничения служат только для того, чтобы сохранить и поддержать власть класса в целом. Интересы отдельного капиталиста на каждом шагу приходят в противоречие с интересами капиталистического государства не только в вопросах социального законодательства, но и в вопросах налогов, государственных долгов, войны и мира и проч. и проч. Перевес остается за интересами класса в целом. Именно этот последний решает, какие реформы и в каких пределах он может дать, не нарушая основ своего господства.
Аналогично ставится вопрос и в отношении диктатуры пролетариата. Химически чистой диктатура могла бы быть только в безвоздушном пространстве. Правящий пролетариат вынужден считаться с другими классами и в зависимости от соотношения сил внутри страны или на международной арене идти на уступки другим классам в целях сохранения своего господства. Весь вопрос — в пределах этих уступок и в степени сознательности, с которою они делаются.
Новая экономическая политика заключала в себе две стороны. Во-первых, она вытекала из необходимости для самого пролетариата использовать для руководства промышленностью и всем вообще хозяйством методы и приемы, выработанные капитализмом. Во-вторых, она означала уступку буржуазии, непосредственно мелкой буржуазии, поскольку давала ей возможность вести хозяйство в наиболее ей свойственных формах купли-продажи. В России с ее преобладающим крестьянским населением эта вторая сторона НЭПа имела решающий характер. При задержке революционного развития других стран НЭП как широкое и длительное отступление был совершенно неизбежен. Мы провели его под руководством Ленина вполне единодушно. Отступление было во всеуслышание названо отступлением. Партия и через нее рабочий класс в общем правильно понимали то, что делают. Мелкая буржуазия получала в известных пределах возможность накоплять. Но власть, а следовательно, и право определять пределы накопления, оставалась по-прежнему в руках пролетариата.
Выше мы сказали, что существует аналогия между социальными реформами в интересах пролетариата, которые видит себя вынужденной провести правящая буржуазия, и между теми уступками буржуазным классам, которые делает правящий пролетариат. Эту аналогию нужно, однако, если мы хотим избежать ошибок, ввести в определенные исторические рамки. Буржуазная власть существует столетия, она имеет мировой характер, она опирается на огромные накопленные богатства, в ее распоряжении находится могущественная система учреждений, связей и идей. Века господства создали своего рода инстинкт господства, который не раз уже в трудных условиях безошибочно руководил буржуазией.
Века буржуазного господства были для пролетариата веками угнетения. Ни исторических традиций господства, ни, тем более, инстинкта власти у него нет. Он пришел к власти в одной из самых бедных и отсталых стран Европы. Это означает, что диктатура пролетариата в данных исторических условиях, на данном этапе несравненно меньше ограждена, чем власть буржуазии. Правильная политика, реалистическая оценка собственных шагов, в том числе неизбежных уступок буржуазным классам, являются для советской власти вопросом жизни и смерти.
Послеленинская глава Октябрьской революции характеризуется ростом как социалистических, так и капиталистических сил советского хозяйства. Вопрос решается динамическим соотношением между ними. Проверка этого соотношения дается не столько статистикой, сколько повседневным ходом экономической жизни. Нынешний глубокий кризис, принявший парадоксальную форму недостатка сельскохозяйственных продуктов в земледельческой стране, является объективным и безошибочным доказательством нарушения основных хозяйственных пропорций. Еще весною 1923 года на XII съезде партии автор этой книги предупреждал о тех последствиях, к которым может привести неправильное хозяйственное руководство: отставание промышленности порождает «ножницы» цен на промышленные и сельскохозяйственные продукты, что, в свою очередь, влечет за собою задержку развития сельского хозяйства[164]. Наступление этих последствий само по себе отнюдь не означает ни неизбежности, ни тем более близости крушения советского режима. Оно означает лишь — но с полной повелительностью — необходимость перемены хозяйственной политики.
В стране, где важнейшие производительные силы являются собственностью государства, политика государственного руководства является непосредственным и для известного этапа решающим фактором хозяйства. Вопрос, следовательно, сводится к тому, способно ли данное руководство понять необходимость изменения политики и в силах ли оно эти изменения провести на деле. Мы приходим тут снова к вопросу о том, в какой мере государственная власть находится еще в руках пролетариата и его партии, т. е. в какой мере это все еще власть Октябрьской революции. Ответить на этот вопрос априорно нельзя. Политика не имеет механических масштабов. Силы классов и партий обнаруживаются в борьбе. А борьба еще целиком впереди.
Двоевластие, т. е. параллельное существование власти или полувласти двух антагонистических классов — как, например, в эпоху Керенского — не может длиться долго. Такого рода критическое состояние должно разрешиться в ту или другую сторону. Утверждение анархистов или анархиствующих, будто СССР уже представляет собою буржуазную страну, лучше всего опровергается отношением к вопросу самой буржуазии, внутренней и иностранной. Идти дальше признания элементов двоевластия было бы теоретически неправильно, политически опасно, даже самоубийственно. В свою очередь, проблема двоевластия означает для данного момента вопрос о том, в какой мере буржуазные классы внедрились в советский государственный аппарат и в какой мере буржуазные идеи и тенденции внедрились в партийный аппарат пролетариата? Ибо от этой степени зависит маневренная свобода партии и возможность для рабочего класса предпринимать необходимые меры обороны и наступления.
Вторая глава Октябрьской революции характеризуется не просто ростом экономических позиций мелкой буржуазии города и деревни, но гораздо более опасным и острым процессом теоретического и политического разоружения пролетариата параллельно с ростом политической самоуверенности буржуазных слоев. В соответствии с этой стадией, через которую проходят эти процессы, политический интерес растущих мелкобуржуазных классов состоял и сейчас еще состоит в том, чтобы по возможности замаскировать свое продвижение вперед, окрасить свои успехи в советскую покровительственную окраску и представить свои опорные базы как составные части социалистического строительства. Известные и притом значительные успехи буржуазии на основе НЭПа были неизбежны и притом необходимы для успехов самого социализма. Но одни и те же экономические достижения буржуазии получают совершенно разное значение и представляют совершенно разную степень опасности в зависимости от того, в какой мере рабочий класс и прежде всего его партия правильно оценивают происходящие процессы и сдвиги в стране и в какой степени твердо они держат руль в руках. Политика есть концентрированная экономика. На данном этапе хозяйственный вопрос Советской республики более, чем когда-либо, решается политически.
164
XII съезд РКП(б) состоялся в Москве 17–25 апреля 1923 г.