Ось

В пригороде, в котором жил Брайан, было множество зелени и ухоженных парков. Пикник традиционно происходил в самом большом из парков. «Ежегодный приходской пикник» — от самого этого обычая и этих слов веяло чем-то чудным, архаичным. Впрочем, в воскресном листке он назывался Днем Семейного Единения. «Объединиться» явилось множество семейств — от стара до млада, от дедов до внуков. Брайан без устали хлопотал, расстилая одноразовые скатерти, разнося бокалы и ведерки со льдом, пока наконец не разгорелось веселье. Стали раздавать бесплатные хот-доги, дети — из которых он мало кого знал — принялись подбрасывать в воздух летающие тарелки, под ногами копошились младенцы. И день выдался для праздника что надо — солнечный, но не жаркий. Ветерок уносил дым от гриля. Тогда, в тринадцать, Брайана несказанно пьянила эта атмосфера праздника: словно полдень замер во времени и длится вечно.

Подошли его друзья, Лайл и Кев, и уговорили его на время оставить свои обязанности. Неподалеку был ручеек, где можно было попрыгать по камням и половить головастиков. Брайан отпросился у пастора и побежал с друзьями в зеленую, пронизанную солнцем гущу леса. Там у ручья, сбегающего по гальке — как говорили в школе, еще со времен ледникового периода, — они нашли нечто поинтереснее головастиков. Жилище — точнее, остатки жилища. Свисающий матерчатый тент. Пластиковые мешки, свалка ржавых банок (он как сейчас помнил: свинина с фасолью, собачий корм…), бутылки, прохудившиеся фляжки, старая тележка из супермаркета. А между двумя дубами, корни которых выступали из земли и переплетались, словно пальцы, сжатые в кулак, — валялся узел со старой одеждой, который при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не узлом… а мертвецом.

Мертвый бездомный человек, должно быть, пролежал здесь никем не замеченный несколько дней, а то и недель. Он выглядел раздувшимся — изодранная красная рубашка туго обтягивала огромный живот, — и в то же время каким-то скукоженным, будто выжатый лимон. Оголенные части тела были объедены, в молочно-белых глазницах копошились букашки, а когда подул ветер, запахло так омерзительно, что Кев тут же отскочил прочь, и его вырвало прямо в кристальную воду ручья.

Они побежали обратно, в такой нестрашный парк, и рассказали пастору Карлайлу о своей находке. Праздник кончился. Позвонили в полицию. За телом приехала «скорая». Помрачневшие прихожане стали один за другим расходиться.

Брайан еще с полгода ходил на воскресные службы. Но Кев и Лайл больше ни разу там не появлялись — словно церковь для них связалась навсегда с мертвецом. Брайан же отреагировал в точности наоборот. Он еще больше уверовал в спасительную силу часовни — потому, что видел, что бывает за ее оградой. Он видел смерть в неосвященной земле.

Он видел смерть вблизи, и смертью его было не удивить. И все же то, что оказалось у него на столе теперь, двадцать лет спустя, его попросту шокировало. На собственном столе, в благословенных стенах своего офиса, которые казались ему такой надежной защитой от всех потрясений взрослой жизни.

За два дня перед тем был короткий, оборвавшийся звонок от Лизы.

Она позвонила поздно, уже ночью. Брайан возвращался домой, после обычной нудной встречи в консульстве. (В резиденцию консула приглашались на фуршеты, кстати, потенциальные подозреваемые.) Он почти не пил, но вино слегка ударило ему в голову. Поэтому он поручил управление автомобилем навигатору. Медленно, но верно (машина до идиотизма буквально понимала скоростные ограничения, к тому же улиц с автоматизированным движением было сравнительно немного) он добрался до дома, который когда-то делил с Лизой. В этом доме откровенно попахивало клаустрофобией. Если б не привычный уют, можно было бы даже сказать — отчаянием. Брайан сходил в душ. Он стоял мокрый, обернувшись полотенцем и вслушиваясь в ночную тишину, и думал: «Все-таки я один из них? Или я другой?..»

Он погасил свет, и тут зазвонил телефон. Он поднес к уху трубку и услышал в ней далекий голос Лизы.

Он пытался предостеречь ее. О чем говорила она, он сперва даже не понял. А потом связь оборвалась.

По идее, он должен был сообщить об этом звонке Зигмунду и Вейлю. Но этого не сделал. Не мог. То, что сказала Лиза, предназначалось ему одному и больше никому. Зигмунду и Вейлю незачем было об этом знать.

Наутро он сидел у себя в офисе, беспрестанно думая о Лизе и своем неудавшемся браке. Потом взял трубку и позвонил Петеру Кирхбергу — это был «его человек» в Управлении надзора за соблюдением законности и правопорядка Временного Правительства ООН.

Кирхберг уже оказывал ему в прошлом множество маленьких услуг. Сам Брайан ему, правда, почти ничем за это не отплатил. Густо заселенное восточное побережье Экватории считалось — по крайней мере формально — протекторатом Соединенных Штатов, но управлялось при помощи хаотичного свода законов, постоянно принимавшихся и пересматривавшихся международными комитетами. Даже нормальной полиции и той здесь не было. Ближайшим аналогом полноценных полицейских сил был Интерпол, хотя повседневный порядок на улицах поддерживался в основном «голубыми касками». Все это приводило к засилью бюрократии, от которой было больше бумаготворчества, чем правопорядка, и весь смысл ее существования заключался главным образом в улаживании конфликтов между многочисленными консульствами. Чтобы что-то предпринять в такой обстановке, необходимо было везде иметь своих людей. Кирхберг как раз и был одним из таких людей для Брайана.

Он тут же откликнулся. Прежде чем Брайан смог приступить к делу, ему пришлось выслушать целую кучу жалоб — на погоду, на травлю со стороны нефтяных картелей, на тупых чиновников. Наконец Кирхберг понемногу успокоился.

— Посмотришь в базе одно имя? — спросил Брайан.

— Отлично, — ответил Кирхберг. — Именно этого мне сейчас и не хватало: лишней работы. Давай!

— Томас Джинн. — Брайан продиктовал имя и фамилию по буквам.

— А на кой тебе этот Джинн?

— Работа.

— Очередной изверг из Штатов? Детоулучшатель? Органы оптом и в розницу?

— Вроде того.

— Хорошо, проверю, как будет время. С тебя бутылка.

— При первой же встрече, — сказал Брайан.

Про это он Зигмунду и Вейлю тоже сообщать не стал.

На следующее утро из принтера выскользнула фотография — вместе с неподписанным письмом.

Брайан взглянул на нее, положил на стол лицевой стороной вниз, потом опять взял в руки.

Он видел и худшее. Он тут же безотчетно подумал о теле на окраине парка, где двадцать лет назад был церковный пикник, — о теле между обнаженными корнями дубов, с глазами, подернутыми молочной пеленой, по которым ползали муравьи. Он так же непроизвольно схватился за живот.

На снимке был труп старика, выброшенный на скалы в соляных разводах. Его покрывали пятна — то ли множественные ушибы, то ли просто следы разложения. Несомненно было одно: старик был убит пулей в лоб.

В неподписанном письме говорилось: «Тело найдено на берегу в районе Южного Поста два дня назад. Документов не было, идентифицирован как Томас В. Джинн (ДНК-архив Торгового флота США). Один из ваших?»

Похоже было, что мистер Джинн ушел с пикника и попал куда не следовало. Как и Лиза, подумал Брайан. И ему вдруг стало по-настоящему страшно.

Днем он опять позвонил Кирхбергу. На этот раз Петер был не таким словоохотливым.

— Я получил твое послание, — сказал Брайан.

— Не стоит благодарностей.

— Что ты имел в виду под «одним из наших»?

— Мне бы не хотелось сейчас это обсуждать.

— Ты имел в виду, американец?

Кирхберг молчал. Один из ваших. Ну да, американец. Или Петер хотел сказать, что Томас Джинн имел отношение к Генетической Безопасности? Или… что его смерть имеет отношение к Генетической Безопасности? «Один из тех, кого вы…»

— У тебя есть еще что-нибудь ко мне? — спросил Кирхберг. — А то у меня много работы, времени совсем нет…