Последний пожар

– Это по – деловому, – сказал грустно Анатолий, – А ты, Сёма, нахваливаешь. Настоящий друг не побоится сказать правду, хотя и горькую. Видать, ничего из моих потуг не получится.

– Надо работать. Только у гениев получалось сразу. Не унывай, – сказал Чикалёв. – Поэтом великим можешь ты не стать, а пожарным хорошим быть обязан. Дня два. Три.

Парни вышли на пологий берег продолговатого озера, которое заметили из вертолёта. Дымил мох, шипели гнилые сучья. Пожар, начавшись, вероятно, на берегу, уходил влево по взгорку, заросшему старыми редкими соснами. Пожарные увидели полуразваленный шалаш, кучу кедровых шишек.

– Смотрите – чешуя, – сказал Толя, указывая рукой в воду.

– А вон сети, стоят, – сказал неуверенно Чикалёв.

Лишь Семен, молча, разглядывал пожарище, озеро, примятую у шалаша траву. Он снял кузов, прислонил к берёзе ружьё.

– Охотники были, – сказал Тимка. – Они вернутся.

– Этим бы охотникам штрафик пришпондырить. Ведь века прошли, а огнём так и не научились распоряжаться, как следует, – ворчал Толя, вынимая из кармана пачку печенья. – Я что-то проголодался. Кто будет? Бестолковые люди. Неужели, нельзя воды плеснуть на кострище, когда уезжаешь домой. Лень – матушка вперёд людей на земле появилась, – жуя, говорил Смеркалов.

– У меня идея! – воскликнул Тимка, перебивая товарища. – Мы с Толиком тушим, а ты поохоться. НЗ – съели в вертолёте. Сетёнки проверишь. Идёт? Вино – вот оно. Подбей уточку, Сёма. Смотри. Полетели.

– Мы тебе отгул даём. Если сети стоят, значит, и облас где нибудь. Мы здесь поживём, и поджигателей поймаем. Они не могли далеко уйти. Вертолёт услышали и спрятались. – Чикалёв раздвинул ветки шалаша.

– Может, сначала начнём тушить? – предложил Семён. – Охота не уйдёт. Что там? Вещмешок. Не трогайте. Чужое. А вот котелок. Ты прав. Он не мог далеко убежать. Идём на пожарище. Осмотреть нужно границы и залить в опасных местах.

Чикалёв набрал воды в эрло, завязал горловину и двинулся к дымящемуся высокому муравейнику. Телегин и Смеркалов последовали за ним. Качая насосами воду из резиновых мешков, пожарные заливали дымящиеся колодины, тлеющий мох. Через час ребята встретились.

– Пожарчик – так себе, – повторил Смеркалов. – Он сам завтра погаснет.

– Темнеет и становится холодно, – проговорил Телегин. – Смотрите, что-то волокли.

– Где же поджигатели? – осматривался Анатолий. – Вы идите по следу, а я займусь костром.

Семён и Тимка, сняв опрыскиватели, заторопились по следу. Метров через двадцать поняли, что идут по тропинке. Чикалёв достал переснятую карту, попытался сориентироваться. Компас – подарок Сергея – помогал лишь в подобных случаях. Семён помнил все повороты Кети. Безошибочно указывал, где и на каком расстоянии находятся ближние рыбные озера.

– Недалеко река, – сказал он, подходя к Тимке. Семён зачем-то наклонился. Через пять метров Чикалёв увидел лежащего в неудобной позе человека, перевалившегося через бревно. Обгоревшая одежда висела клочьями, на распухших руках – волдыри.

– Дышит, – сказал Телегин.

– Дышу. Водички бы.

Пожарные аккуратно подняли пострадавшего, и медленно повели по тропе. Кеть была мрачна. Невысокие волны равнодушно швыряли на песок грязные клочья пены, мелкие обломки веток и тут же слизывали их, унося за собой. От тёмной воды сильнее запахло мокрым гнилым деревом и мазутом. Низкие серые облака вытягиваясь, разрывались, уплывали за высокие сосны, растущие на противоположном берегу. Парни нашли лодку. «Казанку», спустили на воду.

– Там мешки с орехом, – сказал незнакомец. – Возьмите себе.

– Это потом, – проговорил Телегин. – Тимка, собирайте вещи с Толиком. Аптечку быстрей. Мазь от ожогов. Его надо в больницу. Наш технорук. Я его знаю.

– Куда ближе? По карте посмотрим. Кажется, до дома дальше, – сказал Чикалёв. – Поедем в райцентр. Но тогда против течения. Была бы рация.

– Была. Мы баловались. Отобрали. Толя с самолётом связался. С пролетающим. Пассажирским. Как-то ночью.

Анатолий, чистивший рыбу, узнав о пострадавшем, быстро начал собирать вещи, погасил костёр, отлил из ведра закипевшую воду. Тимка выволок тяжёлый рюкзак погорельца, свернул палатку.

– В обласок давай всё сложим. Я сети проверил. Уха была бы хорошая. Много карасей попало. Не все выпутал. А сети снял. …Аптечка у меня.

– Всё собрали. Ничего не забыли, – проговорил Чикалёв, осматривая стоянку. Взявшись за тросик, парни потащили гружёный облас на берег Кети. Выбежавший навстречу Семён, заглянул в долблёную лодку.

– Лопаты? Где оставили?

– Сём, а если чаю попить, – проговорил Смеркалов. – Я заварил. …Находу пожуём, вина попьём. День рождения у моего Юрки.

На дно лодки постелили палатку, уложили пострадавшего. Затолкали в багажник мешки с продуктами. Тимка состригал ножницами прорвавшиеся волдыри и мазал ожоги на ногах. Обгоревшие резиновые сапоги, а точнее, то, что от них осталось, сняли с трудом, разрезая ножами.

Николай Кошкин рассказал, что, получив отпуск, решил порыбачить, заготовить кедрового ореха, чтобы сделать подарки, а потом семьёй отправиться на Алтай. Родители ещё не видели внучку. Кошкины окончили Красноярский лесотехнологический институт, получили распределение. Николай работал мастером верхнего склада, а через два месяца поставили начальником Магзырского лесопункта. Карась шёл плохо, а кедровая грива оказалась далеко. Сосед дал лодку и сети, рассказал, как найти озеро. Пошли дожди. Палатку промочило. Поставил на скорую руку. Простыл. Поднялась температура.

Лодку сволокли к реке. Телегин укрепил подвесной мотор «Вихрь», проверил бензин в запасных бачках. Облас хотели бросить, так как на буксире, он сильно бы «тормозил».

– Облас чужой. Когда за ним ещё приедет, а получится нехорошо; ведь хозяин надеется, что вещь вернёт в сохранности. Всё можно списать на случай, отдать деньги. Выйдет, не сдержал слово. – Телегин предложил укрепить долблёнку на носу «Казанки». Пока Тимка привязывал лодчонку, Смеркалов сбил с лопат черенки, и, привязав к ним углы брезента, соорудил навес.

Сильное течение несло лодку. Двигатель не желал запускаться. Чикалёв пытался править веслом, направляя «дюральку» поперёк волн. Телегин дёргал пусковой тросик, проверял подачу топлива, открывал и закрывал кран. Неожиданно двигатель зарокотал, и лодку рвануло вперёд.

…Холодные мелкие брызги попадали на лица. Повороты разматывались один за другим. Сёмка правил на белеющие перевальные столбы, увидев очередной столб, менял курс. Лодка двигалась зигзагами. Этим рулевой, вероятно, хотел сократить расстояние. Навстречу не попадались ни катера, ни лодки рыбаков. Даже чаек не видно.

Кошкин мог забить колья, установить на них перевёрнутый обласок, но не догадался. В институте не преподавали, как спасаться в тайге от непогоды. Научили разрабатывать деляны, строить лежнёвые дороги. Ему дали знания, как вырубать лес, а как жить в нём без удобного вагончика не рассказали.

Ночью пошел ливень. Утром Николаю удалось развести большой костёр, просушить одежду. Собрав куски бересты, которыми укрывал кедровые шишки, сложил на себя и заснул. Спать пришлось недолго. Подсохшая береста скрутилась, туго обвила ноги, а выпавший уголёк поджёг её. Кошкин заметался, пытаясь освободиться от пут. Истекая чёрными слезинами, береста запылала. Николай срывал её. Загорелись брюки и болоньевая куртка. Бросился в воду озерка. Попытался выйти на берег, но боль возникла нестерпимая, потерял сознание. Очнулся от вертолётного гула. Попытался махать руками. Его не видели. Лежал в воде. Перед глазами стояли плоские ленты кустов чернотала. Снова попытался встать, но боль загнала в холодную воду. Звук удаляющегося вертолёта, истончался, как рыбья чешуйка.

Николай вспомнил детство. Отец пахал на тракторе землю, комбайном убирал урожай. Мама работала дояркой на ферме. Он хотел стать механизатором, как отец, как старший брат, как все Кошкины – известные в районе земледельцы. Не стал.