Рыцарство

   -Чечилия, - голос мессира Амадео не был сильно встревожен, он видел, что сестра графа скорее разозлена, чем обижена. - Что случилось?

   -Что случилось?- ядовито перекривила его девица. - Дружок ваш - лжец и обманщик! Вот что случилось!

   -Как грамматик, Чечилия, могу сказать, что это одно и то же.

  В эту минуту сверху сошел граф Феличиано.

   - Что ты шумишь тут? Кто лжец, Чечилия?

   -Твой дружок Энрико! Я верила ему! Ты говорил, он благородный человек, а он - лжец!!

  Друзья переглянулись, и Феличиано показал рукой на тронный зал, ныне пустующий, вошел и плюхнулся на своё место.

   -Ты хочешь сказать, что он ... обманул тебя?

   -Да, - взвизгнула Чечилия, и уселась на подлокотник сидения брата.

  Мужчины, от века не любившие женских истерик, растерянно переглянулись. Но это было лишь свидетельством мужской наивности, ибо скандал девица закатила совсем не в истерике. Не было никакой истерики. Известие о замужестве Делии ди Романо заставило Чечилию порадоваться за подругу, но при мысли, что Делия уже обрела своё счастье, а она все ещё остаётся в девицах, ибо Котяра, хоть и смотрел на неё влюбленными глазами, однако ни слова не говорил о женитьбе, Чечилия обозлилась. Теперь синьорина Чентурионе начала рискованную игру, спровоцировав наглого Котяру сначала на объяснение, а потом - на выяснение всех обстоятельств. Это же позволяло узнать мнение по этому поводу дорогого братца Феличиано. Чечилия знала, что брат часто проводит время на колокольне и спускается к полудню, и, заметив, что он уединился на башне, направилась к Котяре... Пока все развивалось недурно.

  Граф медленно проговорил.

   -Не хочется звать слуг. Северино, друг мой, не сочти за труд привести сюда своего дружка Энрико.

   Северино с застывшей на лице растерянной улыбкой, вышел, и вскоре вернулся в сопровождении наглого Котяры. Тот, судя по натянутым высоким сапогам и свиному ошейнику в руках, собрался за трюфелями. Заметив сборище и яростно глядящую на него Чечилию, он на мгновение и вправду уподобился нашкодившему коту, но тут же и улыбнулся. Было очевидно, что Котяра в общем-то считает себя праведником, не чувствует за собой никакой серьезной вины, а если и виноват в чём - так то сущие пустяки, о которых и говорить-то не стоит.

   -Сестра говорит, что ты обманул её, Энрико.

  Крочиато усмехнулся, повернулся к обступившим его друзьям и веско сказал.

   -Пальцем не тронул.

   -Ты лгал мне, ты обманул меня, - злобно прошипела Чечилия, - ты обещал и солгал мне!!

  Амадео видел, что Энрико уверен в себе и не лжёт, и осторожно спросил Чечилию.

   -А что он говорил вам, Чечилия?

   -Что любит. Клялся, божился! Говорил, что обожает меня...

   -Энрико...

   -Пальцем не трогал, - снова безмятежно сообщил Котяра самое нужное для дружков, все же упреки Чечилии пропускал мимо ушей. Однако на физиономии Энрико медленно проступало что-то совсем нерадостное.

   -Так ты говорил ей, что любишь? - поинтересовался граф. В тоне Феличиано было чистое, лишенное гнева любопытство. Он тоже видел, что Котяра не лжёт.

  На лице Энрико вновь обрисовалось что-то кошачье.

   -Ну... говорил.

   -Врал?

   -Почему? Спросила пармская ветчина голодного кота: 'Ты меня любишь?' Кот честно и ответил: 'Люблю'. В чём ложь-то? Всё было честно. Любит кот ветчину и сожрал бы с удовольствием, если бы не знал, что ветчина - хозяйская, и за неё его самого после на перекладине над сортирной ямой за хвост подвесят. Девицу люблю, я ей так и сказал, жениться не могу - не по зубам ветчина. Я всё честно и сказал.

   -Чечилия, - Амадео уже подозревал, что в этой истории больше от комедии, нежели от трагедии, - вы никогда не казались мне глупышкой. И вы не из тех, кто позволит себя обмануть.

  Чечилия шмыгнула носом.

   -Я тоже так думала. А что в итоге? Я всегда любила его - ещё девчонкой. Видела его шашни, крутились эти деревенские потаскухи вокруг него, в штаны ему лезли, злилась я, но думала, подожди, Котяра, подрасту - я ещё устрою тебе! Из монастыря вернулась - видела, что закружил он вокруг меня, как кот возле прошутто, я-то куда покраше этих коров тосканских буду, с которыми он на сеновалах валялся, да и поумней не в пример, башку я ему вскружила, а теперь он, кот паскудный, опять в сторону?! Не женюсь, говорит! Не могу, мол. Врёт всё, жердина у него к животу липнет, с одного поцелуя дубеет, всё он может...

  Амадео улыбнулся, заметив, что Северино закусил губу и пошёл красными пятнами, однако сословие монашествующих в лице епископа Раймондо сохраняло на лице достаточно безмятежное выражение. Он стоял, обняв своего нового родственника Амадео, и даже не поморщился. Было видно, что всё это кажется ему суетой, ничуть не занимает и мыслями его преосвященство уже в Риме, - ведет богословские дебаты с епископом Манчини из Сиены - своим старым оппонентом.

  Граф же Феличиано усмехнулся.

   -Не слишком ли ты много знаешь, Чечилия, для своих семнадцати?

  Смутить сестрицу не удалось.

   -А ты вообще бы помалкивал, братец, Катарина говорила, что с тринадцати лет девок портить начал, а мне в упрек ставит, что я в семнадцать понимаю, откуда у коровы телята!

  Граф возмутился.

   -Чушь!... В четырнадцать!... кажется... и не портил я девок... что там портить-то было, ты помнишь, Энрико?

   -Да, - кивнул тот, - хуже они не становились.

   -Кстати, Котяра! Мне Амадео кое в чем покаялся, - вспомнил граф. - Помнишь тогда на запруде... Мессир Северино ещё обозвал нас бесстыжими, а мессир Лангирано выступил третейским судьей меж нами и присудил победу мне...

  Этот эпизод Энрико помнил уже годы. Он кивнул.

   -И что?

   -А то, что он просто отомстил тебе за поцелуй Изабеллы. Оказывается, победил ты.

   -Какой ещё Изабеллы? - вмешалась Чечилия.

  Энрико Крочиато закусил губу и улыбнулся.

   -Я это чувствовал... Амадео, как мог ты впустить в сердце ревность и зависть? Так отомстить счастливому сопернику... - Восстановление справедливости было приятно Котяре, но что толку было от того сегодня?

   -Прости, Энрико.

   -Господь с тобой. По счастью, я ничуть тебе не поверил. Но и ты, Чечилия, вздор несёшь. - Котяра повернулся к девице. - Девиц мы с твоим братцем не портили. Они от того только расцветали.

   -Спать с девицами - грех сие блудный, - вынес определение по предикату суждения епископ.

   -Мы не спали, - в один голос заявили Котяра и граф.

  Чечилия зло прошипела.

   -А ты вообще молчи, Котяра! Блудников и потаскунов ждет ад!

   -Ошибаешься, кисочка моя, неизреченно милосердие Господне, и смывает грехи наши покаяние, а я регулярно каюсь дружку моему Раймондо, вот он тут, соврать не даст, и он грехи мне отпускает. А отпущенные грехи и бесы в день Страшного Суда вспомнить не могут!!

   -Не отпущенные, а раскаянные! А ты, раскаявшись на словах, как пёс на свою же блевотину возвращаешься!

  Богословская дискуссия грозила затянуться, и тут граф неожиданно перебил сестрицу.

   -Уймись, бестия. Что ты визжишь-то, как поросёнок? Я правильно ли тебя понял? Ты, что, замуж за него хочешь?

  Чечилия кивнула, даже притопнув для веса по полу изящной ножкой.

   -Ты - Чентурионе. А он... - Феличиано усмехнулся, - ну, дворянство он какое-никакое раскопал, однако для тебя оно жидковато. Он куда как не нищий, но ты ему не по карману. И сама же говоришь, потаскун он блудный, gattо in ge

   -Tanto va la gatta al lardo che ci lascia lo zampino!Не все коту масленица! - синьорина Чентурионе блеснула глазами, - угомонится. Сусло бродит - из чана выскакивает, перебродит - вино выходит. Его хочу.

   Энрико всё это время вяло переминался с ноги на ногу и перестал улыбаться. Он понимал, что отношения с красоткой Чечилией рано или поздно закончатся, был внутренне готов к этому, но сейчас было тоскливо. Девчонка до крови оцарапала сердце и подлинно взбудоражила душу. С ней он чувствовал себя семнадцатилетним, возвращались первая робость и подавляемая страстность, а яркость чувств и мощь обаяния девицы, её остроумие и живость привели к тому, что он, просто влип в неё, как в смолу, сдуру попался, как волк в капкан. Сердце стучало, голова кружилась, неимоверно напрягалась плоть. Теперь он понял, что маленькая плутовка была куда менее наивной, чем ему казалось, и нарочито кружила ему голову, но её прикосновения были так игривы и сладостны, наполняли его таким блаженством... Чечилия молодила и опьяняла, одурманивала и сводила с ума. Теперь всё кончалось.