Страница 7 из 12
– Когда мы из Варшавы вылетали, он в карман письмо положил, хотел лично отдать… – Зенек не договорил, так как они, едва миновав переулок, вынужденно задержались.
Занимая всю ширину главной улицы, по городу шли войска. В дыму газойля один за другим ползли тяжёлые многобашенные танки, и под их тяжестью, казалось, прогибается мостовая, заставляя весьма ощутимо вздрагивать близлежащие строения.
У Зенека, неотрывно следившего за этим движением, на щеках чётко обозначились желваки, а когда вслед за танками по дороге сплошным потоком двинулась пехота, панна Ирена решила, что благоразумнее будет и дальше идти боковыми улицами.
Так они наконец добрались до дома Ковальских и, уже собираясь открывать двери, Ирена спросила:
– Я могу узнать, что пан поручник собирается делать дальше?
– Я надеюсь… – Зенек зачем-то отступил на шаг и покачнувшись, чтобы удержаться, взялся за перила крыльца. – Панна Ирена понимает, я офицер…
– Так, это я понимаю, – Ирена кивнула и после короткой паузы добавила: – Догадываюсь, пана поручника ждут трудности?
– Конечно, это так… И всё-таки…
– Нет-нет, я совсем не про это, – предостерегающе подняла руку Ирена и посмотрела на Зенека. – Я только хотела знать, останется ли пан поручик на какое-то время в городе?
– Вероятно… – несколько заколебался Зенек.
– Тогда вы должны воспользоваться моим гостеприимством, – и она широко распахнула двери…
Саквояж, набитый деньгами до отказа, не давал Дмитру покоя. Он трижды перепрятывал его и, наконец, зарыл в самом тёмном углу старой, покосившейся клуни[35]. Ещё тогда, на дороге, Дмитро пытался сосчитать деньги, но только одних пачек оказалось больше полусотни, а узнать, сколько это будет вместе, парень даже и не пытался.
Богатство, в прямом смысле свалившееся с неба, выбило Дмитра из обычной колеи. Даже неожиданное появление на кресах Червоной армии не произвело на него должного впечатления. Больше того, Дмитра начала мучить совесть – ведь, с одной стороны, деньги вроде бы должны были теперь принадлежать ему, а вот с другой…
Выход нашёлся неожиданно. Дмитро вспомнил о письме, которое дал ему умирающий лётчик, и пришёл к твёрдому выводу. Он сам поедет в город и занесёт конверт по указанному адресу. Там он отдаст письмо родным пилота и, если разговора о жёлтом саквояже не будет, то всё, что туда кем-то положено, станет его собственностью…
Каждый вторник окрестные селяне съезжались на базар в город. С утра колёса бестарок грохотали по булыжнику мостовых, чтобы в конце концов остановиться на топком лугу у базарной площади. Сюда свозили и продукты, и живность, и всё-всё, что обычно продаётся на городском рынке.
Так было раньше, так вроде бы оставалось и теперь, когда новая жизнь начала властно вторгаться во все сферы. Но так было только внешне. На самом деле одни ждали грядущих перемен с радостью, другие пытались как-то приспособиться, а кое-кто уже тщательно скрывал затаённую злобу.
Конечно же и Дмитру, как и другие селяне, прикатившему на своей бестарке, хотелось узнать базарные новости, но его главный интерес был в другом, и вместо того чтобы, как все, править к рынку, парень, довольно хорошо знавший город, прикидывал, как ловчее проехать к дому Ковальских.
Адрес, чётко выписанный в углу конверта, привёл Дмитра на тихую улочку, тянувшуюся вдоль реки. Нажав ручку калитки, парень несмело зашёл во двор, оглядевшись, прошёл дорожкой к крыльцу и только-только протянул руку к звонку, как дверь распахнулась, и молодая красивая женщина прямо с порога раздражённо кинула:
– Ну что надо?
– Очень извиняюсь, пани, – увидев барышню, засмущался Дмитро. – То я перепрошую, ту ест будынок Ковальских?[36]
– Так… Я Ковальская… Цо тшеба?[37]
– Ну, тогда это вам… – Дмитро неловко полез в карман и вытянул смятый конверт. – Вот…
– Письмо? – Ковальская поспешно выхватила конверт. – От брата?.. Откуда?.. Как оно к вам попало?
– Я перепрошую, пани, – мялся Дмитро, с трудом подбирая слова. – Я там ехал… Под лесом… Случайно… Ну, когда самолёт упал… Ну, то я той, вашего брата вытянул. Он ещё живой был, и з кишени листа тягне[38]. Я того конверта взял, а ваш брат вже не живый…
– Ну?.. И что?.. Что? – Ковальская и сама не заметила, как, сойдя на ступеньки, принялась теребить парня за рукав.
– Ну, вы меня извините, пани, я до коней, чтоб ближе подъехать… А тут литак[39] немецкий по мени стрелять начал… Кони, пани, понесли, и что там было, я, слово чести, не помню… Сам до тямы[40] только в поле пришёл…
– Так, так, я понимаю… – закивала Ковальская и, разорвав конверт, наскоро пробежала глазами текст.
Дмитро мгновенно насторожился, но, к его удивлению, Ковальская улыбнулась парню.
– Я вам очень благодарна…
– За что, пани? – искренне удивился Дмитро. – То вы меня извините, что я вашего брата в поле кинул… А тут ещё такое началось, вот я и подумал, что то письмо важное, может, там про маетности[41] или ещё что…
– Какие у нас маетности… – махнула рукой и горестно вздохнула Ковальская.
– А-а-а, – удовлетворённо протянул Дмитро и, заметив, что из дверей вышел ещё и молодой стройный мужчина, поздоровался. – Добрый день, пане Ковальский.
Не отвечая, мужчина неотрывно смотрел на Дмитра, а женщина, обернувшись, радостно сообщила:
– Представляете, пане Зенек, этот человек принёс нам от брата письмо. Ну, то, что вы говорили…
– Замечательно. – Мужчина странно улыбнулся и обратился к Дмитру: – Скажите нам, кто вы? Откуда?
– С Подгайчиков я… Иванчук Дмитро… – сбивчиво ответил парень и попятился. – Пробачьте[42], мне ехать треба…
– Да вы хоть расскажите подробнее, как и что… – попробовала остановить его Ковальская, но Дмитро, не слушая никаких уговоров, заспешил к калитке…
После нападения на воинскую колонну боёвка Смереки затаилась на Меланчиных хуторах. Остап, впервые побывавший в настоящем деле, всё ещё находился под впечатлением от короткой огневой стычки и время от времени с удовольствием вспоминал, как билась в его руках «зброёвка», как кругом грохотали выстрелы и свистели пули. А от того, что он вёл себя, как надо, Остап втайне наливался гордостью и хвалил себя за правильно выбранный путь.
Правда, эти приятные воспоминания старательно обходили тот момент, когда Остап, расстреляв патроны, с испугу бросил пулемёт, и надо же, чтобы именно тогда на него выскочил убегавший польский майор… И всё бы ничего, никто Остапа ни в чём не упрекал, но Смерека, проводивший потом детальный разбор боя, почему-то обратил особое внимание на то, что удравший поляк был вроде как лично знаком Остапу…
Вдобавок из разговоров боевиков, со всех сторон обсуждавших перипетии в общем-то удачной засады, Остап уяснил себе, что хотя в целом дерзкое предприятие удалось, но самого главного из ехавших впереди колонны в легковых машинах, захватить не удалось, а вдобавок ещё несколько человек, и среди них тот самый польский майор, сумели ускользнуть.
Но всё это, как ни смакуй, оставалось в прошлом, зато впереди, как понял из прозрачных намёков Остап, его ждал Краков, где после нелегального перехода новоустановленной демаркационной линии, ставшей вроде границы, бывший студент должен был пройти вышкил[43], а потом, став настоящим военным, получить, как и Смерека, под командование боёвку.
От этих приятных размышлений Остапа, устроившегося на солнышке под скирдой, оторвал оклик:
35
Молотильный сарай.
36
Извините, это дом Ковальских?
37
Что нужно?
38
Из кармана письмо достал.
39
Самолёт.
40
Очухался.
41
Имущество.
42
Извините.
43
Обучение.