Потерявшиеся в России

- Что ж это за чудо такое? - в голосе Ольги Алексеев-ны слышалась ирония. Она спокойно воспринимала горя-чие и неравнодушные слова мужа. Она его и любила за это неравнодушие, которое относилось и к отдельному челове-ку и к человечеству в целом. И друг его, профессор исто-рии Алексей Николаевич, был ему под стать. Встречаясь, они спорили до хрипоты, ссорились, расставались и вновь сходились, чтобы спорить. Ольга Алексеевна смотрела на это снисходительно, не видела в этих спорах смысла, также как и в телевизионных шоу, где сходились политики, гово-рили прописные истины, не имеющие никакого практиче-ского значения для людей, брызгали слюной и обличали с нулевым результатом, но видела в этом генетический мен-талитет русских интеллигентов: говорить и говорить бес-конечно о судьбах России.

Ольга Алексеевна вспомнила актрису Волкову, кото-рая рассказала, как на Невском встретила знакомую, ста-рую петербурженку, и та между прочим спросила: 'А у те-бя есть свой письменный стол?' и, получив отрицательный ответ, искренне удивилась: 'А где же ты рассуждаешь о судьбах интеллигенции?'

'Вот уж правда, что у нас кухня и политика - больше, чем просто кухня и просто политика', - подумала Ольга Алексеевна и невольно улыбнулась, глядя на разгорячен-ное лицо мужа.

- А это чудо, которого не будет, потому что человек не образумится никогда. Он будет гнать себя по пути тех-нического прогресса, пока не упадет в вырытую им самим яму. И чем более технически развитыми мы становимся, тем ближе катастрофа. Мы теряем контроль над ситуацией. Техника дошла до того, что мы можем сканировать чело-веческий мозг. И скажи, зачем тогда человек?.. Мы стано-вимся все более рациональными. Умирает романтика, а с ней беднеет культура. Прогресс науки и техники заслоняет духовность.

- Но технический прогресс - это закономерность, - возразила Ольга Алексеевна. - Человечество не может не развиваться. Это удел человека разумного. Сначала колесо - потом космос. Иначе мы бы так и застряли в каменном веке.

- Как сказал Энгельс, разум человека развивался соот-ветственно тому, как человек научался изменять природу? - усмехнулся Виталий Юрьевич.

- Так ты, что же, против технического прогресса?

- А ты знаешь, против! - живо откликнулся Виталий Юрьевич. - Может быть, человеку нужно было идти не по пути технического развития, а совершенствоваться духов-но и развивать в себе все то, что заложено в нас было, ко-гда мы, человечество, находились в колыбели своей жизни. Почему бы не допустить, что в человека изначально были заложены другие способности? Это и телекинез, и телепа-тия, и способность предвидения. Все это, может быть, спит в человеке. Вот по телевизору показывали девочку из Са-ранска, Машу Демкину, которая видит человека как в рентгеновских лучах и может диагностировать больного... По большому счету, человеку не нужно много, ибо жизнь коротка. Sub specie aeterni , это миг. А потому, человек должен стремиться на Земле к совершенному физическому и нравственному состоянию. И это его цель. Технический прогресс отнял у нас разум. Мы 'покоряем' природу, мы 'покоряем' Космос и сами не понимаем, что этим разру-шаем свой мир. Природу не нужно 'покорять', с ней нуж-но жить в гармонии и не ставить себя выше животного ми-ра. Ведь в животном мире все гармонично сосуществует. Это глупость, что закон джунглей - сила. На воле серны пасутся рядом с хищниками совершенно спокойно, а те охотятся только тогда, когда голодны. И вообще, Земля слишком мала для политических баталий, междоусобиц и кровавых разборок вроде войн.

Виталий Юрьевич говорил быстро и не очень связно, пытаясь утвердить эту свою космическую философию, уместить ее в рамки научной гипотезы и совместить несо-вместимое.

- Между прочим, многие великие воспринимали тех-нический прогресс негативно. Руссо, например, хотел бы от машинного производства и мануфактуры вернуться к временам послефеодального ремесленничества, а Лев Тол-стой к временам патриархального крестьянского уклада. То есть, их идеалом было возвращение к старым добрым временам.

- Может быть, ты в чем-то и прав, - мягко сказала Ольга Алексеевна. - Только вопрос, могло ли человечество пойти по другому пути?

- А почему нет? Наша цивилизация - это всего лишь одна из нескольких земных цивилизаций, и она выбрала такой путь развития. А прежние далекие цивилизации, о существовании которых мы можем только догадываться, могли развиваться по-другому. И следующие цивилизации могут быть не техногенными. Это, конечно, если мы оста-вим после себя Землю пригодной для жизни. А что наша цивилизация не имеет никаких шансов на сколько-нибудь длительное существование, - очевидно. Уже это тысячеле-тие заканчивается страшно, а следующее принесет неми-нуемую гибель человечеству.

- Эк, как тебя занесло. Это с чего ж ты так решил? - неподдельное удивление было в словах Ольги Алексеевны.

- Противостояние мусульманского и христианского мира, международный терроризм, непрекращающиеся войны. Иногда кажется, что люди больше думают об унич-тожении друг друга, а не о благе своего дома... Известно, что Земля способна к саморегуляции, но она не успевает за деятельностью человека...А теперь представь, что будет с планетой, если случится глобальная катастрофа? Несколь-ко сотен атомных реакторов взорвутся, и радиация поразит все на долгие века, вызывая мутацию растительного и жи-вотного мира. И это, в лучшем случае. А ядерное оружие? Да и не только ядерное, а вся масса, которой нет числа?.. Вот теперь и скажи, человечеству это нужно?

- Мрачную картину ты нарисовал, - покачала головой Ольга Алексеевна. - Даст Бог, мы этого не увидим.

- Apres nous le deluge , как сказал Людовик XV, или вполне вероятно, Помпадур - Виталий Юрьевич усмехнул-ся, вернул очки на место и повернулся к столу, чтобы сно-ва уткнуться в свои рукописи, но Ольга Алексеевна не дала погрузиться мужу в мир его литературных фантазий.

- Ума не приложу, что завтра готовить, - сказала Оль-га Алексеевна - Денег только на хлеб осталось.

- Подумаешь, дело великое! Через два дня пенсию принесут, - беззаботно промолвил Виталий Юрьевич.

- Два дня прожить надо, - щеки Ольги Алексеевны начали розоветь. Она досадовала на себя за то, что не су-мела растянуть деньги так, чтобы хватило до следующей пенсии. - У нас есть сто тысяч, но это для Милы. Я их от-ложила и не трогаю.

- Ну и хорошо. - Виталий Юрьевич поднял голову от письменного стола. - Обойдемся. Не обойдемся, у Черны-шевых займем.

- Может быть, и обойдемся, - вздохнула Ольга Алек-сеевна. - За Милу душа болит.

- А я говорил, пусть переходит к нам. Вместе легче. Нет, упрямая коза. В тебя. Ты тоже, если упрешься, то хоть кол на голове теши.

Ольга Алексеевна промолчала, не желая вступать в бесполезный спор и объяснять то, что и так ясно: не уп-рямство, а характер, желание самой решать свои пробле-мы, не перекладывая на других, даже если это родители.

Виталий Юрьевич тоже чувствовал себя неловко, и эта неловкость была от того, что он, мужик, не может обеспечить достаток в доме.

Два года назад после операции по поводу грыжи меж-позвонкового диска и довольно тягостного лечения он ушел с завода на пенсию по инвалидности, рассчитывая на то, что достаточный трудовой стаж и приличный по совет-ским меркам заработок начальника отдела обеспечат ему в скором будущем хорошую пенсию по выслуге лет, но ин-фляция и какая-то идиотская возня государственных структур, которые постоянно пытались подогнать пенсии под обстоятельства тощего бюджета, и издавали то один, то другой закон для начисления пенсий, довели их размер до абсурда.

Иностранные языки, в основном английский, давали дополнительный заработок. 'Новые русские' осознали не-обходимость знания иностранного языка в современном мире и вели свои чада на выучку. Так что с осени по весну в семье заводились дополнительные деньги. Но, во-первых, деньги были не такие, чтобы их можно было от-ложить на 'черный день', во-вторых, в мае ученики ухо-дили на школьные экзамены, а потом уезжали с родителя-ми на моря и возвращались и вновь набирались только к октябрю, в лучшем случае, к середине сентября.