Страница 45 из 50
На линейном корабле «Императрица Мария» имелось два комплекта ключей, причем один комплект, так сказать расходный, хранился у старшего офицера и по утрам разносился дежурным по погребам артиллерийским унтер-офицером и выдавался на руки старшинам башен или дневальным у погребов, у которых находился весь день до 7 часов вечера или до окончания работ, после чего вновь сдавался дежурному по погребам унтер-офицеру, а этим последним старшему офицеру. Другой комплект хранился «под часами» у поста при денежном сундуке и считался неприкосновенным. После взрыва первого комплекта на месте не было, так как ключи, по-видимому, были уже розданы по погребам. Порядок этот был установлен как бы обычаем, ибо о нем не было отдано по кораблю приказа, и в показаниях относительно него бывших командиров, старшего офицера. Старшего артиллерийского офицера. Башенных командиров и старшин башен есть разногласие. Указывающее на то, что в этом отношении не было твердо установленных правил, хотя бы и в отступление от статей Морского устава применительно к современным требованиям судовой жизни.
По отношению к самому устройству крюйт-камер существовал ряд отступлений, делавший возможным доступ в крюйт-камеры без всяких ключей и во всякое время. Так, по утвержденным чертежам 1-й, 2-й и 3-й башен, бомбовый погреб находится под крюйт-камерой и сообщается с нею через люки, служащие и для ручной подачи, и через элеваторы. Люки эти снабжены крышками, которые должны быть всегда заперты на замок. Между тем. На линейном корабле «Императрица Мария» эти крышки не только не запирались, но они были сняты совсем для удобства ручной подачи, для чего над люками были поставлены деревянные столы с отверстиями, через которые подавались картузы. Таким образом, бомбовый погреб был в постоянном открытом сообщении с крюйт-камерой. В бомбовый же погреб можно было проникнуть из самой башни помимо запертого люка.
Но кроме этого в башне сделаны лазы, через которые можно пройти к ее нижнему штыру. Штыр этот окружен кожухом, отделяющим помещение штыра от крюйт-камеры. В этом кожухе имеется горловина, закрываемая дверцей. На линейном корабле «Императрица Мария» эта дверца не только не имела замка, но была снята совсем, так что из помещения штыра был открытый ход в крюйт-камеру, а в помещении штыра открытый ход из самой башни, как через боевое, так и через рабочее и перегрузочное ее отделение.
Старший артиллерийский офицер корабля старший лейтенант князь Урусов, спрошенный по этому поводу в своем показании, высказывается так: «Люк в крюйт-камеру из бомбового погреба не запирался, я не помню, была ли сделана крышка и, следовательно, предполагалось ли запирать ее, но предполагаю, что или я просил не делать ее или же, вернее, сам приказал ее снять, так как через этот люк производилась ручная подача и для облегчения оной надлюками были поделаны деревянные столы с отверстиями для подачи. В кожухе штыра башни было отверстие, двери или заслонки, кажется, не имелось. Тому обстоятельству, что можно было проникнуть внутри башни, помимо запиравшегося люка, в бомбовый погреб, в крюйт-камеру, я не придавал значения. Помню, что на линейном корабле «Евстафий» были устроены заслонки, запиравшиеся на замок и проникнуть из башни в погреб нельзя было».
Такой взгляд на невозможность точного исполнения требований Морского устава на современных судах не является единичным. Так, старший офицер капитан 2 ранга Городысский в своем показании говорит: «Требования Морского устава находились в другой плоскости, чем требования, предъявляемые каждой минутой жизни корабля; всегдашние или, вернее, частые попытки совместить эти плоскости были почти всегда болезненны и производили часто впечатление тормозящего дело педантизма». Вышеприведенные выдержки, а также показания других офицеров, в особенности мичмана Успенского, указывают, что неисполнение требований Морского устава и недостаточно уважительное к ним отношение, при котором личное мнение ставилось выше даже положительных и определенных указаний закона, составляло явление заурядное. 4) На корабле «Императрица Мария» при стоянке на якоре производился ряд работ, причем общее число мастеровых, бывших на корабле, достигло до 140–150 человек, разделенных на небольшие партии от разных заводов. Работы производились и по артиллерийской части, между прочим, и в бомбовом погребе первой башни работало 4 мастеровых Путиловского завода по установке лебедок. Мастеровые являлись на корабль около 7 часов утра и кончали работу в 4 часа дня, кроме тех, которые оставались для экстренных работ, продолжавшихся до 9 часов 45 минут вечера, или же на ночные работы.
Проверка мастеровых, приезжавших на корабль и съезжавших с него, была организована так, что она не давала полной уверенности в том, не остался ли кто из мастеровых на корабле. И не прибыл ли кто на корабль самовольно под видом мастерового, ибо правильной поименной проверки на берегу мастеровых, отправляющихся на корабль и возвращающихся с корабля, не велось, вся проверка возлагалась, главным образом, на судовой состав. При прибытии мастеровых на корабль им перекличка не делалось, а проверялось лишь общее число людей в каждой партии и по вахте сдавалось общее число мастеровых, считавшихся на корабле. Поименные списки представлялись старшим из мастеровых каждой партии для своей партии каждый день вновь при въезде на корабль.
Таким образом, показание вахтенного начальника мичмана Мельникова, на вахте которого съехали последние четверо мастеровых Путиловского завода, работавшие в бомбовом погребе первой башни, находится в противоречии с показаниями нескольких нижних чинов, которые утверждают, что в ночь с 6 на 7 октября после 10 часов вечера они видели двух мастеровых. Установить в точности справедливость этого показания или опровергнуть его не представляется возможным.
б) Отметив, таким образом, недостатки проверки мастеровых и несоблюдение требований Морского устава по отношению к доступу в крюйт-камеры, комиссия считает необходимым разобрать и третье предположение о возможной причине возникновения пожара, повлекшего за собой гибель корабля, именно: в) Злой умысел. Вероятность этого предположения не может быть оцениваема по каким-либо точно установленным обстоятельствам. Комиссия считает лишь необходимым указать на сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение при той организации службы, которая имела место на погибшем корабле.
1) Крюйт-камеры заперты не были, ибо в них всегда был открытый доступ из самой башни.
2) Башня вместе с зарядным отделением служила жилым помещением для ее прислуги в числе около 90 человек, следовательно, вход и выход из башни кого-либо, особенно в форменной одежде, не мог привлечь ничьего внимания.
3) Чтобы поджечь заряд, так чтобы он загорелся, напр., через час или более после поджога и этого совершенно не было видно, не надо никаких особенных приспособлений — достаточно самого обыкновенного фитиля. Важно, чтобы злоумышленник не мог проникнуть в крюйт-камеру, после же того, как он туда проник, приведение умысла в исполнение уже не представляет затруднений.
4) Организация проверки мастеровых не обеспечивала невозможность проникновения на корабль постороннего злоумышленника, в особенности, через стоявшую у борта баржу. Проникнув же на корабль, злоумышленник имел легкий доступ в крюйт-камеру для приведения своего замысла в исполнение.
Сравнив относительную вероятность сделанных трех предположений о причине возникновения пожара, комиссия находит, что возможность злого умысла не исключается, приведение же его в исполнение облегчалось имевшими на корабле место существенными отступлениями от требований Морского устава по отношению к доступу в крюйт-камеру и несовершенством организации проверки являющихся на корабль рабочих.
По обсуждении всего изложенного выше, комиссия не находит в выяснившихся обстоятельствах таких, которые давали бы основание отнести гибель корабля к виновности тех или иных определенных лиц.