Страница 94 из 117
3 Уж солнышко зашло за крышами овинов, А наш пастух собрал овец лишь половину. Украл их кто-нибудь иль, может, волк унес, Пока свою любовь он целовал взасос? Он этого не знал. Куда б ни делось стадо, Оставшихся овец вести в деревню надо. И, с духом собравшись, печальный Янчи мой Взял в руки посох свой и гонит их домой. Он гонит их домой и думает: «Пожалуй, Сегодня мне влетит, как сроду не влетало! И так хозяин мой был нынче что-то строг, И тут еще одна беда, помилуй бог!» Повесив грустно нос, приплелся он к воротам… Хозяину овец пересчитать охота, Проверить: целы все ль, здоровы ли? И вот Хозяин, подбочась, выходит из ворот. «Плохой сегодня день! Похвастаться нельзя им! Я стадо, — что скрывать? — не уберег, хозяин! Овец недостает И не одной, не двух, — Полстада нет как нет!» — сказал ему пастух. Тот гневно подкрутил усы у щек надутых И молвил: «Не люблю, признаться, глупых шуток. Чтоб ты со мною так, мальчишка, не шутил, Покуда я тебя дубинкой не хватил!» Но Янчи отвечал: «Мои слова — не шутка!» Хозяин, рассердись, лишается рассудка, На Кукурузу он, как бешеный, орет: «Я вилы, чертов сын, всажу тебе в живот! Ох, лежебока ты! Ох, висельник! Ох, жулик! Пусть вороны твой труп у плахи караулят! Дай бог тебе висеть в петле у палача!..» — Так он честил его, ругаясь и крича. «Да для того ль, скажи, тебя кормил я, идол? Прочь с глаз моих, злодей, чтоб я тебя не видел!» Тут вырвал из плетня хозяин добрый кол И, разъярясь, с колом на пастуха пошел. Он выбрал добрый кол и драться шел, грозя им. Увидев, что всерьез разгневался хозяин, Наш Янчи побежал… Не от испуга, нет: Он стоил двадцати, хоть прожил двадцать лет! Бежал он потому, что, рассуждая здраво, Хозяин на него разгневался по праву, И если свалке быть, то руку на того Поднять он не хотел, кто воспитал его. Хозяин поотстал. Шаги умолкли сзади… Без цели наш пастух поплелся, в землю глядя. Садился. Снова брел неведомо куда. У Янчи в голове всё спутала беда. 4 Когда ж настала ночь, когда в ручей зеркальный Взглянули сотни звезд и с ними месяц дальний, У Илушки в саду пастух окончил путь, Не понимая сам, как мог сюда свернуть. Из рукава плаща бедняга вынул дудку, Дохнул — и полилась печальная погудка, Такая, что роса, упавшая к утру, Была слезами звезд, что слушали игру. Возлюбленной его служили сани ложем. Она спала. Но он сиротку потревожил. Красавица сквозь сой узнала тот мотив И вышла в сад, рукой косынку прихватив. Но счастья не дала ей эта встреча с другом! Бедняжка задала вопрос ему с испугом: «Мой милый! Что с тобой? Зачем так бледен ты, Как месяц, что глядит с осенней высоты?» «Как бледным мне не быть, — сказал пастух унылый, — Когда в последний раз тебя, мой ангел милый, Сегодня вижу я!» — «Мне эта речь страшна! Оставь ее, мой друг!» — ответила она. «В последний раз меня ты нынче повстречала, Свирель моя тебе в последний раз звучала, В последний раз тебя сейчас я обниму, Уста к твоим устам в последний раз прижму!» Тут он ей рассказал, какая незадача Его постигла днем. Она прижалась, плача, Лицом к его груди. И он отвел глаза, Чтоб ей не показать, как падает слеза. «Прощай, моя любовь! Судьба в руках у бога. О милом вспоминай порою хоть немного. Когда осенний ветр сорвет листы, гоня По небу облака, — подумай про меня!» «Прощай, мой верный друг! Судьба в руках у бога. Мы встретимся ль? Как знать! Тебе пора в дорогу. Коль высохший цветок в далекой стороне Увидишь на пути, — подумай обо мне!» Так бедный Янчи мой с возлюбленной расстался, Расстался — как листок от ветки оторвался. Она в его руках лежала, трепеща, Он слезы на щеках ей рукавом плаща Отер и вдаль ушел, не поднимая взгляда… Жгли пастухи костры. Звенел бубенчик стада. Хоть ноги шли вперед, душа влеклась назад, И он не замечал ни пастухов, ни стад. Деревня позади. Звон колокола глуше. Померкли вдалеке огни костров пастушьих. Он посмотрел назад: лишь церковь, как скелет, Как призрак гробовой, ему глядела вслед. И слез его ничье не подглядело око, Никто не услыхал, как он вздохнул глубоко. Лишь высоко над ним летели журавли, Но вздоха с высоты расслышать не могли. Так в сумраке ночном шагал он, невеселый, И по пятам за ним влачился плащ тяжелый. Был тяжек этот плащ и палка тяжела, Но тяжелей всего его печаль была. 5 Когда ж на небесах сменило солнце месяц, Пастух покинул сень тенистых перелесиц И углубился в степь. Бескрайняя, она Тянулась на восток, желта и спалена. Ни кустика вокруг, всё пусто слева, справа! Лишь капельки росы блестят на низких травах… Но вот издалека, прохладою дыша, Блеснуло озерко в оправе камыша. В болоте вкруг него смешная цапля бродит, То рыбку в камыше, то червячка находит, Да чайки, в той степи селясь бог знает где, То взмоют в небеса, то упадут к воде. Ничем не веселясь, идет пастух угрюмый, Всецело поглощен своей печальной думой. Хоть солнце темноту давно прогнало прочь, В душе у пастуха царит всё та же ночь. Когда же солнца шар достиг вершины неба, Он отдохнуть присел, достал краюху хлеба И вспомнил, что не ел с прошедшего утра. (Сморили пастуха усталость и жара!) Он вынул из сумы кусок свиного сала… Сияли небеса. И солнышко бросало Отвесные лучи. И в мареве жары, Как слабая струна, звенели комары. Немного отдохнув за трапезою скромной, Со шляпой к озерку пошел бедняк бездомный, По щиколотки стал в пахучий скользкий ил И зачерпнул воды и жажду утолил. Потом хотел идти, но тут же, у болота, Почуял, что ему смежает взор дремота, И голова его на хижину крота Упала, тяжестью свинцовой налита. И сон его привел к покинутому месту. Он с Илушкой сидел. Он обнимал невесту. Когда ж к ее губам хотел склониться он, Удар степной грозы его рассеял сон. Всё потемнело вдруг! Вся степь пришла в движенье! В природе началось великое сраженье… Так быстро в небесах произошла война, Как пастуха судьба вдруг сделалась темна. Гудели небеса. В просторы, в бездорожье Из черных туч стремглав летели стрелы божьи И падали, камыш зловеще озарив, И по воде пруда плясали пузыри. Тут шапку Янчи наш на самый лоб надвинул, На посох оперся и на плечи накинул Свой плащ, что был подбит овчиною внизу, И с холмика смотрел на страшную грозу. Но летняя гроза как прилетела скоро, Так скоро и ушла с небесного простора, На крыльях облаков умчалась на восток, Где радуги висел сверкающий мосток… Уж солнце спать легло в оранжевой постели. Дохнуло холодком. Кусты зашелестели. Тут капельки дождя пастух стряхнул с плаща И дальше в путь пошел, дороги не ища. От милого села несли беднягу ноги В чужбину, через лес таинственный и строгий, И вором вслед ему прокаркал из гнезда, Выклевывая глаз у мертвого дрозда. Но ворон, лес и ночь его не испугали. В чащобу ноги шли, сквозь заросли шагали, Где мертвенно легло на каждое бревно Безрадостной луны холодное пятно.