Страница 95 из 117
6 Кругом чернеет лес. Уж близко к полуночи. Вдруг теплый огонек ему метнулся в очи. Он лился из окна, тот красный огонек, И Янчи моего внимание привлек. «Ну вот, — хвала тебе, господь, создатель мира! Тот огонек едва ль не из окна трактира,— Подумал наш пастух. — Коль к этому окну Привел меня господь, я тут и отдохну». Он стукнул. Изнутри ответили сердито. (Тот домик был притон двенадцати бандитов, Их потайной вертеп. И в это время в нем Головорезы те сидели за столом.) Безлюдье… топоры… бандиты… пистолеты… Коль здраво рассудить, совсем не шутка это! Но сердцем пастуха гордиться б мог орел, Поэтому пастух без страха к ним вошел. Войдя, он шляпу снял и молвил: «Добрый вечер!» — Как вежливость велит нам поступать при встрече. Бандиты — кто пистоль, кто нож, кто ятаган Схватили, и сказал их грозный атаман: «Скажи, дитя беды: откуда ты и кто ты? Ответь нам: как посмел пробраться за ворота Заветного жилья? Есть у тебя жена? Коль есть, то уж с тобой не встретится она!» Но сердце пастуха сильнее не забилось От этих страшных слов, лицо не изменилось, И голосом, что был спокоен и силен, Бандитов вожаку ответил смело он: «Купцу, что мимо вас спешит с богатым грузом, Конечно, вы страшны. Я ж, Янчи Кукуруза, Бродяга и пастух. Я жизни не ценю. Вот почему пришел я к вашему огню. Когда вам лишний грех на совести не нужен, То вы дадите мне ночлег и добрый ужин, А нет, — вольны убить. Ведь я у вас в плену. Клянусь, что я в ответ рукой не шевельну». Весь стол был удивлен ответом пастуха. «Послушай-ка, дружок! Призна́юсь без греха, Что ты мне по душе, лихая голова! Тебя перекроить, так выйдет парня два! Пусть черт возьмет тебя и твоего патрона! Такого упустить могла бы лишь ворона. Ты презираешь смерть! Ты храбр! Ты нужен нам! Ты малый хоть куда! Ударим по рукам! Убийство и грабеж — для нас одна забава. Вот слева серебро. Вот золото направо. Сознайся: за труды — хорошая цена! Коль руку мне пожмешь, то вот тебе она!» Наш хитрый Янчи всё сообразил проворно. «Я, дескать, очень рад! — ответил он притворно.— Вот вам моя рука. Пусть дружба свяжет нас. Клянусь, что этот час — мой самый светлый час!» «Чтоб сделать этот час еще светлей и лучше, Мы пиршеством ночным разгоним грусти тучи. В подвалах у попов немало сладких вин. Сейчас мы поглядим: глубок ли наш кувшин?» Разбойники всю ночь искали дно в кувшинах. (У них что ни кувшин — то в полтора аршина!) Нашли и напились к рассвету наповал! Лишь Янчи наш вино глотками отпивал. Когда ж бандиты все успели нализаться, Забрал их крепкий сон. И пьяные мерзавцы Свалились — кто куда: под лавки и под стол… Тут Кукуруза мой такую речь повел: «Спокойной ночи вам! Вас ангелы разбудят, Когда придет судья, который мертвых судит. Вы были жестоки к другим, а потому Без жалости и я отправлю вас во тьму. Сейчас я отыщу сокровищ ваших бочку, Червонцами набью и сумку и сорочку И ворочусь домой с богатою казной, Чтоб Илушку мою назвать своей женой, Построю крепкий дом, густым плющом увитый, Введу ее туда хозяйкой домовитой, И разобью сады, и буду по садам Гулять с ней, как в раю, как Ева и Адам!.. Но полно! — наш пастух прервал себя нежданно,— Ужели я вернусь к тебе с таким приданым, Любимая моя? В нем каждый золотой Заржавел от крови, невинно пролитой! Я не возьму его. За каждую монету Мне совесть жить не даст, страшнее муки нету! Я Илушки любовь ничем не загрязню. Ужасен этот клад. Предам его огню!» Окончив эту речь, он вышел на крылечко, Нашел в своей суме огниво, трут и свечку, Раздул огонь, поджег разбойничий притон, И начал дом в лесу пылать со всех сторон. Окуталась дымком соломенная крыша. Пробился огонек. Потух. Подпрыгнул выше. Малиновый язык лизнул стекло окна. И месяц побледнел. И стала ночь темна. Над пляскою огней, над их игрой живою Пронесся нетопырь с ослепшею совою, Во тьму, в лесную глушь шарахнулись они, Где только шум дерев и слышен искони. И занялась заря. И осветило солнце Развалины трубы, разбитое оконце, Спаленные столбы, сгоревший черный дом… И кости мертвецов желтели страшно в нем. 7 В то время наш пастух спокойно шел по степи. Недолго думал он о брошенном вертепе, Пылающем в лесу! Вдруг в солнечных лучах Он увидал солдат в блестящих епанчах. То мчались на конях венгерские гусары. Лучи холодный блеск на сабли их бросали. Вздымалась тучей пыль, и каждый борзый конь Из камней высекал копытами огонь. «Вот мне бы в этот полк! — подумал Кукуруза. — Клянусь, что для него я не был бы обузой! Их важный капитан, видать, силач и хват. И я бы среди них заправский был солдат!» Задумавшись, пастух шагал в пыли дорожной. И вдруг раздался крик: «Приятель, осторожно! На голову свою не наступи, земляк. О чем тебе, дружок, задумываться так?» «Я бедный пешеход, — сказал он капитану, — Не знаю, где усну и где на отдых стану. Я много веселей глядел бы, ваша честь, Когда у вас в полку я мог бы службу несть!» «Опасна жизнь солдат! — ответил тот герою. — Мы заняты, дружок, войной, а не игрою. На Францию ведут бесчисленную рать Османы. Мы ж спешим французам помогать». И Кукуруза наш сказал ему: «Тем боле Хотел бы я душой забыться в ратном поле. Когда я в грудь врага не погружу клинка, То скоро самого убьет меня тоска. Пускай лишь на осле за овцами, бывало, Я ездил в пастухах, — всё это миновало. Я, черт возьми, мадьяр! И это для меня Создал премудрый бог и саблю и коня!» Он многое еще сказал, шагая рядом С начальником гусар, и речь дополнил взглядом Таким, что капитан, потолковавши с ним, Велел его в свой полк зачислить рядовым. Едва ль передадут обычной речи звуки, Что думал, натянув малиновые брюки и синий доломан, веселый Янчи наш! Он солнцу показал сверкающий палаш, Уселся на коня, и конь, приказу внемля, Послушен был узде и бил копытом землю, И если бы земля под Янчи затряслась, И солнца свет померк, и дьявол крикнул: «Слазь!» — Он всё равно б не слез!.. Приятели-солдаты Дивились на него — таким глядел он хватом! Когда ж снимался полк и покидал село, То девушек пятьсот за Янчи с плачем шло! Но что касалось их, то сердце Янчи билось Спокойно: ни одна ему не полюбилась. Объехав много стран, не мог он отыскать Такую хоть одну, что Илушке под стать.