Страница 12 из 25
— Да, — сказала Сюзанна. — А как же.
— Вот и здесь так говорят, а пошло это присловье с истории о Стражах. Все они якобы носили с собой запасные мозги, да не в голове, а в шапочке. — Стрелок посмотрел на них совершенно затравленными глазами и опять улыбнулся. — Не очень-то она была похожа на шапочку, а?
— Нет, — откликнулся Эдди. — Но сказка ложь, да в ней намек — чтоб спасти наши шкуры, хватило.
— Теперь-то я думаю, что искал одного из Стражей с тех самых пор, как пустился в свое странствие, — продолжал Роланд. — Когда мы разыщем врата, что стерег этот Шардик, — хитрость невелика, стоит лишь пройти вспять по его следу, — мы наконец узнаем, куда держать путь. Нужно будет стать к вратам спиной, а затем просто идти вперед, не сворачивая. К центру круга… к Башне.
Эдди открыл рот, чтобы сказать: «Ладно, давайте-ка поговорим об этой Башне и наконец раз и навсегда выясним, что она такое, какой в ней смысл и, самое главное, что с нами произойдет, когда мы туда доберемся» — но мгновенье спустя снова закрыл, не издав ни звука. Час еще не пробил — не время было говорить о Башне сейчас, когда Роланд так явно страдал. Когда лишь искра их костра не давала мраку ночи подступить вплотную.
— Теперь пойдем дальше, — тяжело молвил Роланд. — Я наконец обрел свою дорогу — после стольких долгих лет я отыскал верный путь… но в то же время я, кажется, теряю рассудок. Мое здравомыслие рушится, разваливается, подобно тому, как оползает под ногами крутая насыпь, размытая дождем. Это — наказание мне за то, что допустил гибель мальчика, никогда не существовавшего. И это — тоже ка.
— Что за мальчик, Роланд? — полюбопытствовала Сюзанна.
Роланд быстро взглянул на Эдди.
— И ты не знаешь?
Эдди помотал головой.
— Но я говорил о нем, — сказал Роланд. — Даже бредил им, когда болезнь моя была в разгаре, а сам я — при смерти. — Голос стрелка вдруг поднялся на пол-октавы, и он так здорово передразнил Эдди, что Сюзанна ощутила внутри тугую спиральку суеверного страха: «Если ты не перестанешь болтать про этого проклятущего пацана, Роланд, я заткну тебе пасть твоей же рубахой! Обрыдло про него слушать!» Помнишь такой разговор, Эдди?
Эдди тщательно обдумал вопрос. Пока они с Роландом с великими муками пробирались берегом моря от двери с надписью «НЕВОЛЬНИК» к двери с надписью «ВЛАДЫЧИЦА ТЕНЕЙ», стрелок говорил о тысяче разных вещей и в горячечных монологах упоминал, кажется, тысячу имен — Аллен, Корт, Джейми де Кэрри, Катберт (это имя чаще всех прочих), Хэкс, Мартин (или, возможно, Март, как месяц), Уолтер, Сьюзан; помянул даже какого-то парня с невероятным именем Золтан. Эдди очень устал слушать про всех этих людей, с которыми никогда не был знаком (и вовсе не стремился знакомиться), но, конечно, у Эдди в то время были и свои проблемы — взять хотя бы героиновую абстиненцию или постоянно томившее его чудовищное изнеможение, какое бывает после долгого авиарейса, когда нарушаются все биоритмы организма. Впрочем, справедливости ради следовало признаться: Эдди догадывался, что Роланду его Сказочки С Надломом (про то, как они с Генри вместе росли и вместе стали торчками) опостылели не меньше, чем ему — байки Роланда.
Но он не помнил, чтобы когда-нибудь обещал заткнуть Роланду пасть его же рубахой, если Роланд не перестанет болтать про какого-то там пацана.
— Ничего не припоминаешь? — спросил Роланд. — Совсем ничего?
Да точно ли ничего? А легчайшая неуловимая щекотка, сродни ощущению dèja vu, возникшему у Эдди, когда он разглядел пращу, затаившуюся в торчащем из пня куске дерева? Эдди попытался понять, что это за щекочущее чувство, но того как не бывало. Вообще не было, решил Эдди, просто мне очень хотелось, чтобы было — уж больно Роланду худо.
— Нет, — сказал он. — Извини, старина.
— Но я же рассказывал тебе. — Голос Роланда звучал спокойно, но под невозмутимостью тона алой нитью билась и трепетала настойчивость. — Мальчика звали Джейк. Я принес его в жертву — погубил — ради того, чтобы наконец догнать Уолтера и заставить говорить. Я сгубил его под горами.
На этот счет Эдди мог высказаться более категорично.
— Ну, может, так оно и было, только рассказывал ты другое. Ты говорил, что пробирался под горами в одиночку, на какой-то раздолбанной дрезине. Пока мы волоклись по взморью, про это ты много говорил, Роланд. Про то, как страшно было одному.
— Я помню. А еще я помню, что рассказывал тебе про мальчика и про то, как он сорвался с эстакады в пропасть. Зазор между этими двумя воспоминаниями и разрывает мой рассудок.
— Ничего не понимаю, — обеспокоенно подала голос Сюзанна.
— А я, — сказал Роланд, — по-моему, только начинаю понимать. — Он подбросил в огонь валежника — в темное небо винтом взвились толстые снопы багряных искр — и вновь устроился на прежнем месте между Эдди и Сюзанной. — Сейчас вы узнаете чистейшую правду, — начал он, — а следом — чистейшую ложь… которая должна быть правдой.
В Прайстауне я купил мула, и когда наконец добрался до Талла, последнего поселка перед пустыней, животное еще было полно сил…
Так стрелок приступил к той части своего длинного повествования, что живописала самые недавние события. Уже знакомый с ее отдельными отрывками Эдди, тем не менее, увлекся до крайности, весь обратясь в слух наравне с Сюзанной, слышавшей историю Роланда впервые. А стрелок говорил и говорил — о заведении, где в уголке шла нескончаемая игра в «глянь-ка»; о тапере по имени Шеб; об Элли — женщине со шрамом на лбу… и о Норте, травоеде, что умер и был воскрешен человеком в черном, вдохнувшим в него некое подобие темной, нечистой жизни. Он поведал им о Сильвии Питтстон — воплощении религиозного безумия — и о последней катастрофе, трагическом кровопролитии, когда он, Роланд Стрелок, убил всех до единого мужчин, женщин и детей в поселке.
— Бляха-муха! — тихим потрясенным голосом выдавил Эдди. — Теперь понятно, Роланд, почему у тебя была такая напряженка с патронами.
— Тихо! — оборвала его Сюзанна. — Дай ему закончить!
С тем же бесстрастием, с каким он пересек пустыню, миновав хижину последнего поселенца — молодца с буйной, доходившей почти до пояса рыжей шевелюрой — Роланд продолжил свой рассказ, и Эдди с Сюзанной узнали, что мул в конце концов издох. Даже того, что ручной ворон поселенца, Золтан, выклевал мулу глаза, не утаил стрелок.
Он рассказал о потянувшейся затем веренице долгих дней и коротких ночей в пустыне, о том, как от кострища к кострищу шел по следу Уолтера и как наконец, валясь с ног, полумертвый от обезвоживания, вышел к постоялому двору.
— Там не было ни души. Думаю, этот постоялый двор запустел еще в ту пору, когда оный медведь-великан был новехонек. Я провел там ночь и поспешил дальше. Вот так… а теперь я расскажу вам другую историю.
— Чистейшую ложь, в которой каждое слово, тем не менее, должно быть правдой? — спросила Сюзанна.
Роланд кивнул.
— В этой выдуманной истории — в этой небылице — стрелок по имени Роланд встретил на постоялом дворе мальчика по имени Джейк. Мальчика из вашего мира, из вашего города Нью-Йорка, из когда, лежащего где-то между 1987 годом Эдди и 1963 годом Одетты Холмс.
Эдди нетерпеливо подался вперед.
— А есть в этой истории дверь, Роланд? Дверь, помеченная «МАЛЬЧИК» или как-нибудь в этом роде?
Роланд покачал головой.
— Для мальчика дверью стала смерть. Он шел в школу, когда какой-то человек — человек, которого я посчитал Уолтером, — вытолкнул его на мостовую под колеса автомобиля. Мальчик слышал, как этот человек сказал что-то вроде «Дайте пройти, пропустите меня, я священник». Джейк увидел этого человека — всего лишь на миг — и очутился в моем мире.
Стрелок примолк, глядя в огонь.
— Теперь я хочу ненадолго прервать рассказ о мальчике, который никогда здесь не появлялся, и вернуться к тому, что случилось на самом деле. Согласны?