Обожествлённое зло

– У меня мансарда в Сохо.

Мансарда в Сохо. Это тоже было в ее стиле. Экзотично и шикарно.

– А ты бывал в Нью-Йорке?

– Пару раз. – Он перевел взгляд с руки на ее лицо. Она совершенно расслабилась, глаза закрыты, губы приоткрыты, кожа, слегка порозовевшая после любовных утех. Она не взяла себе за труд прикрыться простыней, как это сделала бы другая женщина, а лежала поверх нее, не стесняясь наготы. Он провел рукой по ее груди, затем по ребрам, скорее, чтобы еще раз убедиться, что она рядом, нежели для возбуждения.

– Тебе понравилось?

– Понравилось что?

Она снова улыбнулась. – Нью-Йорк.

– Неплохо. Похоже на быструю езду по переполненному и сверхдорогому увесилительному парку. Это описание вызвало у нее еще большую улыбку. – Совсем непохоже на ежегодный карнавал в Эммитсборо?

– Да. Совсем непохоже. Как занятно все оборачивается – то, что ты и я вернулись сюда и сблизились. – Он стал гладить ее по щеке. – Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, Клер. – Она снова открыла глаза и в них мелькнула настороженность. – Только не говори, что я слишком подгоняю события, потому что я чувствую, что от этого зависит моя жизнь.

– Я и не собираюсь этого говорить. Я не знаю, что сказать.

– Я не хочу терять тебя, а если ты вернешься в Нью-Йорк, я не смогу поехать к тебе. Я не могу вернуться туда на службу в полицию.

– Ты выполняешь эту работу здесь.

– Да. – Он сел и потянулся за сигаретой. «Она не согласится на полуправду или ультиматум. Да и почему она должна это делать», – подумал он. Он приготовился рассказать ей все. – Симпатичный, спокойный, маленький городок. По крайней мере, он был таким, и именно это и было мне нужно. – Он зажег спичку. Та тоже была бесшумная, почти безопасная, легко загоралась. Он смотрел, как разгорался огонек, прежде чем задуть его. – То, что мне подходило. Я вернулся сюда, потому что не мог работать полицейским в большом городе. Я больше не мог полагаться на себя, если бы мне снова пришлось с кем-нибудь вместе войти в дверь.

– Войти в дверь?

– С напарником, – сказал он. – Я больше не был уверен, что смогу подстраховать напарника.

– Почему? – Она положила на его руку свою.

– У меня был напарник. Мы работали вместе более трех лет. Он был хороший полицейский. И хороший друг.

– Был? – сказала она и поднесла его руку к своим губам. – Прости. Что случилось?

– Я сплоховал, и он погиб.

– Это слишком простое объяснение. – Внезапно ощутив холод, она взяла его рубашку и просунула в нее руки. Она то уж знала, каково это прятать в себе скрытую боль, сжиться с ней, лелеять ее внутри себя подобно тому, как скупец лелеет в темноте свое сокровище. – Ты можешь мне рассказать?

– Скорее, я должен это сделать.

На мгновение он замолчал, когда жалобный козодой запел свою песню в унисон музыке Джонни Рея. – Мы патрулировали улицу, когда пришел вызов отправиться на разборку правонарушения. – У него в ушах раздался свист рации, добродушная ругань Джейка.

– Похоже, что это наш с тобой вызов.

– Какой-то вооруженный человек затеял неприцельную стрельбу по стоявшим автомобилям и окнам квартир в районе Саут-Ист. Мы находились всего в паре кварталов от того места, поэтому и приняли вызов. Когда мы добрались туда, парень захватил заложницей женщину и приставил ей к горлу револьвер 45 калибра. Она кричала.

Он замолчал и затянулся сигаретой. Лунное свечение преобразилось в яркий солнечный свет. Дымка августовской жары. Мусорная вонь.

Он видел все это отчетливо, слишком отчетливо. Цвет блузки на женщине, дикие глаза убийцы, блеск осколков стекла на асфальте.

– Он наглотался наркотиков, совершенно спятил. Он втащил ее в то здание. Оно пустовало, предназначалось на слом. Мы запросили подкрепление и вошли внутрь. Обратно Джейк не вышел.

– О, Кэм.

– Тот парень тащил ее вверх по лестнице. Она потеряла туфлю, – тихо сказал он. – Странные вещи запоминаются. Она потеряла туфлю и стукалась о ступени пятками, пока он тащил ее вверх. – Она взглянула ему прямо в глаза, в его темные, темные глаза, полные ужаса, надежды и мольбы. – Она больше не кричала, только плакала. Умоляла. Кричал он:

«Я есть истинный путь и свет! Я есть спасение. Если твой глаз оскорбит тебя, вырви его к черту!»

– Мы поднялись на первую лестничную площадку. – Он слышал вопли и рыдания, разносящиеся эхом от разбитых и облупленных стен. Ощущая запах пыли, зловонный потный смрад ужаса. – Это случилось на втором этаже. Обломилась ступенька. Я провалился вниз до колена. – Неожиданное нападение, мгновенная боль и отчаяние. И страх. – Джейк был на три ступени впереди меня. Три ступени. Я выбрался из этой чертовой дыры.

«ВАВИЛОНСКАЯ БЛУДНИЦА. КТО БРОСИТ ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ? У КОГО ХВАТИТ СМЕЛОСТИ? КТО ДОБЬЕТСЯ СЛАВЫ?

– Ненормальный подонок выстрелил в женщину. Я еще только лезу вверх на четвереньках, а он уже выстрелил в нее. Она отскочила от стены как кукла, и еще до того, как она упала, он послал три пули в Джейка. Я убил его.

Вопль, раздавшийся, когда пули вошли в человеческую плоть. Кровь, растекающаяся по разорванной майке.

– Я убил его, – повторил Кэм. – Опоздал лишь на пару секунд. Я все еще не встал с колен, а Джейк уже падал по ступеням вниз, когда я сделал это. Если бы я не оказался на три ступени позади, он остался бы жив.

– Ты не мелеешь знать наверняка.

– Я это знаю. Он был моим напарником и погиб, потому что меня не было рядом, чтоб подстраховать его.

– Он погиб, потому что маньяк убил его и ту безвинную женщину. – Она обвила его руками, прижавшись к его одеревеневшему телу. – Возможно, если бы ступени не прогнили, возможно, если бы твой напарник, а не ты, провалился сквозь них, если бы тот псих оказался в другой части города – возможно, тогда ничего бы этого не случилось.

Ты никак не мог ничего здесь изменить.

– Я сотни, тысячи раз проигрывал все это в голове. – Он прижался губами к ее шее, успокаиваясь от ощущения вкуса и аромата ее кожи. – И я всегда опаздываю. После всего этого я запил. – Он снова отстранился, так как хотел, чтобы она смотрела на него. – Сильно запил. Я бы так и продолжал, если бы это хоть сколько-нибудь помогло. Я сдал свой значок полицейского, пистолет и вернулся сюда, потому что рассудил, что здесь мне не придется делать ничего другого, кроме как выписывать квитанции на штрафы и разнимать драки в баре.

– Ты здесь отлично справляешься. – Она приподнялась и взяла его руки в свои. – Твое место здесь. Независимо от причины твоего возвращения, это правда. – Утешая его, она прижала его пальцы к своим губам. – Я знаю, каково это – терять близкого человека, постоянно думать, а можно ли было предотвратить случившееся. Я бы хотела успокоить тебя, сказав, что такое состояние проходит, но я сама не уверена в этом. Единственное, что я знаю, это то, что ты должен простить себя и продолжать жить.

– Может, я и начал уже это делать. Может быть. Но в последние несколько недель, когда все это стало случаться в нашем городе, я задумался, а гожусь ли я для того, чтобы заниматься этим. Нет, не так, скорее я задумался, а смогу ли я справиться с этим.

Она слабо улыбнулась, пытаясь ободрить его. – Когда ты допрашивал меня, ты вел себя как настоящий полицейский.

– Я не хотел быть грубым с тобой.

– Ты и не был. Скорее – дотошным. – Она взлохматила его волосы. «Да, – подумала она, – мне нравится его лицо». Еще больше нравится после того, как она увидела на нем печать ранимости. – Я понимаю, Рафферти, как лет десять-двенадцать назад ты расхаживал по Эммитсборо с дубинкой на плече размером с секвойю. Никто не хотел связываться с тобой. Я также помню, как ты катал Энни на своем велосипеде. Разговаривал с ней. Был к ней добр. Это было чертовски необычайное сочетание достоинств, и так оно есть и теперь. Этот городок нуждается в тебе, и что бы плохое тут ни происходило, никто лучше тебя с этим не справится.

Он погладил ее руку. – Ты хорошо на меня действуешь.