Поцелуй смерти

В свое время она сама поступила так же, хотя у нее не было иного выбора. Так или иначе, ей это помогло стать тем, кем она являлась сейчас. Впрочем, то же самое – в каком-то, весьма печальном смысле – можно было ска­зать и о Снуксе…

Отогнав эти мысли, Ева двумя ударами кулака привела в действие компьютер, заставив его выдать перечень наркоторговцев, орудовавших в районе места преступления. При виде одного имени она улыбнулась уголками рта и откинулась на спинку стула.

Она считала, что старина Ледо еще в тюрьме, но оказалось, что его выпустили три месяца назад. Разыскать его и заставить говорить было не сложно – в случае необходимости всегда можно воспользоваться теми же методами, которые она использовала в борьбе с компьютером.

Но сначала – Мира. Собрав все необходимое для обоих интервью, Ева вышла из кабинета, заглянула по до­роге к Пибоди и назначила ей встречу в гараже через час.

Кабинет Миры заслуженно считался центром разре­шения эмоциональных и душевных проблем, а также об­следования и анализа преступного склада ума, но в нем всегда царила атмосфера покоя и изысканности. Ева ни­когда не могла понять, как это получается и каким обра­зом доктору Мире удается, день за днем имея дело с отбросами общества, сохранять спокойствие и невозмути­мость.

Ева считала ее единственной настоящей леди, которую она когда-либо знала.

Мира была элегантной женщиной с волосами цвета собольего меха. Она предпочитала обтягивающие фигуру костюмы неброских тонов, а из украшений носила только нитку жемчуга. Правда, сегодня на ней были также жем­чужные серьги, идеально гармонирующие с костюмом цвета хвои. Как обычно, она кивнула Еве на одно из кресел в форме ковша и налила ей чаю.

– Как поживаете, Ева?

– Хорошо.

Ева никогда не забывала о необходимости переклю­чить скорость при встрече с Мирой: и она сама, и окружающая обстановка не позволяли брать быка за рога и сразу переходить к делу. Мелочи имели большое значение для Миры, а сама Мира очень много значила для Евы. Взяв чашку чая, она притворилась, будто пьет.

– Как прошел ваш отпуск?

Мира улыбнулась, довольная тем, что Ева помнит о ее отсутствии в течение нескольких дней.

– Чудесно. Ничто так не освежает тело и душу, как неделя на курорте с минеральными водами. Меня там холи­ли и лелеяли. – Она засмеялась и отхлебнула чаю. – Вы бы не выдержали там ни минуты.

Мира закинула ногу на ногу, удерживая одной рукой чашку и блюдце с тем небрежным изяществом, которое свойственно некоторым женщинам от рождения и кото­рое всегда заставляло Еву ощущать себя неуклюжей.

– Я слышала о ваших затруднениях с одной из поли­цейских. Сочувствую.

– Пустяки, – отозвалась Ева и вздохнула, понимая, что Миру не проведешь. – Признаться, меня это вывело из себя. Полицейский из этой Бауэрс никудышный, а у меня из-за нее теперь пятно на репутации.

– Я знаю, как много это для вас значит. – Мира наклонилась вперед и коснулась руки Евы. – Но вам следует знать, что чем выше продвигаешься по служебной лестнице и чем безупречнее твоя репутация, тем больше люди определенного типа будут стремиться ее опорочить. Однако на сей раз из этого ничего не выйдет. Я не могу вам многого сообщить, так как это врачебная тайна, но скажу, что у этой женщины репутация кляузницы, и ее не прини­мают всерьез.

– Значит, вы ее тестировали? – воскликнула Ева.

Мира приподняла брови.

– Без комментариев. – Эти слова практически озна­чали утвердительный ответ. – Я просто хочу, как друг и коллега, предложить вам мою поддержку. А теперь… – она откинулась на спинку стула и снова глотнула чаю, – …перейдем к вашему делу.

Еве понадобилось несколько секунд, чтобы сообра­зить, о чем идет речь, и она в который раз сказала себе, что личные дела нельзя смешивать с работой.

– Я не буду останавливаться на подробностях – пола­гаю, вы с ними уже ознакомились. Скажу только, что убийца, судя по всему, обладает большим опытом в лазер­ной хирургии и удалении органов.

– Да, я читала заключение доктора Морриса и согласна с ним. Тем не менее, это не означает, что вы охотитесь за членом медицинского сообщества. – Мира подняла палец, прежде чем Ева успела возразить. – Он мог уйти на покой или, к примеру, спиться – с хирургами такое слу­чается. Ясно, что этот человек сбился с пути, иначе он ни­когда не нарушил бы самую священную клятву и не отнял бы чужую жизнь. Так что неизвестно, есть ли у него дип­лом и практикует ли он сейчас.

– Но вы согласны, что когда-то он, безусловно, прак­тиковал?

– Да. Судя по вашим находкам на месте преступления и вскрытию, проведенному Моррисом, вы ищете челове­ка, обладающего специфическим опытом, который требу­ет многолетней подготовки и практики.

Ева задумчиво склонила голову набок.

– А что вы скажете о типе человека, который может хладнокровно убить кого-то ради изношенного и беспо­лезного органа, а потом спасти пациента на операцион­ном столе?

– Я бы сказала, что это возможное проявление мании величия. «Комплекс бога» присущ многим врачам. Зачас­тую он необходим, так как, чтобы разрезать человеческое тело, требуется смелость и даже самоуверенность.

– Полагаю, что многие из тех, кто этим занимается, получают искреннее удовольствие, – пробормотала Ева.

– Удовольствие? – Мира сделала паузу. – Возможно. Я знаю, что вы не жалуете врачей, но большинство из них имеет призвание, властную потребность исцелять. В лю­бой профессии, требующей опыта, встречаются люди, ко­торые… забывают о смирении. – Она улыбнулась. – Ведь и вас, например, делает отличным полицейским отнюдь не смирение, а внутренняя убежденность в своих способ­ностях к этой работе.

– Верно, – кивнула Ева.

– Однако сострадание не позволяет вам забывать об истинной цели профессии. К сожалению, ваши и мои коллеги иногда утрачивают это чувство.

– С копами это случается, когда работа становится ру­тиной или когда им нравится демонстрировать свою власть, – заметила Ева. – А врачи ведь должны зарабаты­вать деньги!

– Деньги – это стимул, – согласилась Мира. – Врачу требуются годы, чтобы компенсировать истраченное на обучение и стажировку. Однако компенсировать прихо­дится не только материальные затраты. Самая быстрая компенсация – спасение человеческой жизни. Ну а обла­дание талантом и опытом в этой области позволяет кое-кому мнить себя сверхчеловеком. Как он может считать других равными себе, погружая руки в их тела и исцеляя их? – Она снова помолчала, задумчиво потягивая чай. – У людей такого типа часто возникает защитная реакция в виде эмоциональной отстраненности – под их скальпе­лем не человеческое существо, а всего лишь очередной па­циент.

– С полицейскими происходит то же самое.

Мира посмотрела Еве прямо в глаза.

– Далеко не со всеми. Лучшие из полицейских на такое не способны, хотя это часто причиняет им неудобст­ва. Думаю, в данном расследовании мы сразу можем обозначить несколько основных моментов. Человек, которо­го вы ищете, не питал к жертве личную ненависть и не был одержим страстью к насилию. Это хладнокровная, це­леустремленная и организованная личность.

– Разве любой хирург не должен обладать этими каче­ствами? – спросила Ева.

– Должен. Но этому человеку данные качества прису­щи в высшей степени. Кроме того, он чрезвычайно гор­дится своей работой – об этом свидетельствуют время и усилия, потраченные им на операцию. Изъятие и транс­плантация органов не по моей части, но я знаю, что когда жизнь донора не имеет значения, эта процедура не требует подобной тщательности – аккуратного разреза, зажима сосудов. Он без ума от своего таланта и, по-моему, не опасается последствий, так как просто не верит в их возможность. Он выше этого.

– То есть он не боится, что его поймают?

– Нет. Или же чувствует себя надежно защищенным даже в случае разоблачения. Я делаю вывод, что этот чело­век – является ли он активно практикующим хирургом или нет – удачлив во всем, поглощен поставленной це­лью и, очевидно, пользуется авторитетом в своем кругу. – Мира снова отхлебнула чаю и нахмурилась. – Мне следо­вало бы говорить не «он», а «они». Ведь, судя по вашему докладу, их было двое. Да и мне известно, что при такой процедуре обязательно требуется анестезиолог, опытный ассистент или второй хирург с некоторыми знаниями в области анестезиологии.