Страница 10 из 10
Несколько раз сильно сморгнув, я перепрыгнул через борт.
Гурский медленно возвращался от автобуса. Ветер стих, и шлейф ставшего черным, поистине похоронным, дыма почти вертикально поднимался в небо – автомашина наконец разгорелась по-настоящему. Что ж, возможно, так даже и лучше. Пусть видит. Это не черно-белая хроника на экране телевизора или компьютерном мониторе. Это цветная жизнь, и цветная война… впрочем, ему ли не знать? Полагаю, он и на той войне вдоволь насмотрелся.
– Уходим, иначе нарвемся на свою голову. Кстати, держи, возвращаю долг. – Я протянул Гурскому портупею вместе с кобурой. – «Наган», практически как твой.
– Спасибо, – вяло прореагировал тот. – Виталий, я видел…
Так, вот только этого сейчас не хватало! Хотя несколько минут назад и я, помнится, тоже был несколько, гм, неадекватен…
– Так, а ну-ка, поручик, взялись. – Я кивнул ему на один из баулов. – Уйдем подальше от дороги, там и поговорим. Ну?!
Гурский послушно подхватил мешок, закинув за плечо винтовочный ремень. И потопал первым, прокладывая дорогу. Я же, идя следом, совершенно неожиданно подумал, что наше с ним появление в прошлом определенно началось с самого настоящего «рояля в кустах», как называли подобное сетевые «литературные критики» моего времени: едва попали, так сразу и одежка нам, и сапоги, и оружие какое-никакое! Вот только ухмыляться отчего-то не хотелось: мешало увиденное возле горящего санитарного автобуса. Да и руки стоило б вымыть: чужая кровь неприятно стягивала кожу, и, казалось, я ощущал ее острый железистый запах. Еще по той, прошлой (или теперь уже будущей?), войне я помнил и это ощущение, и этот запах. Даже с учетом того, что до ее начала оставалось более семидесяти с лишним лет…
Наверное, именно поэтому, таща вместе с поручиком сквозь заросли два тяжеленных брезентовых мешка, я вдруг с какой-то холодной расчетливостью окончательно понял: шутки кончились. Я – на войне. На той самой, Легендарной и Великой, память о которой завещана нам дедами и прадедами и которую мы порой теряли… и снова находили. Всего три слова. Я. На. Войне. Остальное, собственно, уже неважно. По фиг, если проще сказать.
Вот только отчего ж так хочется выматериться?! Страх? Да, именно страх. Неожиданно я ощутил, насколько мне страшно, и внезапно успокоился. Вот не поверите, вообще успокоился! Эдакий парадокс. Просто принял происходящее – и все встало на свои места. Единственное, что радовало: пожалуй, я знал, что делать. Нет, я не собирался прорываться в Москву и рассказывать товарищу Сталину о коварном Хрущеве, подонке Гудериане, необходимости введения промежуточного патрона и командирской башенки на «Т-34» или убеждать Лаврентия Павловича ускорить разработку атомного проекта. Все это предки прекрасно сделали и без нас. Да и песен глубокоуважаемого мной Владимира Семеновича я почти не помнил. Любить – любил, слушать – слушал, но наизусть не заучивал.
Мне оставалась, собственно, самая малость: попытаться сделать так, чтобы дата Великой Победы приблизилась хоть на несколько дней, недель или месяцев. Поскольку цена этому исчислялась десятками, сотнями и тысячами жизней советских бойцов.
Правда, еще оставалась семья. Моя семья, жена, сын и живущие в сотне километров от города старенькие родители. Угу, вот именно, что «оставалась». В будущем. Пока еще не состоявшемся. И вовсе не факт, что теперь оно вообще состоится. Ну, ежели мы, конечно, не в параллельном мире, о котором так любят рассказывать наши писатели-фантасты.
«Так, стоп, – одернул я себя. – А вот об этом – не думать. Вообще не думать! Не забыть – просто не думать! Временно. Слишком страшно, слишком тяжело, слишком непонятно. Сначала нужно выжить и понять, что происходит. Разобраться, есть ли возможность вернуться в конце концов, есть эта непонятная брошка, которая хрен пойми каким образом перебрасывает людей во времени. Но это – после. Пока же необходимо просто выжить. Главное – не думать о семье, не вспоминать, иначе сойду с ума. Причем быстро и качественно».
Ну а поручик? Пусть поступает, как сочтет нужным. А «сочтет» он очень и очень скоро: я, конечно, не психолог, но то, как он ведет себя после нашего переноса, однозначно говорит о ведущемся в его душе внутреннем споре. С одной стороны, проклятые большевики, расстрелянный вместе с семьей государь и попранная империя, с другой – вероломное нападение и чудовищные преступления «продвинутых европейцев». Да и недавно просмотренная документалистика пошла впрок, не говоря уж об увиденном сегодня. Полагаю, та неведомая девчушка возле автобуса сумела, сама о том не подозревая, неслабо вправить ему мозги. А я? А я трус. Я струсил, хотя должен был вернуться туда и забрать ее документы…
Но в одном я был абсолютно убежден: воевать против столь нелюбимых «краснопузых комиссаров» он уже никогда больше не станет.
Глава 5
И зовет нас на подвиг Россия, веет ветром от шага полков…
Через полкилометра интенсивного движения мы остановились, найдя подходящую полянку. Чуть в стороне журчал крохотный ручеек, что тоже было не лишним: стоило набрать воды да и умыться. Забираться и дальше в лес, расположенный в непонятно какой местности, смысла не имело: только заблудиться для полного счастья не хватало без еды. Всю дорогу поручик топал молча, сосредоточенно сопя под нос и, видимо, о чем-то напряженно размышляя. Я, разумеется, с вопросами не лез – вот только полемику разводить не хватало. Самое время.
Сбросив с плеча лямку одного из баулов, я с удовольствием растянулся на траве, привалившись к мешку спиной. Рядом расположился поручик, уложив на колени винтовку. Несколько минут молчали, отдыхая, затем Гурский заговорил:
– Виталий, я все же хотел бы спросить…
– Ну так и спрашивай, время пока есть, – пожал я плечами, подставляя вспотевшее лицо под ласковые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь древесные кроны. Ух, хорошо-то как!
– Послушай, там, на дороге… я ведь видел на боку и на крыше того автобуса знак Красного Креста. Почему же пилот открыл огонь? Он не мог не заметить.
– Да потому и стрелял, что знал, что цель беззащитна и в ответку он ничего не получит, разве что пару неприцельных винтовочных пуль.
– Но это же ужасно, Виталий! Просто чудовищно!
– Бывало… ну, то есть будет и хуже. Я ведь тебе про сожженные вместе с жителями деревни рассказывал? Концлагеря в Интернете видел? Ну вот, примерно так и будет.
– Это… – Поручик замолчал, видимо, подбирая слова. – Это не война, это просто какая-то бойня! Безумие…
– Ой, можно подумать, на твоей войне было что-то другое, Коля. Я, конечно, не великий историк, но примерно помню, что происходило в Крыму в те годы. Ты «ледовый поход» прошел, верно? Корнилов ведь отдал приказ пленных не брать, так? Было же? Было. И не брали. Каледина, полагаю, тоже помнишь. А в других местах? В той же Сибири, например? Или на Дону – казачки, помнится, тоже особой добродетелью к ворогам своим краснопузым не страдали? Да и вообще, ты ведь у нас образованный, историю, полагаю, учил – вспомни хотя бы Французскую революцию. Там тоже кровушки человечьей пролилось ой-ей-ей сколько. И как шуаны с фонарями по полю от выстрелов бегали, и как передвижные гильотины по Франции ездили, а?
Поручик молчал, то ли переваривая информацию, то ли соглашаясь.
– А вообще… знаешь, Коля, я уже давненько пришел к выводу, что большая часть нашей – ну, человеческой в смысле – истории не меньшее безумие, чем то, что происходит сейчас. Да и не только сейчас, но и в мое время тоже – ты просто не успел об этом узнать.
Помедлив, Гурский негромко спросил:
– Расскажешь?
Прежде чем ответить, я тоже выдержал паузу: ну и о чем я могу ему рассказать? Про бездарно прос…ную кучкой зажравшихся или перекупленных заокеанским капиталом партийных бонз великую державу? Про безумные девяностые, когда некогда великую армию великой страны практически уничтожали и солдаты-срочники в дальних гарнизонах голодали и страдали от авитаминоза и чуть ли не цинги, словно зеки в лагерях? Когда в частях РВСН отключали электроэнергию и командир части высылал вооруженный наряд к распредщиту, чтобы этого не допустить? Когда за долги оставляли без тепла и света целые воинские части вместе с жилыми городками, но солдаты и офицеры молча сидели и ждали, хотя могли бы взять в руки оружие, но оставались верны присяге и долгу перед Родиной? Когда летчики годами не поднимались в небо просто потому, что не было керосина?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.