Смотри на меня

– Что, черт возьми, вы затеяли, Уинтер? – Тэйлор затянул свой ремень так туго, насколько это было возможно.

– Увидишь. Готовы! – заорал я пилоту. – Мы здесь, все готовы.

От первой бочки у меня перехватило дух.

5

На подлете к Дейтону самолет снизился, и я смог рассмотреть округ во всей красе. Мы пересекли границу между Арканзасом и Луизианой на высоте всего девятисот метров, и можно было получить представление о рельефе, но без тех деталей, которые видны с трехсот метров. Мы пролетали леса, озера, фермы и холмы, которые никак не спутаешь с горами, и россыпи маленьких городков, соединенных двухполосными дорогами. Места было много, а людей довольно мало.

Считается, что у каждого штата есть своя изюминка, но все же у некоторых штатов она сильнее выражена. Луизиана – в тройке лидеров. Этой индивидуальностью гордятся и носят ее, как почетную медаль. Во-первых, это единственный штат, который поделен не на округа, а на приходы. Луизиана сложилась на месте испанских и французских колоний, и такое административное деление имеет римско-католические корни.

Французское и испанское влияние не ограничивается географическими рамками. Его можно увидеть в архитектуре, кухне и других проявлениях, заметных и не очень, которые и делают Луизиану столь непохожей на остальные сорок девять штатов.

Первое, что удивило меня в Дейтоне, – это отсутствие болот. Луизиана обычно ассоциируется с болотами и аллигаторами, каджунской кухней и Марди Гра. Фермы как-то не приходят в голову, хотя именно их я и видел – лоскутки полей разных оттенков зеленого и коричневого.

Дейтон расположен на шестьдесят метров выше уровня моря, а некоторые районы Нового Орлеана – на два метра ниже. Этот простой критерий делит штат на северную и южную части. По ощущениям, мы летели где угодно, но не над той Луизианой, которую я себе представлял.

Игл-Крик находился в самой южной части прихода Дейтон, в шестнадцати километрах к северу от шестиполосного шоссе I-20, которое пересекает северную часть штата с востока на запад. Город был организован так же, как тысячи других маленьких городов. Офисы, заводы и торговый центр находились на внешнем кольце, где земля была дешевле. Вокруг среднего кольца жили люди – там располагались многоквартирные и отдельно стоящие дома, школы, культурные центры, парки и стадион детской бейсбольной лиги. В центре находились административные здания.

К югу от шоссе раскинулись обширнейшие территории заброшенного нефтеперерабатывающего завода: серый бетон, выжженная земля и тонны стали сверкающих на летнем солнце конструкций из трубопроводов и емкостей. Параллельно шоссе I-20 шла железная дорога, делившая город четко напополам. Одна, уже не используемая железнодорожная ветка вела к нефтеперерабатывающему заводу.

В северо-западной части города, в идеально зеленом районе, стояли большие и дорогие дома. Они были достаточно удалены от шумного шоссе, от неприглядного старого завода, зато находились в непосредственной близости от полей для гольфа.

Мы повернули направо и оказались недалеко от аэродрома Игл-Крика. Несколько мгновений мы летели так низко над полями, что казалось, можно вытянуть руку и коснуться травы. Именно в такие моменты остро хочется верить, что пилот хорошо знает свое дело. Откуда ни возьмись появилась взлетно-посадочная полоса, и мы плавно приземлились.

Проехав мимо выставленных в ряд маленьких частных самолетов, мы въехали в ангар, который стоял в отдалении от других зданий. Как и «Гольфстрим», он был выкрашен в белый цвет, на нем не было никаких опознавательных знаков. Внутри него находились вертолет и черная патрульная машина, принадлежавшая, судя по надписям на ней, Дейтонскому отделению полиции. «Гольфстрим» подкатился к машине и остановился, заглушив моторы.

Было почти три часа дня. Перелет из Чарльстона до Игл-Крик занял ровно два часа. Я представил себе черный фон и белые цифры, ведущие обратный отсчет:

Выходя, мы попрощались с пилотом и бортпроводницей и сошли вниз. Меня тут же накрыла жаркая волна, как будто мы приземлились в тропиках. И пахло здесь соответствующе: керосином и изнемогающей под пеклом растительностью.

Я забрался в патрульную машину и сел на пассажирское сиденье. Тэйлор протиснулся на место водителя. Разделительной перегородки не было, и его кресло было отодвинуто назад насколько возможно, но все равно казалось, что Тэйлор пытается сесть в игрушечную машинку. Моя сумка и лэптоп были на заднем сиденье. Тэйлор завел мотор.

– Cью? – спросил я. – Ты мальчик по имени Сью.

– Вы о чем?

– О песне Джонни Кэша.

– Моим родителям больше нравится Мотаун.

– Ну, тогда Марвин? В честь Марвина Гэя. Марвин Тэйлор. Да, мне кажется, это хорошее сочетание.

Тэйлор засмеялся. Мы выехали из ангара, и звук двигателя стал больше похож на приглушенный рокот, чем на тарахтение. Солнечный свет заливал все вокруг, и я надел очки.

– Оставьте вы эту затею, Уинтер. Все равно не догадаетесь.

– Это похоже на вызов.

– Это не вызов, это факт.

– А ты готов свои слова подкрепить деньгами? Пятьдесят долларов.

– Пятьдесят? Это несерьезно. Как насчет двухсот?

– Ты уверен, что можешь позволить себе потерять двести долларов при твоей зарплате?

– Я точно не проиграю, – с утробным смехом сказал Тэйлор.

– Хорошо, вот тебе условия пари. Если я не угадаю твое имя к моему отъезду, я буду счастлив заплатить тебе двести баксов.

Я протянул руку, и Тэйлор снова мягко утопил ее в своей ладони.

– Можете прямо сейчас платить, Уинтер. Незачем зря терять время и силы.

Я улыбнулся и откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь теплыми лучами солнца на лице.

– Будешь смеяться, я только что хотел сказать тебе то же самое.

6

Выехав с аэродрома, уже через пять минут мы были на главной улице города – Мейн-стрит. Мы двигались с юга на север и ни разу не превысили скорость. Первым зданием была церковь, а на первом же билборде красными полутораметровыми буквами было написано: «ИИСУС УМЕР ЗА ТЕБЯ! ТЫ ГОТОВ УМЕРЕТЬ ЗА НЕГО?»

Обычно, стоит только забраться так глубоко на юг, тебя со всех сторон обступает нищета. Маленькие города просто вымирают, как после чумы, и это факт. Повсюду заброшенные, полуразрушенные здания, сплошь и рядом видишь заколоченные окна и двери магазинов. Частные дома – обветшалые, с грязными, запущенными лужайками и заржавевшими заборами из проволоки.

Но в Игл-Крике все было совершенно иначе. Куда ни посмотри, везде свежеокрашенные строения, окна которых блестят чистотой. Дорога настолько ровная и гладкая, как будто ее перекладывали неделю назад.

Парк в центре города располагался в окружении сверкающих под полуденным солнцем зданий – больших и серьезных сооружений серого и белого цвета, так контрастирующих с приземистыми двухэтажными домами на всем протяжении Мейн-стрит. Это были здания суда, мэрия и библиотека.

Центральное отделение полиции Игл-Крика находилось по соседству со зданием суда. На парковке перед ним стояли несколько патрульных машин и внедорожник. Окружная полиция явно подсуетилась в свое время и закрепила за собой черный цвет, в который окрашиваются машины и форма, поэтому городскому управлению пришлось довольствоваться желтым. Черная машина смотрится более выигрышно. Как и все остальные объекты Мейн-стрит, автопарк полицейского управления сверкал так, как будто только что сошел с конвейера.

В центре парка стоял белый памятник какому-то строгому мужчине, и рядом на флагштоке висел национальный флаг. Ветра не было совсем, и флаг просто безжизненно свисал с флагштока. Его цвета были настолько яркими, что слепили глаза. Трава была пострижена так идеально, что хоть в гольф на ней играй.

Мы продолжали продвигаться на север, и здания снова сменились на двухэтажные. На первых этажах располагались магазины, на втором – квартиры. Полицейский участок окружного управления располагался в большом здании в северном конце Мейн-стрит.