Рыцарство

   - Ну, а ты что молчишь, Котяра? - обратился Чентурионе к помрачневшему Крочиато.

  Тот с трудом скрываемой злостью пожал плечами.

   - А что я? Я знаю, что она - Чентурионе, а я - Крочиато. Графство мне не купить.

   - А если отдам девку?

  Энрико некоторое время смотрел в пол, потом смысл сказанного дошел до него. Он выпрямился и посмотрел на Чентурионе как на сумасшедшего.

   - Что? Ты... ты что? Ей пара Паллавичини... Ланди... А я кто?

   - А что за разница? Знал я этих Паллавичини да Ланди... - Глаза графа на миг потемнели, - опять же, выйдет за Паллавичини - родит Паллавичини, выйдет за Ланди - приплод будет Ланди. Дому Чентурионе от неё пользы, как с козла молока. - Глаза графа неожиданно потеплели, он подмигнул Крочиато, - к тому же ты у нас теперь рыцарь потомственный, с пергаментами, не какой-нибудь побирушка-христарадник, такому не грех и с графьями породниться, - усмехнулся напоследок граф. - Да и права сестрица-то. Хватит шляться, Котяра, март твой кончился... - Феличиано ухмыльнулся, - слово дал жениться - женись. И не бойся. Это не больно. Я вон уже дважды женат был - и жив... - он невесело усмехнулся.

  Энрико никакого слова Чечилии не давал и жениться не обещал, но счёл в данных условиях глупым уточнять это обстоятельство. Пропустил он мимо ушей и насмешку Феличиано, хоть, что скрывать, мотался в Неаполь только затем, чтобы уровнять себя в глазах Чечилии с остальными мужчинами. Он грезил об этой девчонке по ночам, и истязал себя днями, и нежданные слова Чентурионе изумили и охмелили его.

   И все же Энрико ничего не понимал. Он был другом Феличиано, но никогда и помыслить не мог, что тот может пренебречь возможностью завязать с помощью брака сестры полезные родственные связи в Парме или Пьяченце. Сам же он о графской родне и мечтать не мог. Его дети - племянники графа Чентурионе? ... Как же это?

   -Ты... серьезно?

  Граф кивнул, махнув рукой на сестрицу, давая понять, что этот отрезанный ломоть его не интересует и заговорил с Северино Ормани о Maledetto Volpone. Сожрал Горлопана. Надо поймать, не то весь курятник разворует, нечисть.

  Ормани мрачно кивнул. Он и сам слышал утренние поношения Катарины и бесился.

  Чечилия же подошла к Энрико. Она ликовала. Все получилось!! Кот был пойман!

   - Ты слышал? Посмей только отвертеться теперь!

  Энрико, все ещё не в силах поверить, что получил желаемое, с кошачьей жадностью глядя на свою Пармскую Ветчинку и поняв, что за хвост подвешен не будет, сверкнул глазами и промурлыкал, что приглашает её на охоту за трюфелями с поросёнком Корилло. Чечилия, с торжеством озирая пойманного Кота, с достоинством согласилась, и они исчезли, при этом Энрико забыл в тронном зале ошейник для поросенка. Впрочем, он всё равно не понадобился, ибо они забыли и поросёнка.

  Амадео внимательно оглядел графа. Поступок Феличиано можно было счесть опрометчивым, но и удивительно великодушным. На минуту в этом усталом и надломленном человеке промелькнул прежний Чино, бескорыстный, благородный, рыцарственный, а епископ же Раймондо, проводив взглядом охотников за трюфелями, лениво осведомился, не повенчать ли их сегодня? Не ровен час...

  Граф, задумавшись, кивнул, епископ направился в домовую церковь, а Феличиано велел позвать повара - распорядиться о свадебном застолье.

  Глава 13.

  Мессир Лангирано и мессир Ормани вышли из зала, и тут Амадео заметил, что Северино выглядит так, словно его оглушили, плашмя ударив мечом по шлему. Лангирано постарался оказаться ближе к Ормани и проводил его в трапезную, заметив, что тот все еще не может прийти в себя, разлил по стаканам вино, протянул Северино. Тот молча осушил стакан. Потрясение его проступило через несколько минут.

  - Бог мой... Ты слышал, что она сказала?

  - Про Котяру-то?

  - Про... про жердину.

  - А-а-а, - улыбнулся Амадео, - слышал. Ну, она права, ему тридцать. Давно женится пора. - Теперь, в свой медовый месяц, мессир Лангирано истинно считал, что глуп тот мужчина, который не хочет жениться.

   Северино же снова изумился.

  -Я не думал, что они ... подобные вещи понимают.

  Амадео пожал плечами.

  -Чечилия поумней многих, да и не наивна. Впрочем, нашего Энрико только такая девчонка к рукам прибрать и могла. Егоза.

  Но он видел, что услышанное сильно смутило Северино Ормани. На его бледном лице горел яркий румянец, он долго сидел с опущенной головой, прятал глаза, и Амадео понимал, какой пожар бушует в это время в его душе. Они выросли вместе, и Амадео всегда удивлялся этой стыдливости Северино. Тот во всем был равен друзьям, а во владении оружием превосходил всех. В общении с мужчинами был ровен, уверен в себе, спокоен и ироничен, но женщины всегда смущали Ормани, смущали до дрожи и нервного трепета. Понять этого Амадео не мог, лишь мог предположить в отрочестве Северино трагедию отказа или пренебрежения.

  Сам он никогда не был склонен к блуду, был сдержан и внутренне целомудреннен, но и Энрико, обожавший женщин и купавшийся в женском внимании, тоже, в его понимании, не был распутником, он никогда не позволял себе пошлых и циничных замечаний о женщинах, был человеком истинного благородства. Но Северино краснел даже от фривольных любовных песенок, что распевал Энрико, стыдился собственной наготы, что было более чем странно, что был прекрасно сложен.

  Сам Северино в юности смог стать мужчиной только благодаря дружку Энрико, буквально втолкнувшего его в постель к деревенской девке Эннанте. Та, по счастью, заметив его дрожь и ужас, пожалела, не посмеялась, но болтовней и лаской чуть успокоила и растормошила. Задув свечу, Северино, полуослепший от желания и страха, всё же сумел преодолеть себя. Он рисковал страстно привязаться к своей первой женщине, но та вскоре стала женой местного кузнеца, да и Энрико с Феличиано, неизменно делавшие его наперсником своих мальчишеских забав, не давали грезить о глупостях.

  Но сам Северино вскоре увидел, что девицы обычно предпочитали ему обаятельного Феличиано и красноречивого кривляку Крочиато. В итоге, несмотря на то, что молодой виконт весьма высоко ценил его, а Энрико терпеливо объяснял, как ублажить девицу, Северино со временем стал отмахиваться от них и проводил часы на ристалище, накачав на зависть дружкам страшные мускулы и уже в семнадцать лет надевая полное вооружение воина. Ристалище подлинно пьянило его, звон мечей будоражил душу, тяжесть в ладони рукояти меча усиливала, позволяла забыть оказываемое другим предпочтение. Ни один мужчина не мог устоять перед ним.

   Увы, сам он не смог устоять перед женщиной. Но Бьянка Крочиато по-прежнему боготворила мессира Сордиано, и не обращала ни малейшего внимания на Северино Ормани.

   Услышанное сегодня в Тронном зале для самого Северино было потрясением. Он всегда полагал, что есть вещи, которые просто нельзя выставлять напоказ, проявлять чувства на людях было для него недопустимо. Он избегал упоминания о плотском, даже мысли о нём бросали его в краску. То, что Чечилия знала не только тайну соединения мужчины и женщины, но и сокровенные тайны мужчины, шокировало его. Девица в его сознании была существом неземным и чистейшим, и слово 'жердина' в устах такого существа было кощунственным. Неужели все они, глядя на мужчин, думают также?

  Тут, однако, от смущающих размышлений его отвлек Гавино Монтенеро вопросом, что делать с Треклятым Лисом? При этом ловчий добавил, что во дворе Катарина поносит всех ловчих на чем свет стоит, обозвала их поганцами, ёрниками, прощелыгами, лежебоками, пентюхами, бахвалами, выжигами, шутами гороховыми, балбесами, оболдуями и обормотами, даром хлеб свой поедающими и, присовокупив к этому другие оскорбительные наименования, прибавила, что Maledetto Volpone умней их всех, вместе взятых. Северино разозлился. Хитрая бестия и без того бесила, а тут еще поношения старой ведьмы из-за неё выслушивай...