"Баламуты"

- Так уж и один? - усомнился Володька.

- Серьезно говорю, - обиделся Павлет. - Институты такие есть, конечно, но с такой базой как наша, вряд ли. У нас одна селекциионная станция больше тысячи гектаров.

Подошла Клавдия, жена Михаила, и позвала помянуть усопшую. Павлет обласкал взглядом Ирину и пошел за Клавдией.

- Он тебе кто? - спросила Ирина мужа.

- Седьмая вода на киселе, - отмахнулся Володька. - То ли двою╛родный, то ли троюродный дядька по отцу.

- Научный сотрудник какой-нибудь?

- Что? - усмехнулся Володька. - Шофер. Раньше возил директора, теперь водит институтский автобус... Что-то ты им больно интересу╛ешься, - подозрительно прищурился Володька. - Понравился что ли?

- А что? Ничего мужчина, - засмеялась Ирина и скользнула взгля╛дом по мужу, будто сравнивая с Павлетом.

Володька обиженно засопел и молча пошел туда, где поминали Дарью. Был он сред╛него роста, при ходьбе сутулился и бестолково размахивал руками, отчего казался меньше, чем был на самом деле.

Ирине с Володькой налили водки. Ирина выпила два глотка и взяла из протянутого кулька конфету. Володька выпил до дна, и Ирина, не отягощенная редким пристрастием мужа к водке, неожиданно для себя прошипела с раздра╛жением:

- Дорвался?

Володька вспыхнул и чудом сдержался, погасив вспыхнувшую в душе обиду. Только стиснул зубы, и желваки заиграли на скулах.

Когда шли через кладбище, к Володьке прицепился муж тетки Шуры Иван. Он успел хорошо помянуть Дарью и по своему пьяному обыкновению плел несуразное. Его ду╛шила жалость, он всех любил, не знал, как это выразить, и время от времени звал: "Володь, а Володь?" Володька поворачивался слушать, но Иван только кивал головой и подмигивал двумя глазами. Мол, вишь как? Так-то вот все! От бессилия выразить то, что неясно таи╛лось в подсознании, он плакал, размазывая ладонью слезы по лицу.

- Господи, вот полудурок-то, - подкралась боком Шура.- А ну, отстать от людей, пьянь! - отогнала она Ивана от Володьки.

Иван безропотно отстал и плелся сзади.

За воротами кладбища полезли в похоронный грузовик. Лезли с двух сторон по колесу через закрытые борта и садились прямо на еловые ветки. Благопристойность осталось за воротами. Говорили ожив╛ленно, спорили за место. В кабину было села Клавдия, но Михаил вытурил ее, отправив в кузов, и сам уселся рядом с водителем.

В кузове всем места не хватило. Ирина с Володькой, Павлет, и еще несколько человек потащились к трамвайной останов╛ке. В трамвае все держались кучкой на задней площадке. Садиться никто не решался, будто боялись перепутаться с остальными пассажи╛рами. Павлет все терся возле Володьки с Ириной. Он взахлеб распи╛сывал свои края, причем обращался больше к Ирине.

- Да у нас на станции лучше любого курорта. Ни пыли, ни гари,- голубем ворковал Павлет. - Воздух...

- Чист и прозрачен, - скривил губы в усмешке Володька. Павлет его все больше раздражал.

- Чист и прозрачен, - серьезно подтвердил Павлет.- Опять же, пруд, летом грибы пойдут, ягоды. Вы вот что, - решил Павлет, обволакивая Ирину бесовским взглядом. - Как чуть потеплеет - сразу ко мне. Походим по лесу, покажу ягодные места, на пруд сходим.

Ирина живо воспринимала слова Павлета, она то и дело поправляла непослушную челку, выбивав╛шуюся из-под берета, а Володька, насупившись, слушал треп Павлета и недовольно поглядывал на Ирину...

Поминали Дарью в два захода. Сначала за столы уса╛дили старушек и соседей. Старушки расположились было основательно, но их быстро спровадили, и они, расходясь, благодарили, лицемерно нахваливая стол друг другу, чтобы слышали родственники и знали, что они довольны.

Наконец за стол полезли родственники. Володька с Ириной сели рядом по центру стола. Сидели тесно, мешая друг другу локтями. Павлет отодвинул от Ирины Клавдию и втиснулся между ними. Клавдия зашипела змеей и заерзала на лавке, устраиваясь удобней. Володька недовольно покосился в его сторону и отвернулся, напустив на себя безразличный вид.

Расселись. Стали наливать в граненые стаканы водку, раскла╛дывать по тарелкам закуску. Но никто не решался выпить. Вроде чего-то не хватало. Поглядывали на Михаила. Тот видел, что все ждут его слова и лихорадочно искал слова, которые нужно было сказать о мате╛ри. И слова эти в нем были, он их чувствовал, знал, но встал и понес ахинею про то, как его ценят на работе, как он всего добил╛ся сам: и на механика выучился, и еще курсы газооператоров закончил; так что на кусок хлеба всегда заработает. К матери эти слова отно╛шения имели только в том смысле, что она его, Михаила, родила, но бессвязную речь его выслушали серьезно. Хоть и был он жлобоват, родственники с ним считались и почитали за главного. Михаил умел жить. У него была трехкомнатная квартира, полированная мебель, на которую молилась Клавдия, и машина "Жигули".

- Ладно, про себя расскажешь потом, - перебил Павлет Михаила. - Давайте лучше Дарью помянем. Встал и выпил налитые полстака╛на водки до дна. Михаил хотел что-то сказать еще, но за столом уже активно поминали Дарью, и не обращали теперь на него никакого внимания.

У Ирины от выпитой стопки лицо некрасиво передернулось, и гримаса оставалась на лице, пока она тыкала вилкой в тарелку с холодцом. Володька с коровьим равнодушием водил скулами, перетирая кружок вареной колбасы.

Стол был обильный: холодец, селедка, сыр, вареная колбаса, консервы "Сельдь иваси" и "Скумбрия в томатном соусе", вываленные из банок в глубокие тарелки; котлеты с картофельным пюре. Все гру╛дилось беспорядочно на столе, все крупно нарезано: хлеб, колбаса; даже котлеты были огромные, в ладонь.

Некоторое время за столом стояла тишина. Только слышалось металлическое позвякивание вилок о тарелки, вздохи и чавканье.

Михаил, помня о своем старшинстве, снова поднялся. Глаза его масляно поблескивали, но на этот раз он сказал коротко и по существу: "Давайте выпьем за мать. Чтоб на нас там не обижалась. Кажись, все по-человечески". Выпили по второму разу. Шура принялась вдруг опять голосить. Ее успокаивали. "От этого не уйдешь, - изрекла младшая сестра Нюра. - И так пожила, слава Богу!"

Шура быстро успокоилась. Скоро заговорили свободнее, за столом стало оживленно.

После второй рюмки Нюра вдруг затеяла склону с Шурой.

- Плохо нам без матери будет, - вздохнула Шура. - Любила я ее.

- Любила, - ехидно сказала Нюра. - Потому и клубнику со своей дачи по базарной цене продавала.

- Брешешь! - ощетинилась Шура. - Я клубнику Клавке, а не мате╛ри приносила. А чегой-то я ей за так должна отдавать? Я работаю так же, как и она. Не богаче всех.

- Клавке принесла, - передразнила Нюра. - А мать не с Клавкой живет. Как только совести хватает? Нет, чтоб принести - на, мол, мам.

- Подлюка ты, Нюрка! - взорвалась Шура. - Кто бы говорил, только не ты. Помолчала бы лучше. Ты матери много принесла? Твой Федор из последних грошей тридцатку у матери занял, да так и не от╛дал.

- А ну, хватит! - цыкнул на них Михаил.- Забыли, где сидите? Совсем охренели?

Шура уже поставила руки в боки и набрала побольше возду╛ху в легкие, готовясь разнести Нюрку, но от окрика Николая опом╛нилась. Груди сестер тяжело вздымались, а из глаз, когда они встречались взглядами, летели разящие молнии, сталкивались где-то на полпути, и, казалось, треск идет по комнате.

Охмелевший Иван вдруг затянул "Ой цветет калина". Разгоря╛ченная Шура с разворота подцепила его локтем, и он кувыркнулся со скамейки на пол, попытался встать, но дальше четверенек дело не шло. Михаил с Шурой подняли его и увели на кухню, где уложили на топчан.

Павлет пил и не пьянел. Он старательно ухаживал за Ириной, подливал в рюмку водку, подкладывал закуску и, протягиваясь к та╛релкам, то и дело, как бы невзначай, цеплял ее то за бок, то за грудь, хотя и так сидели тесно, касаясь друг друга.

Ирина почти не пила, но ухаживания с замиранием души принимала. В этой игре, которую затеял Павлет, было что-то греховное, но до обморока сладостное, и она не противилась этому; и любопытно было и тревожно, и хотелось броситься в грех, как в омут, с головой.