Черные щиты

В этом он отличался от Гассема, который мог позволить себе бездумно тратить людей. Для него жизнь воинов не значила ничего. Люди были лишь средством для удовлетворения честолюбивых устремлений. Судя по донесениям соглядатаев, Гейл понимал, что единственными, кого ценит Гассем, были шессины, а прочими он жертвовал без всякой жалости. Сомнительно также, чтобы он ценил шессинов лишь потому, что они были его соплеменниками: просто это были лучшие воины.

Как мог, Гейл старался гнать прочь мысли о Лериссе, но это ему не удавалось. Некогда он без памяти любил ее, а она предала его ради Гассема. Теперь она повсюду сопровождала своего супруга и правила во Флории как королева. Пашар показывал ему послания от Лериссы к Шаззад. Их писала двоюродная сестра принцессы, ныне ставшая пленницей Гассема, и потому говорить об этом Пашару явно не доставляло удовольствия. Но тщетно силился Гейл в этих письмах отыскать хоть какие-то черты той Лериссы, которую знал прежде. Та девочка отличалась от всех прочих детей так же, как и он сам, — именно поэтому они сдружились с малолетства. Он был сиротой и ощущал интерес к миру духов, отнюдь не свойственный шессинам. Впрочем, уже тогда между ними были важные различия: в отличие от низкорожденного Гейла, Лерисса была дочерью племенного вождя. Повзрослев, девушка превратилась в удивительную красавицу.

Впрочем, Гейл прекрасно осознавал, насколько бесплодны все его мысли и сожаления. Даже если бы шессины не изгнали его из племени, Лерисса никогда не стала бы его женой. А теперь об этом и вовсе нечего говорить. Он порвал с племенем, и теперь у него было королевство, любимая жена и дети.. И все равно, он не мог думать о Лериссе без боли. Боль причиняла любовь, что он прежде питал к ней… И ее предательство. Возможно, Гассем подкупил ее или же изначально зло таилось в ее душе? Впрочем, как мог он рассуждать о добре и зле? Вера Гейла давно уже не была столь наивной и чистой, как в юности, и он не знал ответа на все эти вопросы.

Прежде он полагал, что и Шаззад воплощает в себе зло. Он даже подозревал, что именно она наняла человека, пытавшегося прикончить Гейла, но теперь он понимал, что стать такой ее вынуждало общество, где никто не принимал всерьез любые моральные устои.

Но все изменилось после вторжения Гассема: Шаззад по сути стала править королевством. Действия ее были решительными и беспощадными, так что даже многое повидавшие на своем веку невванцы со страхом вспоминали о людях, распятых на крестах и о пытках, которым подвергались подозреваемые. Однако, жестокость ее была отнюдь не бессмысленной. Гейл видел, что она действовала ради укрепления Неввы и власти отца. При битве в гавани Флории она пожертвовала собственной свободой, а, возможно, и самой жизнью ради спасения короля, — и всей державы. Сейчас Гейл готов был предположить, что в ту пору много лет назад не принцесса, а именно Пашар нанял для него убийцу, но, впрочем, теперь это не имело никакого значения. Сейчас нужно было победить Гассема!

Ибо в одно Гейл по-прежнему верил твердо: Гассем воплощал в себе мировое зло.

Тем временем, разведчики принесли важное донесение.

— Впереди стоит войско Омайи, государь. Их великое множество. Они выстроились в шеренги, но воинским искусством явно уступают невванцам. Вооружены лишь щитами и копьями, и мало у кого есть мечи. Однако, их армия очень велика и почти вдвое превосходит нас числом.

— Одолеть их будет нелегко, — с невозмутимым видом добавил другой разведчик.

— А были ли среди них воины Гассема? У них должны быть волосы того же оттенка, что и у меня, а из вооружения — длинные копья и черные щиты.

— Мы не сумели подобраться достаточно близко, так что трудно сказать наверняка, — отозвался первый разведчик. — Их войска выстроились посреди чистого поля, а в окрестных лесах слишком много людей, чтобы мы могли проскользнуть там беспрепятственно.

— Придется отправиться и взглянуть самому, — решил король.

Своим помощникам он отдал приказ разбивать лагерь. Если бой должен состояться, — то не раньше, чем на завтра.

Взяв с собой разведчиков, Гейл двинулся по направлению к неприятельскому войску. Они по-прежнему находились далеко к югу от Змеиной реки, но король был уверен, что омайцы совершат переправу. Однако, сейчас самым главным было узнать, успела ли армия Омайи объединиться с войсками Гассема. Если это случилось, то бой будет очень нелегким, хотя Гейл и надеялся застать врага врасплох и одним ударом сокрушить обоих неприятелей. В том же случае, если войска еще не успели объединиться, то следует начать с небольших стычек. У его всадников не было большого военного опыта, и сейчас им как никогда нужны были победы, дабы укрепить свой дух.

Час спустя Гейл и его спутники остановилась около поросшего лесом холма. Дорога вела между двумя вершинами к седловине горы.

— Их можно увидеть с вершины, мой король, — сказал разведчик.

Гейл слез с седла и передал поводья одному из своих людей, а затем достал мощную подзорную трубу.

— Спрячьтесь получше и ждите меня здесь. Дальше я пойду один.

Король знал, что эмси, к племени которых принадлежали разведчики, гораздо лучше чувствовали себя верхом, чем пешими.

Гейл ступил под сень деревьев. Свой длинный меч он оставил притороченным к седлу — это оружие сейчас только мешало бы ему. Он сунул сложенную подзорную трубу за пояс и достал из кармана длинный мягкий чехол, который надел на острие копья, чтобы блеск не выдал его. Каждый шессинский воин всегда имел при себе подобный чехол для защиты оружия от непогоды.

Король стал подниматься на холм. Торопиться было ни к чему, и он продвигался медленно, прислушиваясь к своим ощущениям. Пробудившиеся от долгой спячки птицы и животные спаривались, строили гнезда и метили свою территорию. Их совершенно не тревожило близкое соседство людей.

Судя по картам, имевшимся у Гейла, между рекой и грядой холмов лежала широкая затопленная равнина. Во время сезона бурь с гор стекали потоки воды, и уровень воды в реке резко повышался. Дорога, по которой двигалась армия Гейла, упиралась в место, где существовал брод, когда вода стояла низко, и где было удобно переправляться на пароме, когда вода поднималась. Король прикинул, что если омайцы построят плоты, то переправа займет у них не больше пары дней.

С вершины холма Гейл оглядел лагерь омайской армии, который был разбит между холмами и рекой. Гейл оценил численность войска Омайи примерно в пятнадцать тысяч человек. Его разведчики почти не ошиблись, хотя и брали в расчет только всадников. Если бы армии Омайи и Неввы встали друг против друга в открытом поле, они оказались бы почти равны. Небольшое преимущество Омайи ничего не значило. Если все пойдет по намеченному плану, то появление верховых лучников Гейла окажется для противников неприятной неожиданностью.

Гейл ощутил приближение омайских разведчиков и лесорубов задолго до того, как те смогли бы его заметить. Он ощущал тревогу лесных обитателей, которую те испытывали при приближении человека. Король бесшумно прокрался между деревьями и, достигнув зарослей кустарника, уселся, скрестив ноги и положив рядом с собой копье. Потом он достал подзорную трубу.

Это замечательное устройство позволяло рассмотреть все в подробностях, но расстояние между ним и объектом наблюдения все же оставалось слишком большим. Люди казались крошечными фигурками, а их одежду и внешность различить было и вовсе невозможно.

Однако Гейл мог видеть шатры всех цветов, форм и размеров, что явно указывало на большое число племен, принимавших участие в походе.

Воины Омайи не готовились к сражению — казалось, они просто бездельничают, собравшись у костров. Их оружие было свалено без присмотра. В этом лагере не чувствовалось никакого порядка. Дозоры были выставлены только вокруг лагеря, что Гейл счел серьезной ошибкой. Он сам расставил бы часовых вдоль гребней холмов и выслал бы конные дозоры на несколько миль ниже по дороге. Омайцы не узнают о приближении невванской армии до тех пор, пока не окажутся с врагом лицом к лицу. Это было на руку Гейлу, и в то же время он испытывал определенную досаду, что солдаты — пусть они и воевали на стороне противника — вынуждены подчиняться легкомысленным болванам. Да, похоже, этим войском командует отнюдь не Гассем.