Сила Трех

— Данной мне властью я забираю твою жизнь. Выпрямляю кривое и кладу конец борьбе. Ради справедливости выпускаю наружу свой гнев и принимаю свою судьбу. В этом месте в этот час… — Дрожа от темной ярости, она высоко подняла меч, и человек вскрикнул. — Я вкушу спелый плод своей силы. Кровь за кровь. «Воля твердая сильна, пусть исполнится она…»

Она со всей силы опустила меч. Когда конец клинка вонзился в его плоть, человек захохотал и исчез.

Ночь издала вопль, земля дрогнула. А сквозь грозу к ней бежал тот, кого она любила.

— Назад! — крикнула она. — Уходи!

Но он упрямо пробивался сквозь бурю, протягивая к ней руки. Из кончика ее меча вылетела молния и пронзила его сердце.

— Рипли, очнись, милая. Проснись. Тебе приснился плохой сон.

Она горько плакала, и отчаяние, звучавшее в ее голосе, пугало его больше, чем дрожь, сотрясавшая тело.

— Я не смогла остановиться. Я убила его.

— Все кончилось. — Мак попытался включить ночник, но не нашел выключатель. Поэтому он просто сел рядом, обнял ее и стал качать. — Все уже позади. Все хорошо. Проснись. — Он целовал ее лоб и мокрые щеки.

Руки Рипли стиснули его, как стальные обручи.

— Мак…

— Все нормально. Я здесь. Тебе приснился кошмар. Хочешь, я включу свет и принесу тебе воды?

— Нет… нет. Подержи меня так минутку, ладно?

— Конечно.

Нет, это не кошмар, прильнув к нему, подумала Рипли. Видение. Смесь того, что было и что может быть. Она узнала лицо… лица мужчины на берегу. Одно она видела в других снах. Он умер триста лет назад. Проклятый той, которую звали Земля.

Другое она впервые увидела в роще у желтого коттеджа, когда этот человек держал нож у горла Нелл.

А третье — в кафе. Мужчина читал газету и ел суп.

Три части целого? Три ипостаси одной судьбы? О боже! Откуда ей было знать?

Она убила их. Перед концом кошмара она видела себя стоящей на берегу с мечом в руке. Она убила, потому что могла и отчаянно хотела этого.

Но расплата оказалась страшной.

Сквозь бурю к ней бежал Мак. Молния поразила Мака, потому что она не смогла совладать с тем, что было у нее внутри.

— Я не позволю этому случиться, — прошептала она. — Не позволю.

— Расскажи мне. Расскажи свой сон. Это поможет.

— Нет. Мне поможет другое. — Рипли потянулась к его губам и вложила в поцелуй всю себя. — Прикоснись ко мне. О боже! Возьми меня. Я хочу быть с тобой. — Слезы вновь вырвались наружу. — Ты нужен мне.

Утешать, жалеть, желать… Она могла бы взять и дать все это. В последний раз. Вложить в акт любви все, что было у нее за душой.

Она видела его в темноте. Каждая черточка его лица запечатлелась в ее уме и сердце. Когда она успела полюбить так безоглядно и беззаветно?

Она не считала себя способной на это и не стремилась к этому. И все же любовь пришла. Любовь, от которой все болело внутри. Он был для нее началом и концом, но у нее не было слов, чтобы сказать об этом.

А он их и не требовал.

Он вонзался в нее жадно и требовательно, но в этом была такая нежность, которой до сих пор никто из них не испытывал. Захваченный этим чувством, он шептал ее имя. Хотел отдать ей все. Сердце, ум, тело. Согреть ее руками и губами. И вечно хранить ее покой.

Она поднималась и опускалась вместе с ним. Вторила его вздохам. Любовь была драгоценным напитком, и каждый из них смаковал его.

Тихая ласка, соединение губ. Негромкая нежность, которая переворачивает душу.

Она раскрывалась, и он наполнял ее. Тепло погружалось в тепло. Они двигались в кромешной мгле, сохраняя тот же ритм, пока наслаждение не дало сначала цветы, а затем плоды.

Его губы осушали ее слезы, и вкус этих слез был сладким. Их руки нашли друг друга в темноте и соединились.

— Ты для меня все на свете, — еле слышно прошептал он.

А потом поднялась волна, мягкая как шелк, и накрыла их обоих.

Оставшуюся часть ночи она проспала в его объятиях. Без всяких снов.

Неумолимо наступало утро. Рипли была готова к этому. Нужно кое-что сделать, и она поклялась себе, что сделает это без промедления и без сожалений.

Она рано выскользнула из дома. В последний раз посмотрела на Мака, мирно спавшего в ее постели. На мгновение позволила себе помечтать о том, что могло бы быть.

А потом закрыла дверь и ушла не оглянувшись.

Она слышала Нелл, которая уже встала и напевала на кухне, и знала, что скоро проснется Зак. Нужно было поторапливаться, чтобы не столкнуться с ними.

Она вышла через переднюю дверь и бодрой трусцой побежала в сторону поселка.

За ночь дождь и ветер стихли. Небо стало ясным. Мороз крепчал.

Она слышала шум моря. Прилив был сильным, и теперь берег усеивало все то, что обычно приносит с собой вода.

Но в то утро ее ждала не обычная долгая пробежка.

Поселок был неподвижным, как картина маслом, покрытая вместо стекла хрустальным инеем. Рипли представилось, что он просыпается, зевает, Потягивается и раскалывает это тонкое стекло словно яичную скорлупу.

Рипли поклялась, что ее дому и его обитателям ничто не будет грозить, и открыла дверь полицейского участка.

Там было холодно, и Рипли вспомнила, что поселок живет без электричества. За ночь запасы топлива кончились, и генератор остановился. Рипли представила себе, что придется вытерпеть ей и Заку позже, когда на участок хлынут местные жители, у которых нет резервных источников энергии.

Но это будет позже.

Она посмотрела на часы и включила компьютер. Ничего, для ее целей мощности батареек хватит.

Джонатан К. Хардинг. Она расправила плечи и начала поиск.

Привычная полицейская работа помогла Рипли успокоиться. За долгие годы эти процедуры вошли в ее плоть и кровь. Зайдя в гостиницу, она узнала его домашний адрес, точнее, адрес, который он указал в анкете.

Ну что ж, сейчас она проверит, что это за гусь. А потом начнет гадать, какую роль этот человек играет в ее личной драме.

Она считала с экрана появившиеся на нем сведения. Джонатан Куинси Хардинг. Возраст — сорок восемь. Разведен. Детей нет. Лос-Анджелес.

— Лос-Анджелес, — повторила она и почувствовала холодок под ложечкой, тот самый, который ощутила в момент, когда прочитала название этого города в анкете для регистрации.

Ивен Ремингтон тоже жил в Лос-Анджелесе. Hу и что? Там живут и другие люди, напомнила она себе так же, как накануне. Но на сей раз убедить себя оказалось труднее.

Она прочитала сведения о месте работы. Сотрудник журнала. Репортер. Сукин сын. Примчался за жареными фактами, Хардинг? Ничего ты не получишь! Только попробуй сунуться к Нелл и…

Она осеклась, шумно выдохнула и сознательно подавила разгоравшийся гнев. Были и другие репортеры, напомнила она себе. Зеваки, паразиты и любопытные. С ними удалось справиться без особого труда. И с этим можно будет справиться тоже.

Она вернулась к сведениям и обратила внимание на то, что у Хардинга нет криминального прошлого. Даже штрафов за неправильную парковку автомашины он не платил. Следовательно, этот Хардинг был законопослушным гражданином.

Она откинулась на спинку кресла и задумалась.

Будь Рипли репортером из Лос-Анджелеса, жаждущим написать сенсационную статью, с чего бы она начала? Скорее всего, с семьи Ремингтона. С его сестры, нескольких друзей, нескольких знакомых. Изучила бы характеры ключевых игроков, включая Нелл. Прочла бы полицейские отчеты, ну и, разумеется, поговорила бы с людьми, которые знали как Ремингтона, так и Нелл.

Но все это только предварительная подготовка, не правда ли? Взять быка за рога можно будет лишь тогда, когда ты поговоришь с главными героями.

Она подняла трубку, собираясь позвонить в больницу, где держали Ремингтона. Но в трубке что-то затрещало, а потом наступила мертвая тишина. Сначала отключили электричество, а теперь и телефонную связь. Чертыхаясь себе под нос. Рипли схватила сотовый телефон и заскрежетала зубами, увидев на экране сообщение о том, что батарейки разрядились.