Потерявшиеся в России

- Уроды, Реваз, везде есть. Что, в Америке не бьют стекла.

- Правильно. Как говорится, урод, он и в Африке урод. Но для этого у нас и существует полиция, которая не вашей милиции чета. В Америке полицейского боятся как огня. Это ваши шибздики ростом по 'метру пятьдесят с кепкой' сами от бандитов бегают, а в Америке полицей-ский - это полицейский. И я невольно возвращаюсь к во-просу, стоит доносить или нет. У вас же все безобразия происходят на глазах, а вы проходите мимо. Я тебе, Воло-дя, скажу так: вы скоро потеряете свое государство, пото-му что не любите его. Вы живете в своих норах, как кроты. В своей квартире вы можете навести порядок, а за дверью для вас все чужое. Лестничные площадки за редким ис-ключением загажены, дворы грязные, улицы с разбитыми автобусными остановками. Русские сами себя не уважают. А поэтому у вас президент - алкоголик. И вы его терпите и будете терпеть. Да в Америке его давно бы уже в отставку отправили.

- Что-то вашего Клинтона в отставку за Монику не отправляют, - ехидно заметила Лена.

- Леночка, скоро Клинтон станет и твоим президен-том, так что прояви благоразумие и переходи на сторону мужа, - с улыбкой посоветовал Мила.

- Не, я, наверно, такая дура, что до конца жизни оста-нусь с русскими, даже в Америке.

- Вот тебе и 'пятая колонна', - засмеялся Владимир Сергеевич.

- Пустая любовная интрижка не мешала Клинтону быть Президентом. Кстати, если бы народ не симпатизиро-вал ему и не поддержал, то он бы за милую душу вылетел бы из президентского кресла... А в России все с вывертом. Я не представляю, что нужно совершить, чтобы кто-то из ваших высших чиновников ушел в отставку. А о депутатах я вообще не говорю. Эти со своей неприкосновенностью творят, что хотят. То рядятся в шутовские наряды, то друг друга за волосы таскают. По вашему Жириновскому пси-хушка плачет, а за него голосуют четырнадцать процентов населения. Володя, ваше общество больное, и ему нужна срочная неотложная помощь. Вам нужно ровняться на Америку и учиться у нее.

- А это ты шалишь, брат! Нечего нам ровняться на Америку. Поучиться чему-то, да! А ровняться? Извините! Мы должны идти своим путем. Мы не столько европейцы, мы в большей степени - азиаты. У нас на Востоке Китай и Япония, а на Ближнем Востоке - Иран, Ирак, Афганистан.

- Мы пьем и посуду бьем, а кому не мило - тому в рыло, - с серьезным выражением лица сказала Мила.

Лена засмеялась. Владимир же Сергеевич и Реваз на слова Милы никак не прореагировали.

- Да Ленин уже сходил 'своим путем'! - едко заметил Реваз. - Только по пути столько дерьма оставил, что за сотню лет не разгрести. Вот ваши богатые люди сидят на деньгах, жируют, развлекаются, а кругом нищета. Но спро-си, многие из них помогли бедным? Да они последнее от-нять у него готовы, чтобы свое ненасытное брюхо еще ту-же набить. Зависть к партнерам, злоба. Я в России три дня, а только и слышу: тот того 'заказал', тот другого.

Американские состоятельные люди с большим капи-талом в первую очередь стремятся оставить память о себе у своих сограждан и часто в ущерб прямым наследникам создают фонды и отдают деньги на университеты, музеи, художественные галереи, помогают студентам, ученым. И никакой злобы и зависти друг к другу. А в России совесть и богатство вещи несовместимые.

- Реваз, давай прекратим этот разговор. Он нерацио-нален. Бессмысленно проводить параллели и выяснять, что такое Россия и что такое Америка в то время, когда, как ты говоришь, Россия больна. Это все равно, что лежачего пи-нать ногами. Но в лучшие времена, и ты это отлично зна-ешь, были у нас и меценаты, и не только такие как Третья-ков и Савва Морозов, но и целый ряд безвестных, которые считали естественным долгом помогать своим бедным со-отечественникам. И еще будут.

- Да я тоже верю, - после небольшой паузы сказал Ре-ваз. - И мне хочется, чтобы в России было так же сыто и хорошо как в Америке. Иногда мне кажется, что русского человека надо разозлить, показав ему благополучную страну вроде Америки, а потом ткнуть его в дерьмо, в ко-тором он привык жить, и сказать: смотри, ты этого для России хочешь? А если русских разозлить, они в кровь расшибутся, а добьются для России того места, которое она достойна. Если русские проснутся, то начнут думать, кого выбирать и за кого голосовать. И тогда уж они не по-терпят над собой ни пьяного президента, ни погрязшего в коррупции правительства, ни бестолковую Думу... А вам я признаюсь: я часто ловлю себя на мысли, что принимаю как личное оскорбление, когда мои знакомые в Америке начинают говорить о России пренебрежительно, и как мо-гу, защищаю Россию. Черте что!

- Я же говорю, что быть россиянином - процесс необ-ратимый, это уже где-то на подсознательном уровне, - ска-зал Владимир Сергеевич.

Все засмеялись.

Разошлись глубокой ночью. Благо, новый дом, где купили квартиру Шаневы, был в двух шагах.

Глава 35

Неделя прошла в сборах и хлопотах. Два раза при-шлось съездить в американское консульство. Реваз помо-гал Миле заполнять многочисленные анкеты, с ней, в кото-рый уже раз, беседовали, но все, наконец, решилось поло-жительным образом.

Мария Федоровна пыталась навязать дочери весь за-пас приданного, которое она начала готовить еще во вре-мена студенчества дочери. Это были добротные вещи со-ветских времен. И доставались они нелегко: Марии Федо-ровне приходилось отказывать себе, чтобы Лена выглядела прилично. Вещи были дорогими, и Мария Федоровна не могла понять и злилась, что дочь наотрез отказывается брать в Америку шубу, кожаное пальто, шерстяные кос-тюмы и сапоги, которых лежало три пары на нижней полке шифоньера в новеньких упаковочных коробках.

- Мам, в Америке это не носят, - пыталась убедить мать Лена.

- Ну, конечно, все босиком ходят, - выходила из себя Мария Федоровна.

- Во-первых, там, где мы будем жить, тепло. Это как на нашем юге. И зачем мне там шуба, скажи? Во-вторых, все это уже даже здесь не модно. Я эти костюмы здесь не надевала, а там тем более не надену.

- Ну, езжай голая! - кричала мать и укоряла: - Бессо-вестная. Мать последнее отдавала, чтобы одеть тебя как следует. Ты знаешь, сколько эта кожанка стоит? А шуба? Чтобы достать ее, пришлось людям кланяться. Куда теперь это все?

- Продашь, лишние деньги не помешают.

Мария Федоровна поджимала губы, шмыгала носом и уходила, безнадежно махнув рукой, в спальню. Проходил час, и она представала перед дочерью снова.

- В чем поедешь-то? - замогильным голосом спраши-вала Мария Федоровна Лену.

- В джинсах, блузке и кофточке. Сентябрь стоит как лето. С собой возьму плащ, черный брючный костюм, ну, и мелочь всякую: белье, свитера, туфли на шпильках. И так наберется много. Кое-что придется отправлять багажом.

- Может, все же возьмешь кожанку? - на всякий слу-чай спрашивала Мария Федоровна и тоскливо глядела на дочь.

Лена, молча, складывала вещи, а вечером жаловалась Миле:

- Не понимает. На кой ляд мне эта шуба и эта кожан-ка. Носится с ними как с писаной торбой. Еще какие-то от-резы шерсти, крепдешина и бархата пыталась мне всунуть. Я, говорит, десять лет тебе приданное собирала, а ты, мол, неблагодарная.

У Лены выступали на глазах слезы, и она всхлипыва-ла жалобно, как школьница, которую отругала учительни-ца за грязное письмо.

- Не бери в голову, Лен, моя такая же. Когда мы пере-езжали на новую квартиру, пыталась всучить мне пианино. А на что оно мне сдалось? Место только занимает. Гово-рит, Катерина будет играть. Я говорю, если Катюха захо-чет учиться играть на пианино, купим синтезатор. Сейчас ни один дурак в квартиру пианино не потащит. 'А куда же мне его девать теперь? - спрашивает'. 'Давай, - говорю, подарим. - Вон тетя Варя, соседка наша по старой кварти-ре, возьмет'. Мать аж из себя вышла: 'Ты знаешь, как оно нам досталось? Мы два года кредит за него выплачивали!' Видишь, Лен? Они в другом измерении живут. На них еще война давит, дефицит при Советской власти, когда вещь покупалась на всю жизнь. Для нас - это барахло, а они рас-статься с ним не могут, потому что доставалось с трудом.