Спин

— Я имею в виду, думай о том, что видишь.

— А-а-а… — протянула она и тут же с энтузиазмом воскликнула: — О-о-о! Джейсон! Я вижу…

— Ну что, что?

— Знаешь, ведь это же… Да-да, это Боженька! У него длинная белая борода. И в руке плакат. А на плакате большими буквами:

ДЖЕЙСОН КОЗЕЛ!

— Ах, как остроумно! Отдай, бестолочь. Играй в куклы.

Джейсон протянул руку за биноклем, но Диана, не обратив на него внимания, перевела бинокль на окна «большого дома».

Пьянка у них началась довольно поздно вечером, как обычно. Мать моя эти мероприятия считала чуть ли не правительственными встречами на высшем уровне, на которых заключались крупные сделки, но она склонна преувеличивать. Большинство гостей, по словам Джейсона, немалые фигуры в аэрокосмическом бизнесе и в политике. Не самые верхи вашингтонского истеблишмента, однако все же «сливки общества» со связями на западе и в военно-промышленном комплексе. И-Ди Лоутон, пахан Дианы и Джейсона, устраивал такие вечеринки регулярно, примерно раз в квартал.

— Все путем, — комментировала Диана. — На первом этаже пьют и пляшут. Больше пьют, чем пляшут. Жрать, похоже, уже перестали, прислуга сворачивается и скоро намылится по домам. Кабинет зашторен. И-Ди в библиотеке, точит лясы с парой пиджаков. Ф-фу! Один дымит сигарой!

— Ай-ай-ай! Ваше возмущение разыграно неубедительно, мисс Мальборо.

Не обратив внимания на замечание брата, Диана продолжила обзор с комментариями.

— Вот так всегда, — сокрушался Джейсон. — Сунь ее носом во Вселенную, а она отвернется и примется мух считать на потолке.

Я не нашелся что ответить Джейсону. Как и многое другое, сказанное им, это казалось слишком высоколобным и слишком остроумным для меня, недосягаемым. Не созрел я для беседы с ним на равных.

— Моя спальня… Слава богу, пусто. Джейсона спальня… Тоже пусто, если не считать журнала под матрасом. «Пентхауз», раскрыт на развороте, естественно.

— Бинокль, конечно, что надо, но под матрас все же не заглядывает, — проворчал Джейсон.

— Спальня предков… Пусто, — продолжила обзор Диана. — Гостевая спальня… — Она смолкла на полуслове.

— Что там? — заинтересовался Джейсон. Диана молча глядела, не говоря ни слова.

— Диана, — не выдержал я.

Прошло еще несколько секунд. Диана вдруг передернула плечами, отвернулась и запустила биноклем в Джейсона, протестующе взвившегося и бросившегося спасать свою драгоценность от возможных повреждений. Мы не понимали, что с ней стряслось, но спросить не успели.

Звезды исчезли.

Ничего особенного.

Именно так говорили очевидцы. Как будто ничего особенного и не случилось. Я смотрел в небо, не обращая внимания на очередную перепалку брата и сестры. Ничего особенного, лишь какое-то сияние, вспышка, что ли… и краткий миг полного ослепления. Я моргнул.

— Что там? Молния? — спросил Джейсон. А Диана вообще ничего не сказала.

— Джейсон… — Я продолжал моргать.

— Ну, что? Диана, если ты что-нибудь сломала…

— Да заткнись ты…

Я заклинающе поднял обе руки.

— Подождите, оба. Гляньте. Где звезды?

Джейсон и Диана враз вздернули головы.

Из нас троих лишь Диана могла всерьез поверить, что звезды вдруг «погасли», как будто свечки, задутые порывом ветра. Джейсон настаивал, что это невозможно. Ведь свет от звезд доходит до нас за сто, сто тысяч, сто миллионов лет, в зависимости от того, как далеко звезда от нас находится. И если они вдруг разом погаснут, то свет от них не исчезнет одновременно. К тому же, добавил я, солнце-то не погасло, а оно ведь тоже звезда. Оно ведь светит, хоть и на другую сторону планеты.

Конечно светит, поспешно согласился Джейсон и тут же добавил:

— А если нет, то мы к утру превратимся в сосульки.

Значит, звезды продолжали светить, но мы их почему-то перестали видеть. Они не исчезли, но что-то затмило их. Да, небо почему-то вдруг покрылось тьмой. Да, это тайна… гм… покрытая мраком, в буквальном смысле. Но не катастрофа.

Однако реплика Джейсона застряла у меня в сознании. Что, если солнце и вправду… погасло?., исчезло? Я представил снег, медленно парящий в воздухе, во мраке, затем сам воздух, кристаллизирующийся в снег, и всех людей планеты, погребенных под снежным одеялом выдыхаемого пара. Куда комфортнее предположить, что звезды просто скрылись за какой-то завесой. Но за какой?

— Очевидно, что-то громадное. И быстрое. Тайлер, ты это видел. Как это выглядело, они все сразу исчезли, или что-нибудь успел заметить, какое-нибудь движение?

Я сказал, что звезды как будто вспыхнули ярче и потом все одновременно исчезли.

— В жопу ваши гребаные звезды! — взорвалась Диана.

Я вздрогнул. Не ее словарь все-таки. Хотя мы с Джейсоном, учитывая наш «двузначный» возраст, уже весьма свободно обходились со словами, ранее считавшимися запретными. Многое тем летом здорово изменилось.

Джейсон понял, как напугана Диана.

— Не думаю, что произошло что-то слишком опасное, — с деланым равнодушием заявил он. Не слишком убедительно это у него прозвучало.

— Я замерзла, — капризным тоном объявила Диана.

И мы поплелись к «большому дому», поглядеть, что покажут Си-Эн-Эн и Си-Эн-Би-Си. Почерневшее небо безмерно раздражало нас, давило на плечи. Такого неба я в жизни еще не видел.

— Надо сказать И-Ди, — решил Джейсон.

— Вот и скажи, — сердито буркнула Диана.

Джейс и Диана называли родителей по именам, потому что Кэрол Лоутон считала такой способ общения с детьми прогрессивным. Реальность оказалась сложнее. Кэрол проявляла себя матерью терпеливой, спускала детям многое, но слишком глубоко в их жизнь не вникала. И-Ди же сосредоточивался на наследнике, то есть на Джейсоне. В результате сын отца боготворил, а дочь боялась.

Я же и мысли не допускал, что осмелюсь показаться во «взрослой зоне» их дома, да еще и в разгар этакого разгула. И мы с Дианой скрылись в демилитаризованной зоне, поджидая Джейсона за дверью, в соседней комнате. Деталей контакта мы, конечно, не разобрали, но по раздраженному тону И-Ди можно было понять, что беседа оказалась несколько односторонней. Джейсон вылетел оттуда покрасневший: он еле сдерживал слезы. От греха подальше я распрощался и направился к задней двери.

В коридоре меня догнала Диана. Она схватила меня за запястье, остановила:

— Тайлер, оно взойдет? Солнце. Утром, я имею в виду. А что, если миру конец, а, кроме нас троих, об этом никто и знать не желает?

Нельзя сказать, что голос ее звучал оптимистически. Я хотел ляпнуть что-нибудь легкомысленное, вроде «хуже смерти ничего не случится», но тон ее и на меня повлиял.

— Да ничего страшного, — улыбнулся я через силу. Она поймала мой взгляд:

— Ты уверен?

Я снова попытался улыбнуться.

— На девяносто процентов.

— Но ты ведь сегодня не заснешь.

— Пожалуй… — Действительно, ко сну меня, не смотря на поздний час, не клонило.

Она изобразила рукой телефонную трубку:

— Я позвоню тебе.

— Конечно, звони.

— Я тоже вряд ли засну. И… Конечно, это звучит глупо… Но, если я засну, позвони мне, как только покажется солнце.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Как я мог ей отказать…

Мы с матерью занимали аккуратный дощатый домик на восточной окраине поместья Лоутонов. С обеих сторон от крыльца за заборчиком из сосновых реек росли и цвели несколько кустов поздних садовых роз. Последние лепестки опадали уже глубокой осенью, их сдували порывы ледяного ветра. Этой безлунной, безоблачной, беззвездной ночью электрическая лампочка над крыльцом сияла путеводным маяком.

Я вошел, не поднимая шума. Мать давно заснула. В жилой комнате полный порядок, если не считать пустого стопарика. Пять дней в неделю мать не пила ничего, крепче чаю, но под выходные позволяла себе расслабиться и доставала из буфета бутылку виски. Она охотно признавалась, что есть у нее два порока. Один из них — выпивка наедине с собою в пятницу вечером. Насчет второго я ее как-то спросил, и она, смерив меня долгим взглядом, процедила с усмешкой: