Рожденная во льду

– А еще я люблю тебя смущать и смотреть, как ты краснеешь.

– И вовсе я не краснею, – возмутилась Бриана, чувствуя, как кровь приливает К щекам. – Я тороплюсь, Грейсон. Мне пора.

– Так давай я отвезу тебя, куда нужно, – предложил Грей и, не дожидаясь ответа, нежно поцеловал Бриану в губы. – Я соскучился по тебе, Бриана.

– Я же все время была здесь.

– Все равно я по тебе скучал, – пробормотал Грей, наблюдая за тем, как Бриана медленно опускает ресницы.

Когда она робко откликалась на его ласки, он чувствовал себя всесильным. Но говорил себе, что это просто льстит его самолюбию, вот и все.

– Где твой список? – поинтересовался он.

– Какой?

– Ну список дел. Как обычно.

Ресницы взметнулись вверх. Зеленые глаза смотрели настороженно и чуть испуганно. Грей ощутил острый прилив желания и притянул Бриану к себе, но тут же отступил назад, с трудом переводя дыхание.

– Эти медленные танцы меня доконают, – пробормотал он сквозь зубы.

– Что-что? Я не расслышала.

– Ничего. Бери свой список, и пошли. Я отвезу тебя на машине.

– Да мне нужно только к маме – помочь ей и Лотти собраться в дорогу. Не отрывайся от работы, я и сама доеду.

– А сколько ты там пробудешь?

– Часа два-три.

– Я все равно хотел немного проветриться, так что могу отвезти тебя, а потом забрать, – сказал Грей и, отметая дальнейшие возражения, добавил: – А ты сэкономишь бензин.

– Ну хорошо… если ты настаиваешь… Я сейчас, мигом!

Дожидаясь Бриану, Грей вышел во двор. За тот месяц, что он прожил в Блёкторне, ему довелось увидеть и снежную бурю, и проливной дождь, и ослепительное ирландское солнце. Он часто сидел в деревенском пабе, слушал фольклорную музыку, узнавал местные сплетни. Гуляя, он бродил по проселочным дорогам, по которым фермеры перегоняли стада коров, поднимался по крутым винтовым лестницам полуразрушенных замков, в стенах которых до сих пор звучали отголоски битв и предсмертных хрипов. Он забредал на кладбища и, взобравшись на скалы, стоял над обрывом, глядя вниз на бушующее море.

Однако больше всего в этих краях его очаровывал вид, открывавшийся со двора Брианы. Грей, правда, не мог определить, пейзаж ли ему так нравится или близость красивой женщины. Но решил, что в любом случае это один из счастливых периодов в его жизни.

Высадив Бриану у хорошенького маленького домика на окраине Энниса, Грей поехал куда глаза глядят. Около часа он карабкался по скалам Буррена, стараясь запечатлеть в памяти живописные виды. Дикая природа завораживала Грея. Он был от нее в не меньшем восторге, чем от алтаря друидов.

Грей ездил по окрестностям, останавливаясь в тех местах, которые чем-то привлекали его внимание: на пустынном пляже, где не было никого, кроме маленького мальчика и большой собаки; у луга, на котором паслись козы; возле деревенского магазинчика, где он купил леденец и продавщица, отсчитавшая ему сдачу узловатыми, покореженными подагрой пальцами, одарила его ласковой, лучезарной улыбкой.

Потом взгляд Грея упал на полуразрушенное аббатство с круглой башней, и он съехал с дороги, чтобы рассмотреть его поближе. Грею нравились круглые башни, характерные для ирландской архитектуры, но в здешних краях он такую видел впервые – они гораздо чаще встречались на Восточном побережье. Судя по всему, это были сторожевые башни, помогавшие ирландцам в старину отражать вторжение неприятеля с моря. Башня, повстречавшаяся сейчас на его пути, прекрасно сохранилась и была странно наклонена. Грей несколько раз обошел вокруг нее, раздумывая, нр пригодится ли она ему для нового романа.

У подножия башни он увидел могилы. И новые, и старые. Грея всегда забавляло, что люди, при жизни часто не ладившие друг с другом, мирно соседствуют после смерти. Что касается его, то он предпочел бы погребальный обряд, принятый у викингов: они клали покойника в лодку, зажигали факел, и мертвец уплывал в открытое море.

Впрочем, о своей собственной смерти Грей старался думать пореже. Как многие люди, которые частенько сталкиваются с ней по роду занятий.

Почти на всех могилах, мимо которых он проходил, росли цветы. Некоторые были накрыты пластиковыми коробками. Изнутри на коробках сконденсировалась влага, и вместо цветов Грей видел расплывчатые разноцветные пятна. Странно… По идее, он должен был бы посмеяться, а его почему-то растрогала такая преданность мертвым.

Когда-то этих людей любили, подумал он. Они были не одни на свете. Наверное, этой есть самое точное определение семьи. Если ты при жизнэд не один, то и после смерти не будешь одинок.

У него никогда не было такой проблемы. Или привилегии?

Он шел по кладбищу, гадая, когда близкие приносят на могилы умерших родственников венки и цветы: в день смерти или рождения? А может, на именины? Или на Пасху? Для католиков Пасха – очень большой праздник.

В конце концов Грей решил спросить у Брианы. Ух эту-то деталь он наверняка использует в своем романе.

Грей и сам не знал, почему вдруг остановился и посмотрел вниз, но так уж получилось, что он замеру могилы Томаса Майкла Конкеннана.

Отец Брианы? У Грея неизвестно почему сжалось сердце. Да, это был он. Даты совпадали. Когда Грей заглядывал в паб, О'Малли много рассказывал ему о Томе Конкеннане, рассказывал тепло, с нежностью и мягким юмором.

Грей знал, что Том умер внезапно на скалах Луп-Хеда и что в тот момент с ним была только Мегги. Но цветы на могиле отца посадила Бриана. В этом Грей не сомневался.

Цветы росли над его головой, и хотя зима выдалась суровая, отважные зеленые стебельки уже пробивались сквозь землю в поисках солнца.

Грей любил бродить по кладбищам, но никогда не бывал на могилах тех, кого знал. И вдруг сейчас его словно что-то подтолкнуло. Он склонился и легонько провел рукой по ухоженной могиле.

И пожалел о том, что не прихватил с собой цветов.

– Том Конкеннан, – прошептал Грей. – Люди о тебе помнят. Они вспоминают тебя в разговорах и улыбаются, произнося твое имя. Я бы и себе не пожелал лучшей эпитафии.

Странно умиротворенный, Грей довольно долго сидел на могиле Тома, глядя, как свет и тени играют на камнях, которые живые водружают в память о мертвых.

Грей дал Бриане целых три часа, и, видимо, этого оказалось более чем достаточно, поскольку, завидев подъезжающую машину, она тут же выскочила из дома матери. Грей приветственно улыбнулся ей, но, приглядевшись повнимательней, посерьезнел.

Бриана была бледна, а Грей уже знал, что это бывает, когда она расстроена или растрогана. В холодном, внешне спокойном взгляде сквозило напряжение. Оглянувшись на дом, Грей заметил, что занавеска на окне чуть отодвинулась и из-за нее выглянула Мейв. Он видел ее всего один миг, но успел обратить внимание на то, что пожилая женщина тоже бледна и несчастна.

– Ну как? Все упаковали? – непринужденно поинтересовался Грей.

– Да. – Бриана села в машину, судорожно вцепившись в сумку, словно, отпустив ее, она взлетела бы в небо. – Спасибо, что заехал за мной.

– Многие люди ненавидят сборы. – Грей ловко вырулил на шоссе и поехал, не особенно разгоняясь.

– Может быть.

Хотя самой Бриане обычно это нравилось. Она с удовольствием предвкушала новые впечатления и вдвойне радовалась, когда наставала пора возвращаться домой.

Господи, как ей хотелось закрыть глаза и заснуть! Избавиться от жуткой головной боли и от грызущего чувства вины.

– Хочешь, я скажу, что тебя расстроило?

– Я не расстроена.

– Ты обижена, несчастна и бледна.

– Это личное. Не вмешивайся в мои семейные дела.

Грею стало до того неприятно, что он даже сам изумился. Но лишь пожал плечами и умолк.

– Извини. – Бриана все же закрыла глаза. Ей так хотелось покоя! Неужели это непозволительная роскошь? – Я тебе нагрубила.

– Ничего страшного, – откликнулся Грей. И правда, зачем ему интересоваться ее делами?

Но стоило ему посмотреть на Бриану, как подобные мысли выветрились из его головы. Господи, на ней же лица нет!