Страница 50 из 65
-- О какой Рае толкуешь? -- переспросила Валентина, уставившись на мужа.
-- Как о какой? -- удивился Егор. -- К нам заезжала Райка -- твоя подруга. Она ездила к сыну в колонию и к нам, как видишь, заскочила. Тебя дома не было, я и дал адрес.
-- И что? -- Тело Валентины напряглось от неприятного предчувствия, а сердце застучало чаще обычного.
-- Как что? Я-то думал, что свиделись, потому и пришла такая зареванная. Она приехала сказать, что Наташа умерла и ее уже похоронили.
Наступило тягостное и долгое молчание. Чтобы сгладить его, Егор разведя руки сказал:
-- Ничего не пойму, ей-Богу, не пойму, из-за чего же ты пришла такая? -- Егор сморщил лоб, потом продолжил: -- Я-то думал...
-- Подожди, Егор, не забивай мне голову своими домыслами. Значит, говоришь, Рая приехала сказать, что Наташа умерла, так?
-- Ну-у, -- выдавил из себя Егор и кашлянул.
-- О, Господи, значит, отстрадала моя подруженька! Как же она, бедняжка, мучилась, как пожить хотела и сколько с мужем им пришлось помотаться по белу свету. Так и не помогли никакие профессора. Ай-ай-ай, -- застонала Валентина. И вновь в слезы. Но чтобы Егор их не видел, поднялась и ушла в дом. Хотелось побыть одной. Егор ничего не поймет, да и говорить о себе пока ничего не станет: вначале надо с братом посоветоваться. А по Наташе лучше одной выплакаться, пусть она ее переживания услышит. Если б не похоронили, сейчас же собралась и уехала. За Валентиной захлопнулась дверь, а Егор остался сидеть на скамейке.
XI
Валентина разделась и прилегла на кровать. В голове: Наташа, Егор, Миша. Но больше всего в сознании мелькает красивая, молодая, с распущенными светлыми волосами Наташа, которой теперь уже нет. Вздохнув, стала вспоминать. Как же в жизни все так странно переплелось. Егор встречался с Наташей, а женился на ней, сама встречалась и любила (чего теперь-то таить) Мишу, а он уехал и семью завел с другой женщиной. Наташа умерла, и Миша доживает. Да и у самой впереди неизвестно что. Врачи хитрят, всей правды не говорят и можно лишь догадываться, а эти догадки и предположения еще больше пугают.
Свою жизнь Валентина поделила на две части. Первая -- когда ни капельки не задумывалась о смерти, ведь жизни впереди было непочатый край. Таких мыслей в голове даже не возникало. Но последние случаи все перевернули с ног на голову.
Пояснения врачей насчет срочности операции выбили из себя. Выходит, что по-другому никак нельзя. Но что она дает? А если это не язва, а что-то другое? Вновь и вновь, до мельчайших подробностей, воспроизводила в памяти происшедшие с ней два последних случая. Боль переносить умела. Но, оказывается, боли тоже бывают разными. Она вспомнила именно эти: резкие, ужасные, дикие, до потери сознания, после чего бросало в пот: холодный, липкий, противный, а затем расползавшуюся по всему телу слабость. Как же она молила Бога, чтобы подобного с ней больше не повторилось. Неужели все это от небольшой, с копеечку, а может чуть побольше, язвы? Раньше язвочка то открывалась, то рубцевалась, но было вообще-то все нормально, а в последние годы желудок вообще не тревожил. Нет, тут что-то другое, но что? Она уже об этом тысячу раз думала-передумала. Почему врачи крутят вокруг да около? Ей-Богу, можно с ума сойти.
Было слышно, как в коридор вошел Егор и стал разуваться. Потом открыл дверь и осторожно прошел в спальню.
"Чего это он? Неужели начнет приставать с расспросами"? -- подумала Валентина. Ей этого не хотелось. Но Егор зашел, чтобы взять пачку сигарет.
-- Извини, -- сказал он, -- без курева остался. -- Прикрывая за собой дверь, доложил, что пойдет в сарай. В сарае он мог часами что-нибудь мастерить. А с ней сегодня необыкновенно вежлив. Ничего делать не хотелось. Лежала бы и лежала. Освободившись от слез, глаза блуждали по небогатому убранству их спальной комнаты. Простенький абажурчик свешивался с потолка, шифоньер и две деревянные одноместные кровати. Валентина и Егор давно спят раздельно. Да и в остальных комнатах тоже не богато. С чего было богатеть-то? У Егора зарплата не велика, а у нее тем более. За все время, как в город перебрались, купили с помощью Антона холодильник, телевизор, диван и ковер. Просто так нигде и ничего не купишь, все по блату да по знакомству, а в магазинах на дефицитный товар огромный спрос.
Антон, Антон... Если бы не он, не видеть бы им городской жизни. Возможно, и сама давно Богу душу преставила.
-- Да-а, чего лежать-то, чего дожидаться. Нужно идти к соседям да звонить брату, пока дома одна бабка. Она с глушью и сидит у окошка, чтобы не прозевать хозяев. Увидит -- дверь откроет. -- Поднялась, поправила постель, вышла во двор. Ее увидел Егор.
-- Ты куда собралась? -- крикнул, приоткрыв в сарае дверь.
-- К соседям, -- махнула рукой, -- Антону позвоню. Узнаю, как там у него.
-- Привет передавай. Только не задерживайся.
Молча постояла около калитки. На улочке ни души. Подумала, как лучше обо всем сказать Антону, его ведь тоже нельзя расстраивать. Ясно, что отказываться от операции ей нельзя, тем более, если врачи настаивают. Значит так надо. Вот выйдет брат из больницы -- разберется. Интересно узнать, когда самого-то выпишут. Вздохнув, пошла к соседям.
Слава Богу, бабка Таня сидела у окошка. "Значит, сын с невесткой с работы еще не пришли, а внук в школе", -- подумала Валентина. Увидев ее, бабка Таня приветливо кивнула головой. Валентина покрутила ладонью, потом приложила ладонь к уху. Та поняла, что соседке надо позвонить и пошла открывать дверь.
Дозвонилась сразу. Мужской голос попросил не класть трубку и подождать. Ждать, однако, пришлось довольно долго. Валентина подумала, что о ее просьбе позабыли. Но в это время услышала голос Антона:
-- Алло, слушаю.
-- Здравствуй, брат, это я.
-- Привет, сестрица, рад слышать.
-- Да вот, брат, позвонила узнать, как там у тебя лечение проходит. Может, привезти чего надо?
-- У меня все нормально, прохожу курс лечения, а насчет еды не ломай голову. Тут меня завалили всем. Как у тебя-то дела? Да, забыл сказать, что просьбу Раи наполовину выполнил, даже заезжал к ней и приветы от всех передал.
-- Спасибо, брат, что не забыл. Это Рае как бальзам на душу.
-- Ладно хвалить-то, как у тебя?
-- У меня? -- Валентина прервалась, чтобы сосредоточиться, как поудобней ответить.
-- У меня, брат, дела идут: сдала анализы, прошла как положено обследование.
-- Чего так долго?
-- Меня ведь с поликлиники в онкологический диспансер направили. Там еще, брат, проверяли.
-- Даже там? -- послышался удивленный голос Антона. -- И каков результат?
-- Результат такой, что сказали надо побыстрей ложиться на операцию.
-- Во-он как? На операцию? -- Голос Антона встревожен, он хочет понять, в связи с чем обследование продолжили в онкологическом диспансере. Как только вопрос коснулся операции, голос Валентины предательски задрожал.
-- Чувствую, брат, я себя в общем-то ничего, только вот врачи торопят с операцией. А почему, сама не знаю. -- Как ни крепилась, а все-таки не сдержалась и громко всхлипнула, хотя и зажала потом трубку рукой.
-- Ты что, Валь, никак плачешь?
-- Да нет, брат, смеюсь. Это смех у меня такой.
-- Кончай шутить, тоже мне -- смеюсь, -- голос Антона стал жестким. Он знал, как на сестру влиять в таких случаях. -- Значит так, постарайся держать себя в руках и не расстраиваться. Я с этим делом быстро разберусь. Повторяю -- держи себя в руках. Слышишь?
-- Слышу, Антон, слышу, все поняла, спасибо тебе. Нам, брат, пора кончать, а то от соседей звоню.
Поблагодарив бабу Тоню, Валентина вышла на улицу и там дала волю слезам. Но стало смеркаться, и ее мокрых глаз никто не видел.
XII
На завтрак были бутерброды и чай. Лена спешила и чай не допила. Чмокнув родителей в щеку, быстро оделась и ушла. Егор недовольно пробурчал вслед дочери, что без завтрака путевой работы не будет. Замечание отца Лена уже не слышала. Сам Егор ел всегда размеренно, не спеша. Кроме бутербродов Валентина приготовила для него макароны с котлетой. А после завтрака стала собирать на обед сумку с едой -- муж в столовую не ходил. Одевался Егор тоже неспешно и выглядел вполне эффектно: приличная куртка, рубашка с галстуком, наглаженные брюки и всегда до блеска начищенные ботинки. А в руках лишь небольшая сумочка с едой. Увидев на улице высокого стройного Егора, никогда не подумаешь, что идет работяга из горячего цеха механического завода, с четырехклассным образованием.