Сила Трех

Она открыла рот, но тут же закрыла его и просто покачала головой.

— И правильно делаешь. У меня есть степень по геологии и метеорологии, и я способен быть ужасным занудой. Короче: природа — настоящая сука и с трудом терпит нас.

Рипли изучала его задумчивым взглядом: серьезный, сексуальный, спокойный, непоколебимо уверенный в себе. Ничего удивительного, что она влюбилась в него.

— Знаешь, ты совсем не зануда, когда рассказываешь о том, что тебя волнует.

— Ты ошибаешься. — Мак немного успокоился и взял ее за руку. — Рипли, Небеса и Земля не просто мирятся с нашим существованием. Они ждут, что мы их заслужим.

— А мы сами должны решить, на что готовы ради этого.

— Примерно так.

Рипли шумно выдохнула.

— Теперь мне будет трудно убедить себя, что все это чушь. Сначала Нелл, потом ты, а теперь это, — добавила она, глядя на страницы из дневника. — Прутья клетки становятся гуще, и мне уже из нее не выбраться.

Рипли угрюмо уставилась на фотокопии, но тут ее осенила новая мысль.

— Ты кровно связан с Сестрами. — Она вскинула глаза. — Значит, у тебя тоже есть сила?

— Нет. Похоже, на мою долю ничего не осталось, — ответил он. — Я мог унаследовать интерес к этим вещам, тягу к ним, но не способности.

Рипли расслабилась и села рядом с ним.

— Ну, это уже кое-что.

Майя сидела в кабинете за письменным столом и читала первую страницу дневника. В окно стучал ледяной дождь, пришедший на смену ветру.

На ней было платье вызывающего ярко-синего цвета, специально надетое, чтобы разогнать тьму, и подаренные Нелл серьги со звездочками и полумесяцами. Майя машинально играла ими, заставляя звезды сталкиваться с луной.

Закончив вступление, она откинулась на спинку кресла и смерила Мака веселым взглядом.

— Что ж, привет, кузен!

— Я не знал, как ты к этому отнесешься.

— Я отношусь к вещам так, как они того заслуживают. Можно немного подержать дневник у себя? Я бы с удовольствием дочитала его до конца.

— Конечно.

Она отложила фотокопии в сторону и взяла чашку с кофе.

— Одно к одному, верно?

— Я думаю, что это всего лишь совпадение… — начал Мак, но Майя остановила его.

— Совпадение совпадению рознь. Я могу проследить свое происхождение вплоть до одной из Сестер. Знаю, что кое-кто остался на острове, но многие уехали. И теперь припоминаю, что существовала ветвь Макаллистеров. Один сын, три дочери. Он покинул остров, пережил войну и нажил состояние. Не правда ли, странно, что я не вспоминала о нем до сегодняшнего дня и не связывала его с тобой? Думаю, это неспроста. Значит, вот почему меня тянуло к тебе. Родственные чувства. Что ж, в конце концов, это очень удобно.

— Когда я наконец понял, что к чему, то испытал совсем другое чувство.

— Какое?

— Возбуждение. Потомок ведьмы и морского котика. Разве это не здорово? — Он отломил кусок протянутой Майей булочки с яблочным вареньем. — Но мне ужасно досадно, что я не унаследовал ни капли магической силы.

— Ты ошибаешься. — Искреннее восхищение, прозвучавшее в голосе Майи, заставило его покраснеть. — Твоя сила — это ум. Открытость и острота ума — тоже магия. А наличие души делает ее еще могущественнее. Нам понадобится и то и другое. — Она сделала паузу. — Ей понадобишься ты.

Мак вздрогнул. Майя сказала это так спокойно, так просто…

— Сделай одолжение, не говори об этом Рипли. Она разозлится, — попросил Мак.

— Ты понимаешь ее, видишь все ее пороки, многочисленные недостатки и раздражающие привычки. И тем не менее любишь.

— Да, я… — Он осекся и отложил булочку. — Это очень нехорошо с моей стороны.

— Глупости. — Ее смех был добрым и ничуть не обидным. — Я знала, что ты любишь ее, но хотела услышать это от тебя самого. Ты сможешь остаться здесь, на острове?

Мак не стал торопиться с ответом.

— Ты хорошо знаешь ее, верно? — спросил он наконец. — Рипли никогда не будет счастлива в другом месте. А меня тянуло сюда всю жизнь.

— Ты мне очень нравишься. Я даже немного жалею, что ты полюбил ее, а не меня. И что я полюбила другого, — добавила она, видя, что Мак ужасно смутился. — Но раз уж так вышло, я рада тому, что мы друзья. Думаю, ты очень поможешь всем нам.

— Ты действительно любишь ее, верно? — спросил Мак.

На мгновение спокойствие покинуло Майю. Ее щеки залил румянец, что случалось редко. Потом, успокоившись, она пожала плечами.

— Да. Почти так же сильно, как злюсь на нее, но помалкивай об этом. А я буду молчать о твоих чувствах.

— Договорились.

— А чтобы скрепить сделку… — Майя встала, повернулась к полкам, висевшим за ее спиной, достала резную деревянную шкатулку, открыла ее и вынула серебряную подвеску в виде звезды. В центр подвески был вставлен солнечный камень. — Она хранилась в моей семье… в нашей семье, — поправилась Майя, — с тех пор, как мы поселились здесь. Говорят, что та, которая была мной, выковала ее из упавшей звезды и сделала камень из солнечного луча. Я берегла ее для тебя.

— Майя…

Но Майя просто коснулась губами щеки Мака и надела цепочку ему на шею.

— Благословляю тебя, кузен.

Хардинг нанес еще один визит Ивену Ремингтону. Его планы были окончательно определены, расписание разработано. Но он считал, что перед отъездом обязан снова увидеть Ремингтона.

Он чувствовал непонятное родство с этим человеком. Понимание этого пугало и одновременно возбуждало его. Конечно, Ремингтон был чудовищем. И тем не менее…

Разве не все таят в себе чудовищ? Разумные и культурные люди — к которым Хардинг относил и себя — просто сдерживали своих монстров.

Однако те, кто не делал ни того ни другого, кто потворствовал этим чудовищам, кормил и держал их наготове, странно притягивали его.

Хардинг говорил себе, что его регулярные посещения Ремингтона — это исследование. Бизнес. Но в глубине души ожидал их с болезненным трепетом.

«Все мы в одном шаге от ямы, — думал Хардинг, ожидая, когда его пропустят, и мысленно составляя набросок статьи. — Лишь изучая и наблюдая за теми, кто упал в нее, можно понять, что нас ждет по ту сторону безумия».

Хардинг вошел в комнату для свиданий и услышал щелчок запираемого замка. «Не этот ли звук провожает нас, падающих в пропасть? — мысленно написал он. — Лязганье засова, отнимающее надежду?»

На этот раз Ремингтон был без наручников. Хардингу уже говорили, что это является частью курса его лечения и реабилитации. Он не проявлял агрессивности к другим и не пытался повредить себе, при последних встречах был вполне вменяемым и сговорчивым.

Комната была маленькой и почти пустой. Стол, два стула. Хотя Ремингтон не был скован, но Хардинг слышал звяканье цепочки, прикрепленной к браслету на его правом запястье. В углу стоял третий стул, на котором сидел широкоплечий охранник с одутловатым лицом.

Видеокамеры фиксировали каждый звук и движение.

«Яма, — подумал Хардинг, — как ее ни называй, это место без всяких удобств и права на уединение».

— Мистер Ремингтон…

— Ивен. — Сегодня его вряд ли можно было назвать безумным. — После стольких визитов не имеет смысла соблюдать формальности. Я буду называть вас Джонатан. Знаете, Джонатан, вы единственный, кто приходит разговаривать со мной. Говорят, здесь была моя сестра. Но я ее не помню. Я помню вас.

Его голос был тихим, но удивительно звонким. Хардинг невольно вздрогнул, вспомнив, как выглядел Ремингтон во время первого посещения.

Теперь он все еще был худым, слишком бледным, с тусклыми волосами. Но если бы на Ремингтона надели костюм от модного дизайнера и переправили в Лос-Анджелес, знакомые решили бы, что он просто слишком много работал и переутомился.

— Хорошо выглядите, Ивен, — сказал Хардинг.

— Не лучшим образом, но нужно принимать во внимание обстоятельства. — На щеке Ремингтона задрожала какая-то жилка. — Мне нечего здесь делать. Во всем виноваты мои адвокаты. Но я уже разобрался с ними. Жалкие, ничтожные ублюдки. Я уволил их. Через неделю я жду пересмотра своего дела. А вслед за ним — освобождения.