"Баламуты"

Часов в десять утра рабочие с Давыдовичем были у Алмазо╛ва. Контейнер еще не подошел, и решили пока стаскивать вещи вниз. Этаж был подходящий, третий. Громоздкого почти ничего не было, кроме пианино. С него решили и начать.

Пока суд да дело, Алмазов предложил по рюмочке. Его жена, Наташа, толстушка с матовым лицом и жирной косой, уложенной на затылке башенкой, посмотрела на него уничтожающе. Ребята было оживились, но Давыдович за всех отказался:

- Не суетись, Паша! Давай дело сделаем!

Жена Алмазова глазами поблагодарила его и, было видно, что она довольна.

Алмазов быстренько замял это дело, обратившись к жене, и, как бы, давая понять всем, что готовится нечто грандиозное:

- Ты, Маша, ставь картошку, селедочку пока приготовь.

- Делай свое дело! - отрезала Маша.

Пианино тащили вчетвером на веревках. Предвкушая хорошую выпивку, были возбуждены, тратили сил больше, чем требовалось, мешали друг другу, но инструмент стащили быстро. Потом без осо╛бого труда снесли вниз холодильник и чуть больше провозились с "Хельгой", (хозяйка умоляла не поцарапать и не разбить стекло), и стали таскать уже вразброд мелочь, узлы с кухонной утварью, книги в связках, стулья, кресла.

После перекура стали грузить вещи в прибывший контейнер. Сначала пианино и громоздкие вещи, потом узлы, книги сверху. Контейнер был вместительный, да и Давыдович знал свое дело туго. Так что, все влезло, все было закреплено и готово к отправке.

Пока Алмазов отправлял машину, его жена дала ребятам умыться и провела в пустой зал, куда поставила старый кухонный стол, который с собой не брали и оставляли здесь. Оставили еще две старые табуретки и стул. На табуретки положили доску. Сели четверо. Двое разместились пока на подоконнике, но сказали, что за столом постоят. Стул оставили Алмазову.

Закуска была хорошая: жареное мясо, соленые огурцы, яичница, целая картошка. Водки выставили много: Алмазов постарался. Пили и ели весело. Алмазова одергивала жена, напоминая, что ему вече╛ром идти в ресторан.

- Не беспокойся, я знаю, - повторял Алмазов, но хотя пил и меньше всех, раскраснелся и к концу застолья был не то чтобы пьян, но навеселе заметно.

Когда стали расходиться, Давыдович полез к Алмазову цело╛ваться, по щекам его текли пьяные слезы, и смазывалось ощущение искренности.

Маша сунула Давыдовичу еще две бутылки водки с собой. Давыдович одну бутылку поставил себе в карман, а вторую отдал кому-то из ребят. Долго толкались у дверей, жали руку Алмазову, все бы╛ли растроганы, и всем было всех жалко.

Наконец разошлись.

Маша на банкет не оставалась. Она ехала вслед за вещами. До отхода поезда оставалось еще три часа, но ей хотелось перед отъездом обежать подруг и немного посплетничать и попрощаться. Сам Алмазов шел в театр, потом должен был проводить жену на вокзал и посадить в поезд...

Столы накрыли в банкетном зале.

В ресторан шли прямо из театра и почти всей компанией, и в зал ввалились шумно, со смехом, весело переговариваясь. Сразу оглушила музыка - уже распоряжался Паша Алмазов. Здесь же вертелась Аллочка Волошина, непонятным образом оказавшаяся в ресторане раньше всех. За стол не садились, не было еще Веронской, Демидовой, задер╛живался Филиппов. Стояли группами. Яшунский рассказывал анекдоты, и в его углу раздавались взрывы смеха.

Вскоре собрались все. Филиппов пришел сосредоточенный и бледный, а его глаза поблескивали, отражая горевшие стосвечовыми лампочками светильники. Поразила Демидова. Высокими сапогами с тон╛ким каблуком, джинсами, подвернутыми до колен и плотно обтягива╛ющими бедра, и легкой кофточкой, под которой, кажется, больше ни╛чего не было. Волошина многозначительно переглянулась с Пашей Алмазовым и посмотрела на Яшунского, но тот, бросив на Демидову беглый взгляд, продолжал рассказывать анекдоты.

Стали усаживаться за стол. Волошина села рядом с Алмазовым, Яшунский - ближе к молодежи, а Демидова облюбовала место напротив Яшунского, потому что место рядом оказалось уже занятым.

Филиппов сел ближе к выходу. Сразу стали раскладывать еду по тарелкам и разливать водку. Ждали, кто возьмет на себя роль тамады. Филиппову надоело ждать, и он приказал зло через весь стол Яшунскому:

- Чего ждем? Саша, говори тост!

Яшунский послушно встал и, призывая к тишине, постучал ножом по тарелке. Подлетел официант и вопросительно уставился на Яшунского. Яшунский тоже вопросительно уставился на него. Получилось два официанта. За столом захохотали.

- Дорогой, уйди ради бога! Без тебя тошно! - попросил Филиппов, скривившись как от зубной боли.

Когда успокоились, Яшунский выдержал паузу и сказал:

- Паша, ты был с нами столько лет... Ты был хорошим то╛варищам... Тебя любила публика. И вот ты уходишь от нас ...

- Аминь! - ехидно перебил Филиппов и, обращаясь к Ал╛мазову, начал говорить:

- Пашка, слушай меня. Яшунский ничего не сказал, но он ска╛зал, что ты хороший товарищ, и это правда. И тебя любит публика - тоже правда. Всё правда. И что ты уходишь, оказывается, тоже правда. И правильно. Чувствуешь в себе силы на большее - валяй. А талант в тебе есть. Но это еще не все... Здесь ты был заметен, в столице тебя может быть и видно не будет. Ты не обижайся. Ты актер хороший, но не рассчитывай на цветы и овации. Там публика тонкая, ее наскоком не возьмешь. Надо работать до седьмого пота. Работать и учиться. Там есть, слава Богу, у кого... И не упусти случай, если он тебе представится. Случай - это не мало, а иногда все. Вспомни Милочку Гаврилову. Умница, краса╛вица, талант. ВГИК окончила с отличием, распределилась в Ленинград. Я ее видел потом в спектакле, плакал и не стеснялся слез. Это актриса... Но когда ей представился случай сняться в хорошем кино у хорошего режиссера, она свой случай упустила. По глупости. Не хватило то ли ума, то ли наглости отказаться от тоже хорошей роли в театре... Но я не о кино сейчас. Ты здесь ни при чем ... Запомни вот что. Талант талантом, но сможешь ли ты без Кольки Карасева?.. А, в общем, не забывай своих товарищей, среди кото╛рых ты стал актером.

Филиппов одним махом выпил водку и сел.

Жидко поаплодировали. Молодежь речью осталась недовольна. Речь произвела обратное впечатление и оставила ощущение неловкости. Только Яшунский тихо сказал: "Браво, Федор". Ждали, что Алмазов обидится, но он вслед за Яшунским сказал: "Спасибо, Федя"!

И это прозвучало искренне. Не все знали Филиппова, чтобы верно оценить то, что он сказал.

Больше тостов, можно сказать, не было. Вместо тоста Яшунский рассказал нескромный анекдот, и Аллочка Волошина взвизгнула от удовольствия и посмотрела интимно на Алмазова.

Потом все смешалось. Пили, громко говорили, стараясь перекричать друг друга, и уже никто никого не слушал. Грохотал оркестр, продираясь с ржавым скрипом через динамики, установленные в зале. Уже расстегнуты верхние пуговицы рубашек и ослаблены уз╛лы галстуков. Жарко и душно, и открытая форточка не помогает. Самовыражалась в танце молодежь. Аллочка Волошина намертво приклеилась к Алмазову, и они изображали танго. И уже никому ни до ко╛го не было дела. Филиппов не вставал из-за стола, потихоньку пил и бледнел все больше.

Демидова, наконец, добралась до Яшунского. Она сидела рядом и все пыталась выпить с ним на брудершафт, а он никак не мог от нее отвязаться...

Все кончилось внезапно, будто и не было ничего: не было банкетного зала, не было никаких проводов, не пели, не рассказывали анекдоты.

Пьяного Пашу Алмазова увезла на такси Аллочка Волошина. Поезд уходил утром, и ему негде было спать.

- Пашка, развратник! - трезво закричал вслед такси Филип╛пов, который стоял, держась за наличник низкого ресторанного окна. - Ни хрена из тебя путного не выйдет.

Шапка с него свалилась, но он не мог поднять ее, потому что не мог оторвать╛ся от наличника. Яшунский надел на него шапку и взял под руку.

Рядом семенила Демидова.