Страница 12 из 12
День был базарный, и Остапу не стоило большого труда уговорить одного из съезжавшихся на рынок селян за небольшую мзду привезти его в город. По пути, трясясь на подводе, Остап всё время напряжённо думал, что же случилось и с какого такого дива за ним одним в село прикатил целый грузовик с солдатами?
Тогда, пальнув наобум для острастки, Остап сначала зайцем петлял между хатами, а потом, выбравшись за околицу, отправился прямиком на хутор к дальним родственникам, надеясь там отсидеться. Но когда из села дошли вести про арест Дмитра, Остап подумал, что виной всему, скорее всего, тот чёртов саквояж, про который толковал поляк, и решил не сидеть на месте, где его знала каждая собака, а от греха подальше уйти в город, к Смереке, который наверняка поможет ему выбраться из этой халепы[71].
Недалеко от центра Остап соскочил с подводы и постоял возле фонарного столба, проверяя, не привлёк ли он чьего-то внимания. Убедившись, что вроде всё тихо, он из осторожности сначала попетлял закоулками и только потом, на всякий случай поглядывая по сторонам, подошёл к хорошо знакомому крыльцу.
На его удачу Смерека был дома. Увидев на пороге Остапа, он удивлённо поднял брови и спросил:
– Что?.. Что-то случилось?
– Да, – коротко выдохнул Остап.
– Ну, заходи… – Смерека отступил в сторону и, заведя Остапа в комнату, приказал: – Рассказывай.
– Да рассказывать особо нечего, – сокрушённо вздохнул Остап. – Солдаты приехали ценжарувкой[72] и прямо в хату, а их старшой сразу: «Ты арестован!»
– А за что, не сказали? – быстро спросил Смерека.
– Нет, – покрутил головой Остап. – Я говорю, бумагу покажите, а старшой только гмыкнул: «Будет тебе бумага»…
– Ну а ты? – Смерека оценивающим взглядом внимательно посмотрел на Остапа.
– А я что? – пожал плечами Остап. – Чкурнул[73] от хаты и дал дёру.
– Так… – Смерека на минуту задумался. – А сам-то ты как думаешь, за что?
– Не знаю, – пожал было плечами Остап, но потом добавил: – Правда, одна думка есть…
– Выкладывай, – Смерека нахмурился.
– Тут такое дело, – Остап немного замялся. – До брата один поляк приходил. Какой-то саквояж отдать требовал. А Дмитро ему: «Видчепысь. Нема у меня ниякого саквояжу».
– При чём тут саквояж? – не понял Смерека.
– Так я думаю, поляк тот пожаловался…
– Ты чего, с дуба впав? – рассердился Смерека. – Чтоб из-за какого-то саквояжа грузовик гоняли? И потом, поляк, сам говоришь, не к тебе приходил, а к брату твоему Дмитру.
– Так Дмитра теж арестовали, – Остап так и вскинулся. – Только я втик, а вин ни.
– Постой, постой… – Смерека как-то странно насторожился. – Какой такой саквояж?
– Жёлтый, – вспомнил Остап. – Поляк говорил жёлтый…
– Так, так, так… – Было видно, что Смерека что-то напряжённо обдумывает. – А почему поляк считает, что саквояж у Дмитра?
– Так Дмитро домой из города ехал. Ну, как война заканчивалась, – принялся объяснять Остап. – А там самолёт упал, а Дмитро как раз рядом был и всё видел. Вот тот поляк и решил, что Дмитро саквояж себе забрал.
– Значит, это что, тот саквояж и тот поляк с того самого самолёта? – предположил Смерека.
– Ну да, – недоумённо подтвердил Остап, никак не понимавший, почему Смереку тоже заинтересовал этот саквояж.
– А где этот самолёт упал, ты знаешь? – с неожиданным интересом спросил Смерека.
– Так я ж и говорю, – не совсем понимая, зачем это Смереке, повторил Остап. – Дмитро домой в Подгайчики ехал из города, а самолёт у самой дороги гепнулся.
– Подожди-ка… – и оставив недоумевающего Остапа одного, Смерека вышел из комнаты.
Вернулся он с листом бумаги, свёрнутым в трубку. Развернув лист на столе, Смерека подозвал Остапа.
– Иди-ка, покажи, где это случилось?
Остап шагнул ближе, увидел на развёрнутом листе сделанные от руки кроки и, присмотревшись, сказал:
– Так тут же помечено, – и он ткнул пальцем в косо нарисованный у дороги самолётик…
Последнее время в работе Шамесовой кнайпы начались перебои. Если раньше входная дверь была гостеприимно распахнута с утра до вечера, а сам Шамес неизменно торчал за стойкой, то теперь всё чаще вешалась табличка «закрыто», и хозяин куда-то исчезал, даже не сказав племяннице, надолго или нет.
В такие дни, оставаясь «на хозяйстве», Рива занималась уборкой. Вот и сегодня, когда дядя с утра ушёл в город, она сначала прибралась у шинкваса, а когда начала мыть клеёнку столиков, отвлеклась. Краем глаза девушка приметила, как кто-то в милицейской форме заглянул в окно с улицы, и почти сразу донеслись нетерпеливые звонки у главного входа.
– Этого ещё не хватало… – сердито пробормотала Рива и поторопилась к двери.
К её удивлению, на пороге переминался с ноги на ногу не кто иной, как Зяма. Рива знала, что с приходом Красной армии бывший служка бросил работу у Шамеса, подавшись в Рабочую гвардию, и с тех пор заявлялся в кнайпу считанное число раз, неизменно толкуя об ожидающих его больших переменах.
И вот, судя по новой форме, эти перемены наконец наступили, да такие, что Рива впервые начала рассматривать Зяму с откровенным интересом. Правда, гимнастёрка была ему явно великовата и сидела мешком, но, похоже, Зяма даже не догадывался, что можно обратиться к портному и подогнать вещь по фигуре.
Пожалуй, следовало заменить и новые яловые сапоги. У этих голенища были широки и не обтягивали несколько тонковатые икры Зямы, а болтались свободно. Зато тугая амуниция выглядела шикарно. Сбоку у Зямы висел наган в кобуре, а на левом ремне сверху из специального кармашка выглядывал привязанный шнурком за пипочку милицейский свисток.
Оценив столь разительные метаморфозы, девушка пригласила Зяму войти, и тот, усевшись за столик, с ходу заявил:
– Рива, ты должна изменить свою жизнь!
– Это каким же образом? – удивилась Рива.
– А таким, – безапелляционным тоном продолжал Зяма. – У нас в городе уже есть комсомольская ячейка, я в неё записался, и ты тоже должна посещать её.
– Да?.. А как же дядя и его кнайпа? Вы таких разве берёте? – Рива обвела рукой зал.
– Это ничего не значит, – отмахнулся Зяма. – Пойми, мы сделали революцию, и потом, я же помогу тебе.
У Зямы был такой важный вид, будто он и вправду делал какую-то революцию. Даже тон у него стал другим.
– Пойми ты, – уверенно говорил Зяма, хлопая по колену ладонью. – Теперь всё будет иначе. Рабочие взяли власть. У нас теперь есть ого какие возможности! А в селе будут созданы колхозы, построены МТС. Тракторов, машин будет много. Рабочие профессии и там станут главными. Вот в газете сообщали, что Эстер Гликман уже пошла учиться на машиниста…
– Так ты хочешь, чтоб я тоже стала машинистом или ещё кем-то там? – усмехнулась Рива.
– Нет, зачем? Мы организовали драмкружок. Будем ставить советский спектакль. Ты бы тоже могла участвовать, а потом, позже, может, станешь известной артисткой, – с жаром начал фантазировать Зяма, но под насмешливым взглядом девушки, осёкся и как-то по-особенному глянул на Риву.
Она поняла, что сейчас Зяма перейдёт к личным чувствам, но от надоевших уже излияний Риву спас вернувшийся из города дядя. Увидев одетого в милицейскую форму Зяму, Шамес немедленно изобразил восторг.
– О-о-о, нет слов. Скажите, Зяма…
Тот, бросив многозначительный взгляд на Риву, довольно заулыбался, а тем временем Шамес продолжил:
– Скажите, Зяма, вот вы теперь большой начальник, так я имею к вам один вопрос.
– Это смотря какой…
Шамес говорил с Зямой подчёркнуто вежливо, и тот прямо раздувался от гордости.
– А вопрос образовался такой, – Шамес бочком присел к столику. – Не могли бы вы узнать, что надо сделать, чтоб мы с Ривой могли уехать?
– Вы что, куда-то собрались уезжать? – услыхав такое, так и подскочил Зяма.
71
Неприятность.
72
Грузовиком.
73
Рванул.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.